Отряд 94. Сеульские драконы.

Я сижу на стуле, покачиваясь назад и вперёд. В подвальном помещении, как всегда, стоит стеклянная прохлада, и моя тёплая кожа постепенно начинает холодеть. Небольшая комната под первым этажом университета, спрятанная в длинных коридорах складских аудиторий, была взята нами под собственное распоряжение в качестве второй штаб-квартиры. С низким потолком, ржавыми трубами и несколькими столами и стульями, она казалась мне подходящим вариантом. Расставив столы по кругу и усевшись друг напротив друга, Тэмин начал раскладывать личные дела недавно переведенных в наш университет студентов. — Этот, ничем не примечателен. Двадцать два года, переехал с Чеджу, не стоит на учёте и вообще не имеет какого-либо криминального прошлого, — Тэмин медленно разворачивает листы с фотографиями в мою сторону. — Второй — У До Хван, мелкие кражи, участвовал в школьных драках, перевелся на наш факультет. Я могу проследить за ним, если возникнут какие-то подозрения. — Да какие тут могут быть подозрения, — выкрикнул Сехун и стукнул широкой ладонью по столу. — Это бесполезная трата времени. Если мы ищем главаря какой-то районной шайки, то, пожалуйста, можешь продолжать. Но у нас на хвосте огромная зубастая акула, с годами опыта и, я уверен, уже сединой на висках. — Дело не в зубастой акуле, а в том, кого она набирает в свою стаю, — Минхён перевёл свой взгляд на рыжеволосого парня. — Ей нужна молодая кровь, и, прежде чем она найдёт кого-то подходящего, мы должны опередить её. Я смотрю на этих троих парней, которые со всей страстью пытаются вычислить врага, которого на самом деле не существует. Они ищут дьявола, хотя сами создают свой собственный ад, где правят как короли. Шея хрустит, когда я резко запрокидываю голову и пытаюсь собраться с мыслями. Мой личный ад — это каждый раз останавливаться на преградах, так окончательно и не дойдя до цели всей моей жизни. Каждый день мы кого-то ищем, каждый день эти чёртовы поиски «невидимок», — тех, кого боятся больше всего, потому что не знаешь, что от них ожидать. Создаются новые группировки, новые хищники раз за разом пробираются в чащу леса и пытаются осесть там, занять коронующее место. Я бы хотел не знать, как это — быть лидером преступной организации, как это — убивать людей и видеть их страх. Я бы хотел быть обычным, но, в моём случае, быть обычным — значит быть мишенью. — Чонин, я займусь этим, — Минхён поймал мой взгляд, его шоколадные глаза на минуту потеряли свою теплоту и стали почти стеклянными. — Если тебе надо немного успокоить эту волну возникновения «невидимок», то есть отличный способ пустить какой-нибудь слух. — Да. Это как поставить мышеловку, положить туда приличный кусок сыра и ждать крыс, — Тэмин взъерошил светлые волосы и закивал головой. — Минхён, тебе не обязательно этим заниматься. Ты отлично справляешься с должностью управляющего, и твой следующий год выпускной, так что… — Не стоит, — перебил меня Хван. — Мы же семья. Я улыбнулся. Сколько было боли в этой улыбке, могли знать только они. Дети, выросшие без родителей, с ранних лет идущие рука об руку через нищету и унижение, вырастали всегда самыми смелыми и выносливыми и могли называть друг друга настоящими братьями. Мафия — моя единственная семья.

