Хижина

Ремус резко оттолкнулся от пола и вскочил на ноги. Он начал ходить по комнате, стараясь не смотреть не Сириуса, чьи слова подействовали на него как бомбарда максима на плотину. — Да, я его б-б-боюсь! Ты даже не п-п-представляешь, насколько! А еще его б-б-боятся другие, те к-к-кому п-п-повезло не б-б-быть ук-к-кушенным об-б-боротнем! Он разозлился на себя за то, что снова начал заикаться и с силой укусил себя за запястье. Проверенный способ помог ему сбросить часть напряжения, и он продолжил хаотично перемещаться по комнате, время от времени застывая на месте и обращаясь к шкафу, окну, кровати, столу, двери — только не к другу. — Нас боятся! Вот этого зверя в нас боятся! Боятся настолько, что забывают, что этот чертов зверь просыпается только раз в четыре недели! Что в остальное время мы такие же, как они! Хорошо, почти такие же, но не более опасны для окружающих, чем они друг для друга! Это все, — он взмахнул руками, пытаясь одним движением охватить всю комнату, — это прекрасно! Мне повезло, что у меня есть это место! Что у меня есть друзья, которые... — Он с усилием сглотнул и застыл на месте, словно уткнувшись в невидимую стену, опустил голову и плечи, руки спрятал в карманы. — В этом всем был бы какой-то смысл, если бы это нужно было, чтобы дождаться чего-то лучшего, чем есть сейчас. Но лучше не будет. Через полтора года все закончится, и будет только хуже. И я хочу покончить с этим сейчас, потому что потом будет больнее... В какой-то момент он перестал различать мелкие комочки глины на полу, неожиданно резкость поплыла, смытая водой из прорванной плотины. По-прежнему сидя на полу, Сириус еще какое-то время наблюдал за его перемещениями. Наконец покачал головой. — Рем, послушай... Через полтора года мы всего лишь закончим школу. Жизнь на этом не закончится. Мы не закончимся. Ты — не закончишься. Ремус подошел к Сириусу и сел перед ним на корточки: — Мы не закончимся, дружище, мы просто пойдем каждый своей дорогой. Это здесь мы вместе 24 часа в сутки, потому что таков школьный порядок: общие классы, общие гостиные, общие спальни — мальчики налево, девочки направо. Закончится учеба, и у каждого начнется своя жизнь. Вы трое обзаведетесь семьями. Джеймс первым, вот увидишь, но вы с Питером его быстро догоните, я уверен. А мне нужно будет искать угол, где от меня не будут шарахаться в ожидании полной луны. Хижина останется здесь. Ее не положишь в карман, чтобы при необходимости достать и спрятаться. Все, что было здесь, — он кивнул через плечо, — потеряет всякий смысл, потому что у этого не может быть продолжения. Это та правда, которой мне давно пора посмотреть в глаза. Я устал зажмуриваться, Сириус. — Знаешь, это немного обидно, когда тебе говорят, что то, что ты делаешь для друга, не имеет ценности, потому что не может длиться вечно, — Сириус улыбнулся. — И потом, с чего ты взял, что у нас будут семьи, а у тебя — нет? Если среди парней нашлись те, кто тебя поддержал, то и среди девчонок наверняка найдется хотя бы одна, которая тебя полюбит. Ремус опустился на пол и какое-то время молча смотрел на Сириуса, решая, на какие слова друга отвечать, а какие до поры до времени проигнорировать. Ему не хотелось убеждать кого бы то ни было в своей правоте. Подмывало сказать только одно: "Черт побери, Бродяга, почему ты пришел именно сейчас?" Но сейчас уже невозможно просто встать и уйти — это выглядело бы абсолютным свинством по отношению к друзьям, после всего того, что между ними было. — Видимо, я неточно выразился, прости... Для меня ценно все, что было. Абсолютно все, Сириус! Вряд ли ты можешь себе представить, насколько я вам всем благодарен: и профессору Дамблдору, и мадам Помфри, Джеймсу, Питеру, тебе... Но... — Он в отчаянии хлопнул ладонями по полу. — Проклятье! Я не знаю, как объяснить. Это слишком дорогой подарок для меня, Бродяга. И если честно, я не знаю, что с ним дальше делать. К хорошему так быстро привыкаешь, а потом, когда все закончится, будет ломать и выворачивать так, что никакое лекарство не поможет. — Если тебе делают дорогие подарки, значит, ты этого заслуживаешь, — Блэк подмигнул Люпину и развернулся так, чтобы снова обнять его одной рукой, и добавил коротко: — Я тебя не брошу. Ни сейчас, ни после. Ремус не нашелся, что ответить. Он достал из кармана конверты с записками, выбрал нужный, извлек из него сложенный вдвое листок, быстро пробежал глазами по написанному. "Сириус, дружище, прости, что ушел не попрощавшись. Хотел написать много чего, но передумал — все равно не получится. У меня к тебе только одна просьба, Бродяга: береги себя. Хотя бы иногда, ради разнообразия — не других, а себя. Я очень надеюсь, что ты поймешь, что я имею в виду. Твой Рем" Молча протянул записку Сириусу, поспешно поднялся на ноги и отошел к окну. Тот взял бумагу. Прочитав написанное, не поверил. Перечитал еще раз и снова не поверил. Не отрывая глаз от записки, поднялся с пола. Рассеянно потер лоб. Взглянул на сумку, оставленную на столе. — Но... Как же так?.. По пыльному подоконнику лениво ползала сонная осенняя муха. Ремус поставил перед ней палец. Муха не стала обходить, а развернулась и начала карабкаться вверх по потрескавшейся краске. — Я хотел завтра забрать оставшиеся вещи из спальни и уйти, пока все будут на матче, — его голос звучал спокойно и почти бесстрастно, как если бы он делился своими планами на выходные. Муха проползла пару дюймов по стеклу и свалилась вниз, упав на спину. Остатков ее сил явно не хватало на то, чтобы перевернуться и снова встать на лапки. Ремус слегка толкнул ее, помогая перевалиться через бок. — Скажи, зачем... — Он осекся и тут же поправился: — почему ты пришел сюда именно сегодня? — Я тебя искал...