Ведьмы в Средиземье

      Ночка выдалась откровенно паршивой: темно, скользко, холодно. Мерцание звезд, тускло отражаясь от гномьих доспехов, давало слишком мало света чтобы осмотреться, его едва хватало на то, чтобы не налететь на спины впереди бегущих. Шагать по колено в воде по неровному дну, тем паче бежать — задачка еще та, но через пару минут Агнес показалось, что ей удалось поймать ритм: раз-два, раз-два, дыхание постепенно выровнялось... Вода булькала и вихрилась вокруг голеней, заливалась в ботинки. Подол давно промок и облепил ноги. Повезло еще, что речушка была такой мелкой, но Агнес все равно старалась держаться ближе к берегу.       Подгоняемые ветром, набежали тучи, за считанные минуты они затянули все небо. На мир опустилась темнота.       Растерявшись, Агнес сбилась с шага, кто-то налетел сзади, она охнула, пошатнулась и стала заваливаться вперед. Падая, она наугад шарила руками в воздухе, левая скользнула по металлическим пластинкам, слишком гладким, чтобы зацепиться, пальцы правой провалились во что-то похожее на колючий мех. "Откуда здесь мех?" — успел удивиться краешек сознания, а инстинкт уже сжал пальцы в кулак, заставляя вцепиться в спасительную опору... — Ну не за бороду же! — прогудела опора.       Агнес ойкнула, подавилась воздухом, пальцы сами собой разжались, и, ничем более не удерживаемая, она с шумом шлепнулась в речку, подняв фонтан брызг. — Не самое лучшее время для купания, милочка, — если бы нянюшка Ягг служила суфлером в театре, то ее свистящий шепот отчетливо слышали бы не только актеры на сцене, но и весь партер. — У меня создалось впечатление, что мы слегка торопимся. — Что там у вас? — резко буркнула темнота. Голос принадлежал Торину и звучал очень сердито. А еще он звучал отдаленно, словно говоривший находился где-то во главе отряда — что, вероятно, соответствовало действительности — на расстоянии не менее двадцати шагов. — Что случилось? — Это я упала, — промямлила Агнес. — Извините.       Она почувствовала, что вода рядом заволновалась, словно кто-то обходит ее вокруг. — Ты как, не ушиблась? — спросила темнота, на сей раз участливым голосом Бофура. — Нет, я в порядке. — Давай руку. — Эм-м... Куда? — она слепо огляделась — никакого толку. — Просто вытяни ее перед собой.       Тихий голос Бофура звучал теперь совсем рядом, с расстояния шага, не больше, и доносился почему-то не сверху, а... прямо напротив.       Чувствуя себя дурой ("Давно уж привыкнуть пора," — лениво прокомментировала Пердита, приоткрыв один глаз), Агнес протянула правую руку вперед. В следующую секунду под ее ладонью оказалась чужая, и Агнес инстинктивно ухватилась за нее. — Та-ак, — одобрительно отозвалась темнота голосом Бофура. — А теперь...       Вторая ладонь легла под локоть, а потом, Агнес и охнуть не успела, как ее вздернули в воздух, словно тряпичную куклу и аккуратно поставили на ноги. — Держись, — позвал невидимый Бофур и Агнес почувствовала, как ее потянули за руку, под пальцами вдруг оказалось что-то мягкое и смутно знакомое на ощупь: "Ворот Бофуровой шубейки!" — догадалась она и крепко ухватилась за плечо. — А теперь ни звука, — тихо, но грозно предупредил Торин.       Отряд продолжил путь. Как удавалось гномам ориентироваться в такой темноте оставалось для Агнес загадкой. Возможно, их народ столько времени провел под землей и в горных пещерах, что это отразилось на их зрении?       Набежавшие тучи принесли с собой не только тьму — совсем скоро зарядил дождь. Поначалу легкий, почти моросящий, он все набирал обороты и вскоре превратился в полноценный летний ливень. "Ох, нет! — тихонько прошелестел где-то совсем рядом Бильбо. — Только этого еще не хватало!"       Капли бодро барабанили по гномьим доспехам, по невидимой в темноте листве, по поверхности ручья. За считанные минуты путники промокли до нитки. И Агнес в который раз горько пожалела, что в спешке забыла на поляне свою ведьмовскую шляпу. От ливня она бы не спасла, но за широкими полями можно было бы спрятать лицо, да и за шиворот не заливало бы так сильно.       