***

Когда я вышел из университета, на улице все ещё стояла сухая жара, а небо казалось сиропом из золотого шёлка и морских волн. На стоянке красовался мой одинокий чёрный Лексус, и я быстро запрыгнул в него, чтобы спрятаться от раскаленного солнца. Город мчался перед моими глазами, словно киноплёнка, и я сильнее давил на газ, чтобы прочувствовать настоящий кайф от быстрой езды. Прошло уже пару месяцев, когда я в последний раз был на тренировке. Я чувствовал, как изнемогает моё тело без музыки и резких движений. Танцы — заменяли мне алкоголь, сон и любовь. (рекомендую к прослушиванию Subin (DalShabet) — 이 곳) Огромные стеклянные окна с видом на реку Хан, холодный кондиционерный воздух, небольшой музыкальный центр и тишина. Я резервировал этот зал уже больше трёх лет. Хозяин здания всегда спрашивал меня, почему именно это место является моим пристанищем, но я никак не мог объяснить ему, что именно здесь моя душа и моё тело может отдохнуть от напряжения настоящей криминальной жизни. Было только семь часов вечера, и я полностью ушёл в свой танец, не замечая времени. Я поднимаю руки, мышцы напрягаются, и все раны, что образовались на моём теле за последние годы, начинают гореть. Словно раскаленная сталь, натянутая на тетиву и выпущенная в небо. В мире, где я обычно умел справляться с болью, — в танцах так не работало. Я падаю на прохладный паркет и поворачиваю голову в сторону входа. Мутные глаза ловят какой-то мелькающий силуэт, пробегающий вдоль стеклянных стен. Каждая танцевальная комната была полностью открыта для посторонних глаз, и раньше я никогда не задумывался над этим. Я никогда не наблюдал за другими танцорами, и никто никогда не наблюдал за мной. Так что же это было? Небо крошилось закатными лучами, когда я подошёл к окну и уперся лбом о стекло. Голова немного кружилась от пяти часов непрерывных тренировок. Я достал апельсиновый сок из своей сумки и быстро опустошил небольшую бутылку с жидкостью. Вдруг, в окне отразился знакомый силуэт. Я резко повернулся к двери и, когда понял, что незнакомец исчез, сорвался с места в догонку за ним. В коридоре горел блеклый серебряный свет. Незнакомец оказался незнакомкой с красными длинными волосами, как у русалочки Ариель, и худой высокой фигурой. Девушка забежала в самую дальнюю комнату коридора и громко захлопнула стеклянную дверь. Я колебался. Мне хотелось посмотреть, кто она? Почему её волосы такого удивительного алого цвета? И действительно ли она следила за мной? Пока я задавал сам себе эти вопросы, я понял, что уже стою напротив её танцевального зала и, прячась за углом, осторожно рассматриваю комнату. Было темно, единственным источником света оказался мегаполис, горевший из окна яркими красно-фиолетовыми красками. Я тихо зашёл в комнату и быстро заморгал, чтобы настроить глаза к темноте. Но потом, вдруг, как по волшебству, зажглись свечи. Сначала одна, потом вторая, и в очертаниях огненных вспышек я увидел её. Совершенно удивительную холодную королеву, что зажигала спичкой огонь, с чёрными глазами, снежной кожей и пушистыми ресницами. Её губы налились вишневыми оттенками. Мне показалось, что вместо пола у меня под босыми ногами стекло, раздробленное в ледяную крошку. Я стоял на месте, пока девушка аккуратно расставляла свечи по периметру подоконника и пола. Её движения плавные, словно танец уже начался. Она напевает какую-то мелодию, стряхивая с плеч свои тяжелые пряди волос. — Как долго ты собираешься молчать? — кажется, поначалу я не понял, что вопрос был адресован мне, поэтому еще несколько минут рассматривал её отражение в зеркале. Легкая белая рубашка и чёрные лосины — такое совершенное сочетание на стройном теле, что меня кинуло в дрожь. — Я у тебя спрашиваю. Наконец-то моё сознание медленно переключается на Ариель, когда она уже стоит впритык ко мне, бесстрашно и напористо рассматривая моё лицо. В зале запахло жареным миндалем от ароматических свеч. — Я только продолжаю игру, которую ты сама начала. — Игру под названием "влюбиться с первого взгляда и остаться в живых"? Заиграла мелодия из колонок. Нежное фортепиано и скрипка разбавляли тёплый воздух северной прохладой. Я смотрел в