Пути и узы

      - Полковник? Все хорошо?       Тихий шелест одеяла в отдалении и шорох приближающихся шагов. Кровать скрипнула, матрас прогнулся под чужим весом и Мустанг, сидевший облокотившись спиной на изголовье, пододвинулся в сторону, освобождая больше места. Риза села рядом.       - Странно это все, не правда ли? - горько усмехнулся Мустанг после небольшой паузы.       - Что именно, полковник?       Мустанг повернул голову туда, где по его прикидкам должно было находиться окно.       - Теперь ты в прямом смысле прокладываешь мне путь. Указываешь на верную дорогу и твердую почву под ногами.       Риза придвинулась чуть ближе, но ничего не ответила.       Мустанг не стал продолжать. Что толку было лишний раз распинаться об очевидном перед человеком, понимавшим все не хуже него самого: он сейчас как никогда нуждался в опеке. Не только в этом вот морально-нравственном "я не позволю Вам сойти с верного пути" и по-военному строгом, преисполненном верности и преданности "я прикрою Вашу спину", а в самом примитивном, житейском. Нашарить ручку двери, не врезавшись носом в дверной косяк. Дотянуться до кружки с водой, не залив лежащие на тумбочке бумаги. Задницу, наконец, на стул приземлить, не промахнувшись.       Да... Истина была жестока и справедлива, но до чего же иронична! Раньше он считал, что без поддержки Ризы может совершить что-то ужасное; теперь без ее или чьей-либо еще помощи он не мог сделать ничего. Он боялся оступиться, если останется один на своем пути, а теперь же, ковыляя вдоль стен в туалет поздней ночью, падал, запнувшись о что-то похожее на коробку. Какое-то тупое бессилие: когда хочешь и способен даже на что-либо сносно-полезное, но просто не можешь этого осуществить самостоятельно.       Он так во многом раньше полагался на лейтенанта Хоукай; теперь же ему приходилось полагаться на нее почти во всем.       Мустанг скривился. Пальцы на миг стиснули одеяло под ладонями, но тут же отпустили и еле заметным движением пригладили как было.       - Как ты думаешь, меня попросят уйти из армии? Интересно, она нахмурится или усмехнется? Склонит ли голову вбок? Или опустит взгляд? А может мотнет головой, встряхнув распущенными волосами? Ведь спать с собранными - сумасшествие, да и заколка твердая, на такой спать нельзя; это как камень под затылком, и еще один под лопаткой, и под поясницей тоже - мешает, если спишь на земле, но так спят все, и иначе никак, а вокруг кровь, и смерть, и песок, и...       - А Вы бы ушли, если бы попросили? Тихий и резкий выдох. Кажется, все-таки усмехнулась, но в голосе слышится горечь. И усталость.       - А у меня был бы выбор? - и тут же добавил - А ты бы осталась, если бы я ушел?       Риза промолчала. А выбора у него бы не было: в армии не просьбы - в армии приказы, которые могут быть сформулированы как просьбы.       Протяжно скрипнуло приоткрытое окно. Ворвавшийся порыв свежего ветра наверняка всколыхнул шторы, заставив кончики трепетать подобно крылу птицы в полете.       С улицы не доносилось ни пения птиц, ни голосов людей.       - Который час, лейтенант?       Матрас снова скрипнул - Риза потянулась к тумбочке, где должны были лежать серебряные часы. Рой всегда носил их во внутреннем кармане мундира - но мундир должны были забрать, а все ценные вещи из карманов выложить. Шорох металла по дереву, звон цепочки, щелчок затвора, лязг пружины. Ранее приглушенное до почти неуловимого, звучащее где-то словно не здесь, тихое настолько, что можно пренебречь, но теперь выпущенное на свободу из серебряного плена, гулкое тиканье часов ударило в уши.       - 5:43       - Совсем рано еще... Это я разбудил тебя, да?       - Никак нет, полковник. Мне самой не спалось.       И снова повисло молчание. По коридору кто-то прошел - медсестра или врач, судя по шагам, быстрым и уверенным, поспешным. Госпиталь сейчас был заполнен ранеными, и помощь постоянно кому-то требовалась. Шаги постепенно отдалились и вскоре вовсе сошли на нет.       - Знаете, полковник, - Мустанг почувствовал, как на его руку легла теплая ладонь, сжала пальцы, - я же пообещала следовать за Вами, прикрывая Вашу спину, во что бы то ни стало.       - И на гражданке?       - Вы бы не стали сидеть на месте.       - Даже если бы я отправился на Восток?       - Скучаете по тамошним барам?       - Разве что только по официанткам, - улыбнулся Мустанг.       Улыбалась ли Риза, понять было сложно. Возможно, когда он привыкнет к слепоте, он сможет читать ее - по малейшему ли учащению дыхания, по еле уловимому ли сотрясанию воздуха. В любом случае, вряд ли это произойдет так скоро, как ему хотелось бы.       - И все-таки, лейтенант, - посерьезнел Мустанг, - Я считаю своим долгом организовать восстановление Ишвара. И принять в нем непосредственное участие, разумеется. Вне зависимости от наличия погон на плечах, - Рой развернулся к ней лицом. Сейчас он смотрел бы прямо ей в глаза, если бы мог. Что бы он в них увидел?       - Это прекрасная цель, полковник.       - Вы со мной?       - Разумеется.       - И в горе, и в радости?       - В болезни выходит как-то чаще, чем в здравии.       - Пока смерть не разлучит нас?       - Приказ был "не умирать", полковник.       Действительно.       Рой сжал ее руку в своих ладонях, потянул к себе и коснулся губами над костяшками пальцев. Замер так, склонившись над ее рукой. Опалил кожу горячим дыханием:       - Вот так просто?       Риза отняла ладонь из его рук. Зашуршали простыни, матрас продавился сильнее. На пол свалилось что-то легкое - раз, два - тапочки? Теплое тело привалилось с левого бока, руки обвили торс, длинные волосы легли на плечи, щекоча. Все-таки без заколки.       Рой обнял ее в ответ, прижав к себе. Риза провела кончиком носа по шее, вверх-вниз, и уткнулась в ямочку у основания. Сглотнула. Перевела дыхание. Ее сердце билось часто-часто, нервно, отчаянно; Рой чувствовал его биение своей кожей, сквозь ткань ночного одеяния, Рой слышал его гулкий стук - не мешали даже тикающие, казалось, у самого уха часы.       - Не просто. Ни для кого из нас.       Она притиснулась ближе, сжала судорожно, порывисто. В ответ он поцеловал ее в макушку.       На следующий день Брэда принес книги.       Еще через три дня Мустангу сообщили о философском камне.