Сансара

Утреннюю тишину и идиллию нового дня нарушил рингтон телефона. Комнату заливал такой непривычный для Питера теплый солнечный свет. Солнечные зайчики играли на всех доступных светилу поверхностях. От этого в комнате стало как-то невыносимо жарко. Девушка лежала, укутавшись в лёгкое покрывало. Услышав музыку звонка, она медленно разлепила один глаз, затем второй и вытащила руки из-под одеяла. – Ало, - пробурчала Ева сквозь натянутую на голову ткань. – Подруга, салют. Спишь? - ванин голос как гром среди ясного неба. С утра такой резкий и громкий. – Тихо, не ори ты так. А ты как думаешь? - она съязвила, переворачиваясь на другой бок, в надежде найти другую, более удобную позу для последующего сна. – Сорян, Ев. Нужно твое небольшое вмешательство непосредственно в сон Мирона. – Зачем? - при упоминании его имени, девушка вспомнила то, что творилось вчера. Перспектива снова видеться с ним, да после такого, да ещё и с той телкой.. нет уж, увольте. – Сам он ни за что не встанет в такую рань, а если опоздает, то нам всем пизда вместо солнца светить будет. Выдаю тебе карт-бланш, буди его как хочешь. Обычно его танком не разбудишь, но в тебя я верю. Можешь потом ссылаться на меня, разрешаю, - весёлый и бодрый, но не такой уже убийственно громкий голос Вани так и подначивал сделать то, что он просит. – Хорошо, но учти, он там с телкой, она будет входить в стоимость моих услуг. – Как—с телкой? - совершенно растерянный голос Ивана вызвал улыбку на лице Евы. Эх ты, наивный. – Сам тебе потом все расскажет. Пошла выполнять свою миссию, а ты мне должен будешь. – Замётано! Спасибо, кис. Кисами Ваня называл всех девушек, к которым он хорошо относился и доверял. Нет, это не было выражением вульгарным, это была высокая степень доверия, ни больше, ни меньше. Вика немного попривыкала, но теперь не обращает на это внимания. Ева встала, и, пошатываясь, двинулась к выходу из комнаты. Перемещала голые ступни по нагретому солнцем паркету. Попутно придумывала, как будить дракона. Очевидно, самый распространенный способ. Она прошла на кухню и набрала целый чайник ледяной воды. Сначала, естественно, будем пытаться будить самыми гуманными способами, а потом в ход пойдет наш электронный друг с его богатым внутренним миром. Аккуратность сегодняшним утром нам ни к чему. Совсем не сдерживаясь и не стараясь быть тише, девушка открыла дверь в, как она выразилась, "обитель разврата и чужих бюстгальтеров". Мирон лежал на одной стороне кровати на животе, прикрытый по пояс одеялом, а верхняя часть его туловища не скрывалась ни под каким-либо покровом ткани. На другой стороне лежал какой-то кокон, очевидно та самая девица, с которой наш герой-любовник явился нынче вечером домой. – Мирон.. - Ева приблизилась к нему, садясь на корточки у кровати на уровень его лица. - Мирон, - снова прошептала она. Прошептала? Почему когда мы хотим разбудить человека, мы всегда сначала говорим тихо? – Мирон! - девушка возмутилась собственной глупости и тут же исправилась, повысив тон. Тут свёрток на противоположной стороне начал двигаться и раздавать нечленораздельные звуки, пытаясь выбраться из оков одеяла. – Мирон, вставай уже! - девушка потрепала мужчину за плечо. Он не подавал каких-либо признаков жизни. Так же размеренно дышал с безмятежно закрытыми глазами. Наконец, девушка смогла вывернуться из одеяла и, не ожидая увидеть здесь кого-то ещё, ошеломленно уставилась на человека, находящегося возле ее спального ложа. – Ты.. вы.. кто такая? - чувствуя, что вот-вот разгорится скандал, Ева приложила палец к губам, призывая к тишине. Конечно, крик смог бы сразу разбудить нашу цель, но, давайте признаемся сами себе, девушка хотела окатить его ледяной водой. – Чшш, не кипишуй. Соседка я его, не волнуйся. А теперь аккуратненько иди на кухню и сваргань чего-нибудь. Девушка лишь глупо хлопала глазами, открывая и закрывая рот как рыба, которую выбросили на берег. Потом, собрав остатки гордости, встала, стаскивая все покрывало, замоталась в него и грациозно уплыла прочь из комнаты, поправляя темные волосы. Даже ни слова больше не сказала. Странных он выбирает, конечно. Мирон же остался лежать в чем мать родила, не считая нижнего белья. Ева закатила глаза и продолжила трясти