её глаза и был почти уверен, что она не следила за мной и ни разу не видела, как я танцую. Когда говорится, что Ева была создана из мужского ребра, это очень неудачный перевод; многие современные учёные говорят, что речь идет не о ребре, а о стороне, как на французском языке можно говорить о ребре и стороне одновременно. Человек разделяется, и две половины оказываются лицом к лицу. И в этот момент Адам смотрит на Еву и говорит: "она — плоть от плоти моей, кость от костей моих"; он узнает в ней себя самого, но как бы вне себя. И сейчас я совершенно точно понимал ощущения, что значит — видеть своё отражение в другом человеке. С теми же эмоциями на лице и светом в глазах. Её рука берёт моё запястье и тащит на себя. «Раз музыка уже началась, может быть, потанцуем?» — говорят мне сомкнутые вишневые губы, и, в попытках поймать несколько взмахов её ресниц, я прижимаю её тело в ответ к телу своему и незаметно улыбаюсь в темноту. Я боялся, что больше никогда не смогу почувствовать это снова, — когда бабочки в животе и ток на кончиках пальцев. Когда тонкая ткань мнётся под твоими пальцами, и ты чувствуешь чью-то горячую кожу. Мы медленно покачиваемся из стороны в сторону, пока музыка постепенно набирает обороты. Ариель прикрыла глаза и слегка запрокинула голову назад, оголяя шею. Сочетание её волос и кожи — это кровь с молоком, и будь я вампиром, давно бы полакомился этой девочкой. Я умащиваю ладонь между её лопаток и чувствую, как её грудная клетка неожиданно вздрагивает от этого прикосновения. Я дал себе слово — никак девушек, никакой любви, только дело всей моей жизни и танцы. Но сейчас две эти противоположности соединялись в какое-то грандиозное великолепное целое, и у меня нет сил сопротивляться. На секунду я дал себе волю. «Ты можешь расслабиться. Просто сосредоточься на танце, а не на ней. Всё в порядке, если некоторые вещи идут не по плану. Нельзя контролировать всё, Ким Чонин.» Она открывает глаза, и в ту же секунду её ноги отрываются от земли. Я резко поднимаю её за бедра, давая честь её ногам обхватить мой торс. Я даю ей право прикасаться к моей спине, чтобы удержать равновесие. Я позволяю её рту находится в сантиметре от моего рта, а её дыханию покоиться у меня на лице. Молча давая ей разрешения на владение своим собственным телом, я не замечаю, как танец давно перестаёт быть танцем. В тот момент, когда моя чёрная хлопковая футболка падает на пол, а её руки обжигают мои плечи, это становится игрой по перетягиванию каната. Моя верхняя губа накладывается на её нижнюю и тягуче, словно пробуя медовый воск, берёт в свою власть. У Ариель ледяная кожа, но кончики пальцев горят синим огнём, и она по-свойски зарывается ими в мои густые влажные волосы, дотрагиваясь некоторых шрамов у виска. Из-за этого какой-то неконтролируемый выдох вырывается из моего рта, и я сильнее прижимаю её тело, боясь, что оно окажется ненастоящим, я опускаюсь, укладывая девушку на пол. Мне нравятся её попытки быть главной. То, как она со всей силы сжимает кольцо ног вокруг моих бедер и как кусает мои губы, если я становлюсь слишком быстрым. Мне нравятся родинки в виде замысловатых рисунков на её щеках и плечах. Ажурное красное бельё на тонких лямках виднеется из-под рубашки, и я быстро разрываю ткань, касаясь кожи груди. Поцелуй всё ещё длится в том же резком и тягучем ритме, что комок моего возбуждения перемещается от живота к сердцу, затем — в каждую клеточку тела. Я провожу рукой дорожку от её шеи до пупка и замечаю несколько порезов на боках и шрам у груди. Девушка подрывается, когда понимает, что я пялюсь на то, на чём она явно не хотела акцентировать внимание. — Давай закончим на этом, — она не смотрит в мои глаза, а лишь вертит мой указательный палец, на котором красуется серебряное кольцо с чёрным топазом. Это кольцо было похоже на проклятие моего рода и боль моей жизни. Воспоминания, связанные с ним, постепенно нарастали между моими ребрами, и я прикрыл на секунду глаза, чтобы успокоится. — Хорошо, — почти шёптом говорю я и быстро убегаю из зала, подхватывая свою футболку с пола. Каждая секунда могла стать решающей, чтобы остаться и закончить на том, что мы начали.