Время шло, отсчитываемое шагами и ударами сердца, но ничего не происходило. Только шелестел ветер в ветвях, да шумела вода, и перепуганное сердце стало мало-помалу успокаиваться, замедляя свой бег. Должно быть, Дубощит ошибся в своих расчётах. Кто знает, возможно, у здешних варгов нашлись занятия поинтереснее, чем гоняться за ними? Может, они уже легли спать или просто попрятались от дождя? Если так, то Агнес была бы не против последовать их примеру. Сколько они уже бегут так, минут пятнадцать? Двадцать? "Вечность", — подсказала Пердита. И не заметно, чтобы кто-то за ними гнался... Да, конечно, убраться с той поляны стóило — все равно она уже была не пригодна для ночлега, — но сейчас они забрались достаточно далеко, так, может, хватит? Лучше выбраться на берег, пока никто не свернул себе шею в этих потемках.       А вещи? Гномы бросили на поляне все свои тюки и сумки, да и Агнес не решилась собрать свою котомку — слишком была потрясена. Лишь одну вещь она не смогла оставить позади — подаренное одеяло. "Одолженное на время", — поправила она сама себя, — и, покидая лагерь, перекинула его, свернутое, через плечо. Расседланные пони разбежались, и никто в отряде даже не пытался их созвать. Пропало все: снаряжение, остатки продуктов, посуда, котел и чайник... Как им теперь приготовить завтрак?       При мысли о завтраке что-то в животе болезненно сжалось. Да сколько же можно?! Она замерзла, устала и ужасно проголодалась, ей надоело бежать неизвестно куда в темноте! Довольно, с нее хватит! Покладистый от природы характер и многолетняя привычка делать, что велят, не позволяли Агнес возмутиться вслух, но в душе она негодовала на странное упрямство Дубощита, продолжавшего вести отряд в полной темноте.       Но тут случилось нечто, заставившее разом позабыть про дождь и усталость. Где-то в ночи раздался вой, низкий, протяжный. От неожиданности Агнес встрепенулась, дернулась всем телом, оборачиваясь на звук… — Все хорошо, — едва слышно шепнул Бофур, жесткая косица мазнула ее по запястью, когда он повернул голову. — Они не должны нас учуять. Не останавливайся.       Тем временем к варжьему вою присоединили свои голоса сородичи — теперь уже выла дюжина глоток. Звук стлался по земле, забирался под кожу, проникал, казалось, в самые укромные уголки души, вселяя ужас. И, что хуже всего, он быстро приближался. — Лиги полторы уже, да? — услышала Агнес совсем рядом приглушенный голос Балина. Он звучал спокойно и деловито. — Да, не больше, — так же спокойно отозвался Торин. Где-то вдали раздалось ржание. "Наши пони", — прошелестел кто-то из гномов. Кто же это был? Миртл, Миди, Ромашка? Агнес вспомнила отрядных пони: шелковистые мордочки, жесткие гривы, кроткие карие глаза. Что с ними сейчас? Должно быть, они до смерти напуганы, бедняжки, мечутся где-то по равнине... И если след отряда унесло проточной водой, то следы копыт остались отпечатанными на земле, и если варги их учуют...       Внезапно раздался страшный крик, нечеловеческий и нелошадиный, хотя Агнес могла бы поклясться, что голос принадлежал одному из пони. Воображение быстро дорисовало картину встречи лошадки с разъяренным варгом и неминуемый исход этой встречи... Крик оборвался.       Агнес до боли закусила губу, чтобы не вскрикнуть ненароком и не привлечь внимания чужих ушей. — Не думай об этом, — прошептали рядом. — Вперед.       Не думать, то есть отгородиться от жутких, будоражащих воображение звуков, когда вокруг тебя лишь холод, вода и тьма, и остается лишь гадать, что же скрывается там, во мраке, — это казалось почти непосильной задачей.       Русло ручья свернуло направо, и высокий берег встал заслоном между отрядом и звуками позади. Вой и вопли варгов доносились теперь заметно глуше, почти на грани слышимости, и беглецы вздохнули с облегчением.       Чуть погодя беглецам снова почудилось вдали лошадиное ржание и вслед за ним какая-то возня, но те звуки были слишком далекими и неразборчивыми. А потом они и вовсе пропали.