его, приговаривая, какой же он тупоголовый увалень. Максимальная реакция, которой она добилась, была слабая попытка ухватить ее за руку и невнятное мычание. Но она не удалась, рука осталась свисать с кровати, а тело переместилась на спину. Тем временем, с кухни стали слышны звуки чего-то жужжащего, а ночная пассия лишь однажды зашла обратно в помещение к нашим героям, дабы забрать оставшиеся вещи. – Ну что ж, пора вводить тяжёлую артиллерию, - как уже был сказано, девушка была в предвкушении. Не каждый же день тебе доводится будить человека, выливая на него целый чайник воды. Тем более, на такого человека. Как только малейшие частицы холодной жидкости коснулись теплого тела, тушка мужчины выругалась, чередуя междометия с отборными матами. Глаза его широко раскрылись, а руки сжались в кулаки. Он вскочил с кровати и зло смотрел на смеющуюся до слез в глазах и колик в животе Еву. – Видел бы ты свое лицо, боже мой, - не прекращая поток смеха, девушка пыталась вставить туда слова, размахивая уже опустевшим чайником. Мирон тем временем накрывал ее пурпурным ливнем, из которого девушка выцепила пару фраз. – Ты ахуела?! Какого хрена? - он отряхивался от воды, насколько это было возможно, и зябко съеживался, передёргивая плечами, - вали из моей комнаты, в который раз говорю. Она выпрыгнула из его обители, как ошпаренная, весело и задористо смеясь. Все-таки классную ей задачу подкинул Ваня, надо будет отблагодарить. Войдя на кухню, чтобы водрузить уже ставшую реликвией чайник, девушка обнаружила лишь две кружки дымящегося кофе и... И больше никого, как ни странно. Видимо, ночная возлюбленная решила не мешать и быстренько смылась, как мило. Забрав свою долю кофе, Ева отправилась в свою нору, планирую очень "продуктивно" провести выходной день. Мирон заходил к ней лишь один раз, грозясь, что отомстит ей и Ване за такое пробуждение, но, тем не менее, не было заметно никаких признаков плохого настроения. Лишь напускной злой и сердитый голос, чтобы показать, мол, "я не шучу!" А когда он вообще шутил? День проходил, как и планировалось. Ничего нового, ничего интересного. Поговорила с Викой, решили встретиться завтра, в обед, прогуляться по магазинам. Давно у них не было совместного шоппинга, было что обсудить. Снова писал бывший, Ева его успешного заблокировала, прочитав смс в стиле "зайка, дорогая, давай встретимся, надо поговорить!.." и посмотрев на пару пропущенных с того номера. Эх, бессердечной вы стали женщиной, Ева. Хоть какое-то движение началось лишь к вечеру, как обычно и происходит. Притащился Мирон, благо никого не ведя под ручку в свою спальню. Он лишь стремительно прошагал в свою берлогу мимо сидящей на диване Евы, не удосужившись обратиться на нее внимания. Когда он проходил, от него остался запах ветра и табака, аромат коего сам по себе казался очень отвратным Еве. Время уже близилось к полуночи, как на дисплее телефона высветилась надпись "мамуля". – Что за черт?.. Да, мам? С первого мига в голове крутилось "что-то случилось". От трубки веяло холодом и отстранённостью. – Мам? Скажи что-нибудь, - по ту сторону трубки были слышны тихие всхлипы и высмаркивания носа. Сердце уже колотилось как бешеное, предчувствуя беду. Руки покрылись мурашками, а зубы сами начали кусать губу. – Дорогая.. - наконец, тишина прервалась, и.. лучше бы она продолжилась подольше. – Дорогая, твой отец.. - всхлипы усилились и совершенно бесцветный голос матери сорвался на отчаянный крик. Совсем не громкий, нет. Но душераздирающий, определенно. Казалось, в него заложено столько боли и несчастья, что вселенная была лишь крупинкой по сравнению с масштабом этого крика. – Что произошло? - в тон матери, девушка ответила бесцветным голосом, шелестящим и холодным. – Мы поссорились вчера вечером... а потом он выпил, ушел куда-то... а потом и утром не пришел, и вечером не пришел, и... сейчас звонили с его номера, его... его сбила машина, - голос мамы перебивался собственными слезами, она задыхалась и высмаркивалась, собиралась с мыслями и бубнила какие-то нечёткие подробности. Тишину, которая образовалась в трубке и в воздухе в радиусе метра, или даже больше, казалось, можно потрогать и слепить из нее куличики, как на пляже из мокрого песка. Она задала