Идущая за солнцем

      Я прокашлялась, прикрыв рот рукой. От истощения сил она дрожала, передавая дрожь по всему телу, как падающее домино. Убирая руку ото рта, я заметила кровь. С правого уголка рта стекала красная соленая жидкость. Внутри было чувство.. чувство.. словно где-то в глубине огонь. Мою грудину пекло, горячее ощущение было там. Почему? Неужели опять..       В этот момент ветер поднялся и содрогал моё тело ещё сильней. Маленькие ранки, царапины щипали, но эта боль была незначительна. Ветер обдувал моё побелевшее лицо. Волосы трепетали от морозных дуновений. Ноги становились ватные, когда мы подошли к подножию обрыва, около которого можно было подняться и присоедениться к остальным. К счастью, рядом был Киба, который поддерживал меня, чтобы я не упала. Не смотря на свои ранения он крепко держал меня, чтоб наверняка. От повторного напряжения руки раны снова открывались, и кровь сочилась сквозь них. Но на его лице не было ни одной эмоции. Он не морщился от боли, не было слышного болевого стона, не было слышно мучающегося выдоха. Он словно не чувствовал их. Киба, ты меня удивляешь..       Наконец, поднявшись, перед нами расстилалась большая равнина, покрытая пеленой из чистейшего-белого снега. Солнце почти полностью вышло из горизонта. Глянув на него, я зажмурилась, но слабо улыбнулась. Хоть оно и слепило меня, но оно было таким красивым. Утреннее солнце, начало дня, дня, предвещающего, возможно, что-то новое и надеюсь хорошее. Расщелина, из которой мы вышли с Кибой, тянулась куда-то вдаль, не зная конца. Небольные холмы были покрыты снегом, искривляя ровный рельеф этой территории. Утренние солнечные лучи светили на нетронутый снег, от чего тот переливался, играя с яркой палитрой цветов. Здесь, наверху, ветер значительно отличался от того, что был в расщелине. Слабый, тихий, вовсе не морозный ветрок гулял по просторной местности. Он не приносил никакого дискомфорта. Вдыхая, чувствовалась свежесть утра. Воздух был ещё не полностью прогрет, поэтому в носу было колкое ощущения от холодка. Давно я не видела такого приятного утра. От этих мыслей и опять слегка улыбнулась и продолжила свой путь к остальным волкам, ждавшим нас уже довольно долго.       — Хорошее утро, не правда ли? — я захотела прервать тишину и поинтересовалась у Кибы, что он думает об этом.       — Да, неплохое, — не многословно ответил белый.       Это всё, что он может сказать? Я ожидала большей многословности, чем это. От неловкого молчания нас избавил Тобое, кричащий и машущий нам рукой.       — Эй, сюда! — крича, затягивал мальчишка.       Дойдя до остальных, я отстранилась от темноволосого парня, убирая свою руку с его шеи, давая понять, что могу идти сама. Он не обратил на это никакого особого внимания, только быстро взглянул и двинулся дальше.       Парни были дальше, чем я, потому что я немного отстала, когда решила вновь посмотреть на это утреннее солнце. Краем ухо до меня доносился шум, видимо, они снова выясняли отношения между собой. Обратившаяся в волка, я сидела и смотрела на горизонт, в даль, в которую нам нужно идти. Зрачки сужались от яркого сияния огненной звезды, а на морде расплылась довольная улыбка. Солнце. Оно такое красивое и теплое.

