Хижина

Сириус отступил к кровати. Тяжело опустился на потертый скрипучий матрас. Повертев записку в руках, сложил ее в четверо. Затем опять развернул. Аккуратно, старательно разгладил бумагу на колене. Сложил иначе. На несколько секунд замер, нахмурившись, решая, в какой из карманов лучше всего припрятать записку. Но вместо этого смял ее в кулаке. — Неужели ты и вправду думал, что этого будет достаточно? По паре слов на прощание каждому... Это же... Это просто... Я даже не знаю, как это назвать, Рем! Ты поступаешь, как последний трус! Ремус молча наблюдал за манипуляциями, которые Сириус производил над злосчастной запиской. За несколько секунд он успел пожалеть о том, что показал ее Блэку, что сказал ему о своих планах. Да и о самих планах он уже начал жалеть. Он подошел к кровати и протянул руку: — Отдай. — Еще чего! — Сириус спрятал обе руки за спину. — Слушай, Бродяга, я серьезно! Отдай! Ремус попытался оценить, с какого бока ему будет удобнее вырвать эту проклятую бумажку, но в результате уперся руками в плечи Сириуса и повалил его на кровать. — Не надо мне было... Отдай. — Нет, — Сириус только сильнее вжался в матрас, не желая вытаскивать рук из-за спины. — Это мое! По глазам друга Люпин понял, что спорить бесполезно. Он ослабил хватку и лег на бок рядом с Блэком. — Остальным не говори... Тот приподнялся на локте. — Так ты не уйдешь? Ремус отрицательно покачал головой, потом решил пояснить: — Хочу, но не уйду. Ты же теперь "тяжелую артиллерию" привлечь можешь, если я не передумаю. — Разумеется, — Сириус самодовольно улыбнулся. — Для начала я нажалуюсь на тебя Хвосту и Сохатому, а потом мы все вместе пойдем и нажалуемся профессору Дамблдору, который дал тебе шанс получить нормальное образование и устроить свою жизнь, а ты вознамерился спустить ее в выгребную яму. Ремус откинулся на спину и озадаченно посмотрел на друга: услышать от Бродяги слова "нажалуюсь" и "нажалуемся" — это еще похлеще, чем узнать, что ближайшего полнолуния не будет. Потом он понял, что Сириус шутит и облегченно расслабился, но тут же поморщился, досадуя на самого себя. — Слушай, я, похоже, выгляжу как полный идиот, но... Мне трудно объяснить, Бродяга. Никогда не было так трудно. И... — Он провел ладонями по лицу. — Мерлин, как же я устааааал! — Я знаю, — уже без тени улыбки отозвался Сириус. — Я вижу, как ты устал, и представляю, каково тебе приходится. Но ты ведь не сдашься, Лунатик, верно? Ты сейчас и вправду как загнанный зверь, шарахаешься, окруженный красными флажками. Ты не на то тратишь силы, Рем. Тебе нужно вырваться из этого круга. Но ни я, ни Джеймс с Питером, ни даже директор — никто не сумеет помочь тебе, если ты сам не захочешь. Люпин приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на Блэка. — А смысл? Я не перестану быть оборотнем. И к чему вообще все эти мои знания, если меня потом не возьмут ни в одно приличное место? Я лишь пытаюсь трезво смотреть на вещи — я уродец, Бродяга! Сириус ответил Ремусу не менее пристальным взглядом. С преувеличенным беспокойством принялся осматривать его лицо, взял за подбородок, заставив слегка повернуть голову, с видом бывалого медика неодобрительно нахмурился, после чего отпустил, пожал плечами и, состроив разочарованную мину, сообщил: — Ты не поверишь, но у тебя на лбу не написано, что ты уродец. Я бы даже сказал, что ты славный малый, каких еще поискать. Только дикий немного. Не одомашненный. Совсем чуть-чуть. Люпин сделал движение рукой, словно захотел отмахнуться от внимания друга, но улыбку скрыть не смог. — Дурачишься, — он попытался нахмуриться, но его выдавали нотки признательности и даже нежности в осипшем от напряжения голосе. — Ты же понял, что я имею в виду. Кому, кроме таких оболтусов, как вы, захочется со мной связываться? — Ну, например, такому оболтусу, как Дамблдор. Не думаешь же ты, что он бросит тебя на произвол судьбы? — Сириус вновь пожал плечами, давая понять, что ему становится скучно в очередной раз объяснять очевидные вещи. — За исключением вечного изгоя, кем бы ты вообще хотел стать? Ремус отвел взгляд. — У меня не получается мечтать. Каждая такая попытка заканчивается битьем головой о стену. Блэк трагически закатил глаза и откинулся на спину. Полежав секунду-другую, зашуршал бумагой — развернул измятую записку, поднял ее на уровень глаз. — А вот интересно, что бы ты написал на прощание самому себе? — "Ты неудачник, Ремус Люпин", вот что бы я написал. Ремус дернулся вперед, сделав очередную попытку отобрать у Сириуса свою записку. Впрочем, на успех он не рассчитывал.