вопрос: – Насмерть?.. - всхлипы и хлюпанье усилилось, но ответа не последовало. - Насмерть?! - вопрос прозвучал громче, увереннее, но в нем не было необходимости. Уже и так было понятно, что. – Да... - плач усилился, но мать пыталась взять себя в руки. - пожалуйста, не плачь сильно, я тебя прошу, умоляю, доча, пожалуйста.. – Я тебе перезвоню. В комнате повисла все та же тишина. Невыносимая, ненавистная, дико раздражающая и бесящая тишина. Ева до побеления костяшек сжимала в руках телефон, стараясь не дать волю эмоциям и кричать в голос. Слезы сразу же начали застилать глаза, никак не желая с них уходить вниз, подальше, словно это не слезы вовсе, а обычная вода. Грудная клетка сжималась до степени, когда туда не мог проникнуть воздух. Ноги тряслись, отказывая держать. Она сама не заметила, как уже кричала и всхлипывала в полный голос, опустив голову и сжавшись в комок. Хотелось улететь так далеко отсюда, чтобы никто никогда не смог найти. Хотелось убежать, чтобы никто не видел, чтобы никто не утешал, просто кричать и крушить все, что видишь. Хотелось швырнуть телефон в стену, хотелось искалечить себя, хотелось выплеснуть энергию, адреналин. Хотелось в то же время оградить себя от всех: от этого дурацкого дивана, от этого дурацкого телефона, от этого дурацкого города, страны, людей, мира, себя. Хотелось вернуться туда, где ты этого не знал, туда, где этого не было, туда, где все хорошо. Хотелось просто вырвать из себя все органы, просто засунуть руку внутрь себя и выпотрошить, чтобы достать ту боль, что там так далеко спряталась. Эта боль была необъяснимо огромна, была всепоглощающе ужасна, была так черна и так беспробудна, что казалось, что она там навечно. Эта боль была так глубока, что было ощущение, что она была там всегда. Просто спала, ждала своего часа. И вот он наступил. Тот самый момент. Некоторые люди называют его переломным, делят жизнь на "до" и "после". Для нее же это было все. Все, что было у нее, в ее жизни, в ее мыслях, в ее чувствах, в ее подкорке. В ее крике, таком ужасно-пугающем, невообразимо диком и полным такой первобытной боли в самом ужасном ее проявлении, было заложено много больше, чем казалось. – Что за ор?.. Из комнаты вышел лысый человек, чьи очертания она плохо видела. Лишь понимала: надо держаться от него подальше как можно дольше. Как пауки из старых чёрно-белых фильмов ужасов, она перебралась через спинку дивана на другую его сторону, спряталась за перегородкой, свернувшись на полу в позу эмбриона. Человек ей что-то говорил, пытаясь поднять с пола, но она не слушала. Она лишь пыталась отбиться ногами и руками, такими же ватными и податливыми, как ушные палочки или ватные спонжики. Слезы лились ручьем, они засыхали на лице, но на место застывших дорожек приходили новые и новые потоки. – Что случилось? Что происходит? - как странно. Лысый человек пытался узнать, что с ней. Девушка пыталась осознать кто это, кто с ней разговаривает, кто сейчас несёт ее обратно на диван и кладет ее голову себе на плечо. – Папа... Папочка, Папуля.. – Ясно все, - человек глубоко вздохнул и принялся гладить ее по волосам. Руки от плеча до кончиков пальцев наливались свинцом. В животе, туловище, она ничего не чувствовала. Ничего не было. Вообще. Ноги казались неподъемным грузом, а голова и подавно. Она все ещё сжимала в руках телефон, который лысый человек пытался вытащить из мертвой хватки, дабы ей было удобнее. Он продолжал ей что-то говорить, но его голос не утешал. Он лишь бесил, хотелось его заткнуть, хотелось, чтоб он наконец замолчал. Понятно, что он успокаивал ее, но.. а вообще, кто знает. Она плакала долго, взахлёб, задыхаясь, трясясь и закрывая лицо руками. В какой-то момент она вскочила и понеслась в туалет. Мужчина поспешил за ней, позже заботливо придерживая ее волосы над унитазом. – Нервы, нервы... Затем она долго умывалась, не без его помощи, шатко цепляясь ослабленными руками за раковину. Она не помнила ни того, как добралась до дивана, ни то, как у нее поднялся жар, ни того, что ещё бы чуть-чуть и потеряла сознание. Рядом был человек, который мог ее донести до дивана, дать ей жаропонижающее, и привести ее в чувства, хоть и ненадолго. Единственное, что она чувствовала сейчас, это была пустота.