***

      А отряд все продолжал бежать, и бежать, и бежать.       Агнес чувствовала, что от холода и напряжения ноги ее совсем онемели, зато начало нещадно колоть в боку. Да еще и желудок снова принялся громко возмущенно урчать. До боли закусив губу, она с трудом сдерживала злые слезы; она бы давно разрыдалась от голода, усталости и жалости к себе, но вид несгибаемо прямой спины матушки Ветровоск отбивал всякую охоту. Стыдно жалеть себя, когда та, кто на полвека старше, не жалуется. Внезапно Агнес поняла, что видит матушкину спину, да и гномов тоже. Ночь подошла к концу, приближался рассвет; мрак отступал, небо из черного стало серым, а к окружающим предметам вернулась четкость очертаний.       С каждой минутой становилось все светлее, и беглецы незаметно для себя сбавили шаг и огляделись. Лес исчез, должно быть, они выбрались из него еще ночью, и оба берега были теперь открыты взгляду. Небо впереди приобрело совсем светлый оттенок, и с минуты на минуту можно было ждать восхода солнца. — Светает, — первым нарушил молчание Кили, озвучив то, о чем думали все. — При свете дня орки нам не страшны, — подтвердил Гэндальф.       Последняя часть пути оказалась самой тяжелой. Была тому причиной усталость или что-то еще, но Агнес с трудом переставляла ноги, и чувствовала, что ее почти сбивает с ног. Нет, дело не в усталости, вскоре поняла она, а в течении. Оно стало быстрее, изменился и голос речушки, став более звучным, почти грозным.       Должно быть, Гэндальф заметил то же самое, а возможно, и нечто большее, так как произнес: — Дальше по этому ручью идти нельзя, да и смысла уж нет. Выйдем на берег.       Под аккомпанемент плеска, кряхтения и шуточек компания выбралась на берег. Какое же это, оказывается, счастье — иметь под ногами твердую почву вместо скользкой гальки, когда лодыжки не кусает больше ледяная вода!       Ожидая, пока Торин и Гэндальф примут решение, что делать дальше, остальные члены отряда устроили привал: кто уселся, а кто и вовсе улегся. И пусть трава была мокрой от росы — после ночного перехода это уже никого не смущало. Агнес тоже повалилась на землю, вытянула натруженные ноги. Больше всего на свете ей хотелось закрыть глаза и просто провалиться в сон.       На протяжении всей ночи гномы, следуя приказу своего предводителя, вели себя тихо и старались ничем не выдать своего присутствия. Теперь же все почувствовали себя гораздо свободнее и, выливая воду из сапог, перебрасывались шутками и от души смеялись.       Двалин спустил на землю нянюшку Ягг, проделавшую весь путь у него на закорках, но сам остался стоять, опираясь на молот и обшаривая хмурым взглядом берег. В шаге от него с обнаженным мечом в руке, спиной к брату и лицом к противоположному берегу, замер Балин. Столь разные внешне, в эту минуту братья казались удивительно похожими друг на друга.       Матушка Ветровоск хоть и присела на траву вместе со всеми, но спину держала все так же прямо. И лишь складки у рта, указывавшие на то, что она не просто поджала губы, но стиснула челюсти, говорили о ее усталости. Агнес быстро отвела взгляд — матушку бы не обрадовало, что кто-то заметил ее слабость. Ее платье выглядело совершенно сухим, даже подол, как будто его хозяйка вовсе не попадала под дождь и не выбиралась минуту назад из ручья. Хотя стоит ли удивляться? Это же матушка Ветровоск.       И тут взошло солнце. Мир тут же преобразился, из монохромного став цветным. Засверкала зеленью мокрая трава, заголосили, поднялись в воздух птицы. — Устроим привал, — предложил Торин. — Не здесь, — вмешался Гэндальф. — Теперь я узнаю эти места и знаю точно, где мы находимся. Если пройти чуть дальше... Это не займет много времени — полчаса, быть может, три четверти — мы достигнем гораздо лучшего места для стоянки.       Энтузиазма это предложение не вызвало, но волшебник был так спокоен и так полон уверенности, что часть этой уверенности передалась остальным.       Почему-то после краткой передышки продолжать путь стало еще сложнее. Намокший подол лип к ногам, в башмаках хлюпало, Агнес внезапно пробрал озноб. Развернув скрученное одеяло, которое к счастью, оказалось внутри совсем сухим, она укуталась в него, как в пелерину.       Под предводительством волшебника отряд двигался на Северо-Восток. Солнце с каждой минутой поднималось все выше, заливая все вокруг ярким светом. Перед путниками расстилалась широкая, поросшая травой равнина без каких-либо признаков людского жилья. Так куда же ведет их Гэндальф?       Вскоре внимание путников привлекла необычная деталь пейзажа: трава у них под ногами и впереди была насыщенного темно-зеленого цвета, но немного дальше она внезапно становилась на несколько тонов светлее. Граница между этими участками была четкой, как на детском рисунке. Что бы это значило?       Однако чем ближе подходили они к этой черте, тем очевиднее становилась причина этого явления — широкая расщелина в земле. Их берег возвышался над противоположным, из-за чего место разлома не было заметно издали.       Достигнув края, путники опасливо заглянули за край: от высоты захватывало дух, дна расселины было не видно, где-то внизу гудел поток. Спуститься вниз было не возможно — слишком крутой обрыв, и прямо тоже не пойдешь — ущелье вроде узкое, а все ж не перепрыгнешь. Моста поблизости тоже не наблюдалось. Так как же быть? — Не беспокойтесь, — подбодрил спутников волшебник, внимательно осматривая одинокий валун почти с него ростом, торчавший над обрывом. Цвет породы и форма придавали ему сходство с кривым зубом. — Мы на верном пути.       А в следующий миг Гэндальф пропал.