***

      — Я не просил вас спасать меня! Не надо за мной было приходить, из-за вас пострадала немощная девушка, — Цуме сидел на снегу и сжимал рукой раненную ногу.       — Эта, как ты говоришь, "немощная" девушка помогла нам, спасая тебя, — Хиге сделал акцент на слове немощная, пальцами показав кавычки. В ответ Цуме только оскалился и отвернулся.       — И с каких пор тебя волнует Хоро? — рыжий издевался над серым волком, выводя его из себя. Эта парочка никогда не даст покоя в нашей "стайке".       И правда, с какой поры он упоминает её? Мне это не особо понравилось. Неспроста это всё. Хотя мне, вроде, всё равно, но другая часть меня этого не понимает. Шерсть на загривке невольно слегка вздыбилась, а в глубине гортани раздался недовольный рык. Взгляд был направлен на спину Цуме. Сейчас я словно разделился на две части. Одной было без разницы, а вторая бушевала от слов этого парня. Как же мне не нравится это..       — Эй, Хоро, тебе помочь? — Тобое радостно звал волчицу, которая сидела в дали от нас.       Отведя глаза от рычащих Хиге и Цуме, солнце, сияющее мне в спину, на мгновенье ослепило меня. Резко зажмурившись и прикрыв рукой глаза от солнца, я посмотрел на Хоро. Этот момент был похож на какую-то картину. Блеск снега играл с разными цветами: синий, голубой, лиловый, фиолетовый, розовый, желтый.. Все было словно нарисовано, словно не настоящее. Уж слишком это было идеальным. Хах, смотря на такую снежную степь и небо, вряд ли кто-то поверит, что скоро Земле придет свой срок. Я бы и сам не поверил.       Передо мной созерцал красивый нежный пейзаж, а на его фоне такая же красивая девушка.. Я видел её профиль. Её короткие белые волосы развивались на ветру, рассыпаясь из цельных локонов на отдельные волосинки. Черты лица были такими аккуратными и нежными. Легкая улыбка на её лице была такой чистой, не имеющей никаких злобных побуждений. Казалось, что в ней вовсе нет никакой частицы злобы или мести. Она была такой же чистой и невинной как снег, который ее окружал. Сейчас она не похожа на ту, кем была ещё пару часов назад. Бледная кожа покрывалась румянцем от морозного утреннего воздуха. Она смотрела на солнце и даже не жмурилась. Видимо, её глаза уже привыкли к такому яркому свету. Она смотрела с полным спокойствием, сейчас её ничего не тревожит как раньше. Похоже, она впервые забыла о своём одиночестве и прошлом. Среди нас ей спокойно, мы для неё защита от гнета беспокойных мыслей. Как же Хоро смогла так быстро привязаться к Тобое, к Цуме и Хиге.. ко мне? Невольно, даже сам того не замечая, на лице проскользнула легкая, довольная улыбка. Из своих внутренних мыслей меня вытащил Хиге.       — Это что? — подойдя ко мне, спросил парень, ехидно улыбаясь.       — Что? — не поняв о чём он, я спокойно переспросил.       — Ты улыбаешься? — его ехидная улыбка расплылась еще сильней, а брови поднялись якобы в удивлении.       — Нет, — холодно отрезал я.       — Ой, ну да, ну да, я же не слепой, я видел, — Хиге засунул руки в карманы своей кофты и сделал важный вид. В ответ я спокойно смотрел на него.       — Ты же на Хоро смотришь, да? — рыжий толкал меня в плечо, тихо говоря, чтобы никто не слышал.       — Нет, — отвечая с равнодушием, я повернулся и ушел к Цуме, чтобы помочь ему встать.       Хиге только фыркнул и пошел к Тобое, который стоял около девушки и о чём-то разговаривал с ней. Я не хотел говорить о ней.

***

      — Небо такое красивое, скажи же! — Тобое сел рядом с девушкой и восхищался красотой пейзажа.       — Да, — я тихо ответила, не хотя нарушать волшебной тишины.       — Расскажи что-нибудь интересное! — мальчишка смотрел на меня, в ожидании положительного ответа.       — Тобое, я не знаю ничего интересного, — неловко улыбнувшись, я посмотрела на мальчика, потерев затылок.       — Неправда, я уверен, что ты знаешь что-нибудь интересное! — он в ответ заулыбался, не теряя надежды. Он ещё такой щенок. От этой мысли на губах появилась легкая улыбка.       — Я знаю одну небольшую легенду. Не знаю, правда это или нет, но мне она нравится, — я усмехнулась, закрыв глаза и опустив голову вниз.       — Расскажи, расскажи! — начал восклицать волчонок, разворачиваясь ко мне и уже приготовясь слушать.       — Мне рассказывала её моя покойная мать, когда я была крохой, — я остановилась, чтобы снова увидеть солнце, — она о волчонке, который обладал самым красивым голосом. Её звали Мива, — я вздохнула, набрав в лёгкие морозный воздух, и начала рассказ.       —Давно, когда волки не знали людей, а люди волков, в лесу, отделенные от всех других стай, жила небольшая стая волков. Глубь того леса была темной, там редко появлялся солнечный свет, но зато всегда светила луна. В одну из сияющих ночей родился маленький волчонок. Цвет её шерсти напоминал цветок ландыша. Волчица и волк были рады своему первому волчонку. И окутывали его своей любовью. Они назвали её Мивой, это была девочка. Кохэку, мать Мивы, считала, что имя очень важная частица в будущей судьбе любого живого существа. Она думала, что имя определит жизненный путь и назвала свою дочь Мивой, что означало «звук арфы». Но когда у волчонка прорезались глазки, вся радость семьи заменилась печалью. Мива оказалась слепой. Кохэку и Рокеро были очень опечалены такой новостью и не находили себе места. Ведь всем было известно, что слепой волк - мертвый волк. Он не сможет прокормить себя, избежать опасности. Из-за переживаний Кохэку сильно заболела и уже не была самостоятельной. Весь груз забот перешел на Рокеро. Проходили месяца, Мива подрастала, а Рокеро становилось всё сложнее. Теперь ему нужно было внимательней присматривать за щенком. С возрастом Миву интересовало все больше и больше вещей, которые её окружали. Хоть она их и не видела, но она их чуяла. Даже не смотря на то, что она и была послушным и тихим щенком, постоянный надсмотр за ней все равно был нужен. Однажды, когда Миве уже было 7 месяцев, она самостоятельно ушла вглубь леса, думая, что её отец, как всегда, следит за ней со стороны. Но в этот раз его не было поблизости. Она заходила все глубже и глубже, солнечный свет проникал сквозь деревья все меньше и меньше. Только Мива этого не знала. Хоть она и не видела, но зато у неё был хороший нюх. После нескольких часов хождения по лесу, Миву посетило тревожное чувство, будто вот-вот что-то плохое должно случиться. Её чаша переживания и страха быстро наполнялась. Её слепота заполняла эту чашу. Страх быстро нарастал, а тело начинало дрожать. Спокойная прогулка сменилась на тревожный полубег, она выглядела словно потерянный котенок, жалась от дерева к дереву, пытаясь избежать того, чего не видела, и даже не знала что это, и есть ли оно вообще... Натура у Мивы была тихой, спокойной и немного с трусостью, что было не характерно для волков, но её сердце было добрее всех других, оно было самым чистым. Её милосердие и доброта была никак не похожа на волчью, за что её упрекал Рокеро. Он считал, что волк должен быть тверд, смел и хладнокровен, но не смотря на это, Рокеро все равно любил Миву и хотел сделать из неё настоящего волка, хотя бы нутром. Ни Рокеро, ни Кохэку не хотели верить в то, что их дочь обречена на недолгую, наполненную грустью жизнь. Отец Мивы желал сделать её более твердой и стойкой, чтобы в будущем она не боялась ничего. Но все его попытки были тщетны. Из-за своей добродушности Мива ценила все, что её окружает, она никогда не срывала цветки, потому что считала, что он тоже живой. Её мягкость не позволяла сделать ей что-либо неуважительное по отношению к старшим волкам. А из-за трусости она боялась играть с другими волчатами... Страх пронизывал её тело. Ощущение чьего-то присутствия увеличивалось так же, как и дрожь. Страх выжимал из неё всю её душу, и от этого давления Мива впервые завыла. Её голос был наполнен возгласом о помощи, но в то же время он был как красивая мелодия, которая завораживала. В то время Рокеро, возвращаясь домой, думал, что Мива и Кохэру в порядке. И тогда он услышал вой, который принадлежал его дочери. Его уши навострились, ловя направление, откуда несется возглас о помощи. Вой доноссился с Медвежьего мыса. Взяв с собой еще одного волка, Рокеро молнией ринулся в сторону зова о помощи. Чем ближе они подбегали к мысу, тем сильней был запах опасности и смерти. Лапы двух волков бились об землю с такой силой, что земля летела из под них, и пыль поднималась столбом. Рокеро очень сильно переживал за дочь, возможно, она уже мертва. От таких мыслей волк зарычал и ускорился. Уже через пару мгновений они оказались недалеко от Мивы. Вжавшийся белоснежный комочек лежал у корней дерева. Увидев волчицу, чернявый волк, отец Мивы, бросился к ней. Где-то между деревьев раздавался горловой рык. От этого злобного рыка у Мивы по телу прошелся холод.       — Вставай и беги! — крикнул ей Рокеро, стоя к ней спиной и смотря между деревьев, ища источник рыка.       Мива открыла глаза и с испугом глядела на своего отца.       — Я сказал беги, — громче и в более жестком тоне зарычал чернявый волк.       Он злобно оглянулся на дочь, но через несколько секунд его взгляд смяхчился. В глазах своей дочери он увидел страх. Хоть и глаза Мивы были словно затянуты белой пеленой, но через них он смог разглядеть душу волчицы. В них был страх за своего отца.       — Я вас догоню, — заботливо и мягко сказал Рокеро, поняв, что его дочь боится за него, а не за себя, — а теперь беги, Тэкео поможет тебе, — он по-волчьи улыбнулся. Но в душе он понимал, что не догонит их, и что Миву он видит в последний раз.       Мива встала и прижалась к шее своего отца. Хоть шерсть матерого волка была жесткой, для неё она казалась мягче всего на свете. Мордой она окунулась в черный мех своего отца. Рокеро в последний раз лизнул ей её белоснежный лоб, прежде чем Мива направилась к Тэкео.       — Я задержу его, а ты доведи Миву до стаи, — прорычал Рокеро и скрылся меж стволов деревьев.       Тэкео направлял Миву и помогал ей, чтобы она не сбилась с направления.       — Он уже не вернется? — тихо спросила Мива, наклонив голову и прижав свои белые ушки к голове.       — Рокеро должен вернуться, он самый сильный из стаи и кто может сразиться с медведем, так это только он, — вселяя надежду в сердце Мивы, ответ Тэкео.       Белоснежной волчице хотелось в это верить, но сердце болело, и внутреннее чутье подсказывало, что ничего хорошего не ждет. Когда они прибыли к стае, то Миву ожидала ужасная новость. Кохэру умерла, узнав, что Рокеро и её дочь в сильной опастности. Весь остаток дня юная волчица провела в пещере, где лежала её мать. Маленький огонёк надежды горел в её сердце. "Может отец жив, и он вернется?" — подумала Мива, подняв голову и навостив уши, надеясь услышать победный вой отца или его шаги. Ничего не услышав, она положила морду на камень и накрыла её лапами, словно пытаясь спрятаться от этого мира. Волчонка с чистой, как снег, душой накрыл груз утраты близких. Выйдя из пещеры, она направилась к самой высокой точке территории их стаи. Когда она поднялась на гору, медленно, надеясь на свои чувства, направилась к уступу. Как только она села на краю, задул ветер, который, как ей казалось, тоже сочувствовал ей и плакал вместе с ней. Подняв голову вверх, морозные дуновения развивали её белоснежную шерсть. Глотнув воздуха, она завыла. Её голос раздавался по всей округе. Он был наполнен тоской и неумолимой грустью, которую испытывала Мива. Вой юной волчицы отличался от воя остальных. Казалось, он был идеальным. Нежная, тоскливая волчья песня издавалась ею. Ни один волк не мог сравниться с ней. Это пела её чистая душа..       На утро Мивы никто не нашел, даже не было малейшего намека на запах волчицы, её словно и не существовало, — я остановилась, вздохнула, все так же смотря на горизонт.       — А что же дальше? — интересовался Тобое.       — Говорят, что душа Мивы пребывает с теми, кто имеет такую же чистую душу, как у неё, — я улыбнулась, посмотрев на Тобое.       — А что с ней случилось?       — Это неизвестно никому, — я слегка пожала плечами, смотря на задумчивое лицо мальчика, — в любом случае, это просто детская сказка, которую родители рассказывают своим волчатам, — я вновь повернулась к небу, — но ты очень похож на неё, — я закрыла глаза и слегка улыбнулась.       Когда я открыла глаза, я увидела лицо восхищенного мальчика, он был так рад. Какой он еще ребенок..       — Хорошая история, но она очень грустная. Очень жалко родителей Мивы, — нахмурившись, проныл мальчишка.       — Да, но зачастую в жизни так и бывает, — не смотря на паренька, сказала я ему на выдохе. На этих словах в голове мелькали кадры из детства. Мама. Папа. Мы вместе. Рады. Семья. Такие хорошие воспонимания, греющие душу.       — Да, хорошая история, но нам пора идти, — Хиге помахал рукой. Он стоял сзади меня.       — Ты давно здесь? — поинтересовалась я, поворачиваясь.       — Да нет, только подошел, — рыжий почесал затылок и по-доброму усмехнулся, — ну все, нам нужно идти, — Хиге показал нам рукой, чтобы мы шли за ним.       Я встала с камня и потянулась. От приятных потягиваний по телу прошлась легкая дрожь. На талии я почувствовала чью-то руку. В сью же секунду я открыла глаза и опустила руки.       — Ну что, идем? — прижимая к себе, улыбаясь спросил Хиге. От его прикосновений мне стало не по себе.       Мне было неприятно, и внутри был некий дискомфорт. Я сразу же одернула его руку и отошла, грозно и грубо смотря на него.       — Руки убери, пока не отгрызла, — нахмурившись, я оскалилась, хоть и была в виде человека.       — Да я пошутил же, — посмеивался Хиге, поднимая руки вверх, словно сдаваясь.       Я прорычала и побежала к Цуме и Кибе. "Пойду к Кибе, около него Хиге не будет меня трогать" — пронеслась такая мысль в голове. Хотя зачем я вру себе? Меня просто тянет к Кибе..