*
1 января 2018 г. в 19:05
В Главном Управлении Чёрного Ордена местных газет не читали.
Вообще. Никогда. Где бы оно, Главное Управление, ни находилось.
До переноса Управления в Англию за газетами просто некуда было ходить.
В новом здании Врата белого Ковчега позволяли за считанные секунды попасть почти в любую точку земного шара, но лондонские газеты всё равно не пользовались спросом — не до того было. Разве что иногда в газетных свёртках приносили из города инструменты, мелкие покупки, еду.
И в этот день новички из Научного Отдела, отправленные в город за некстати закончившимися реактивами, вернулись, на ходу дожёвывая рыбу с картошкой в свёрнутых из газеты кульках. А потом забыли пустые кульки на рабочих столах, среди чистых документов и почти готовых к сдаче отчётов.
Очередной из попавшихся Риверу на глаза мятый кусок газетного листа едва не присоединился к другим в мусорном ведре, но взгляд Уинхэма остановился на заголовке, едва читавшемся из-за россыпи жирных пятен: «Конец Времени: что ждёт лондонцев в ближайшем будущем?» Подзаголовок, набранный шрифтом поменьше, гласил: «Чёрный Орден пока не дал комментариев».
Ривер тщательно разгладил лист, вчитался в плохо пропечатанные строчки, стиснул зубы — и отправился будить Комуи, который отбивался ровно до тех пор, пока помощник не влил в него кружку кофе и не разъяснил, что, собственно, случилось. Сразу после этого Смотритель, забыв натянуть берет, бросился к Хевласке.
В хранилище Чистой Силы царил полумрак: незрячей Хранительнице не нужен был свет, чтобы видеть, яркое освещение она не любила, а остальные из уважения к ней довольствовались фосфорическим свечением Чистой Силы, которое болотно-мерцающей дымкой расползалось по подземелью.
Комуи долго стоял, переступая с носков на пятки и не говоря ни слова.
— Хевласка, — наконец произнёс он, с усилием потирая висок и, кажется, забыв о съехавших на самый кончик носа очках, — ты помнишь, что сказала в день появления здесь Аллена Уолкера?
— Я помню всё и обо всех, — мягко упрекнула его Хранительница, и светящийся туман чуть дрогнул в ответ на её эмоции, колыхнулся, как застоявшаяся вода в позеленевшем от водорослей пруду.
— Так ты помнишь, что сказала? — настаивал Комуи, как-то нервно оглядываясь; у него неожиданно задёргалось веко, и Смотритель придержал его пальцами.
— Я сказала, что благодаря его силе Аллену Уолкеру суждено стать Разрушителем Времени, который изменит ход истории, — слегка удивлённо отозвалась Хевласка; туман откликнулся на это длинными волнами, как пруд — на брошенный в воду камень.
Смотритель не то засмеялся, не то всхлипнул, пошатнулся и обречённо взялся за голову.
Светящийся туман вокруг огорчённо замолчавшей Хранительницы сгустился и сформировал длинный отросток. Тот потянулся к Смотрителю, обвился вокруг его плеч, коснулся лица.
— Что-то случилось, Комуи? — Хевласка ласково погладила его по щеке, отвела пряди с глаз осторожно-привычным жестом матери или влюблённой. — Что тебя опечалило?
— Катастрофа! — воздел руки Комуи. — Всё пропало… — прошептал он, закрывая лицо ладонями, развернулся и напоследок траурным тоном обронил: — Спасибо, Хевласка.
И нога за ногу поплёлся к подъёмнику. Плечи у него тряслись, как в лихорадке.
А вслед ему неслось встревоженное:
— Комуи! Комуи!
Комуи же направился в орденскую столовую.
В ней сегодня царило невероятное оживление, но при внимательном рассмотрении любой бы сказал, что оживление было каким-то… нервозным.
Под утро с миссии в городе вернулись Лави, Канда и Аллен с Линком.
Лави стоял на скамье, окружённый толпой заворожённых искателей, и вдохновенно рассказывал что-то. До Комуи донеслось: «…я смотрю — падает! Мне чуть череп не раскроило, а Юу…» Лицо у оратора было всё вдоль и поперёк исполосовано мелкими царапинами, как будто на этой последней миссии он дрался с десятком бродячих кошек, а не с акума. Похоже, на царапины даже пластырь тратить не стали — так из госпиталя и выпустили.
Перед Кандой стояла полупустая чистая чашка, в которую со звоном падали новые и новые осколки стекла — их Канда один за другим с шипением выуживал из густой шевелюры.
— Юу-у-у! — завопил Лави через головы слушателей, обернувшись к нему. — Подтверди!
Механически двигавшаяся рука Канды замерла, не донеся до чашки очередной осколок.
На его виске медленно зарастала ранка, оставленная воткнувшимся стёклышком, — Канда поскрёб кожу ногтем, сшелушивая засохшую кровь; искатели затаили дыхание и притихли в ожидании.
— Подтверди, что на нас циферблат упал, — потребовал Лави, так и не получив ответа. — Кстати, а куда ты обломок часовой стрелки дел? Он у тебя из спины торчал, я помню.
Канда уронил осколок и длинно, но незатейливо выругался: из его слов следовало, что злосчастный кусок железа обрёл пристанище в одной из лондонских канав, о чём он, Канда, сейчас откровенно жалеет, потому что один тупой Кролик мог бы вступить с этой штукой в отношения, после которых в цивилизованном обществе принято заключать брак.
Лави кулём осел на скамью и уважительно присвистнул, а потом полез за блокнотом и карандашом — записать на будущее.
Канда метнул в его сторону бешеный взгляд, деревянно встал, смахнул чашку на пол и стремительно зашагал к выходу, кажется, не особо видя что-то перед собой, — Комуи пришлось посторониться.
Двери за Кандой хлопнули так, что с потолка посыпались куски штукатурки.
Линк, держа в одной руке надкусанный кекс с изюмом, другой что-то яростно строчил в записной книжке, низко наклонившись над ней, почти сгорбившись, что для младшего инспектора с его воинской выправкой и безупречной осанкой было практически немыслимо. Буквы теснились, как в давке, и строчки наползали друг на друга, плотно исписанные листки шелестели; забытая чашка с остывшим кофе стояла в опасной близости одновременно к краю стола и к его локтю.
Ко всему прочему младший инспектор был совершенно непотребно растрёпан: резинка с кончика косы куда-то пропала, коса наполовину расплелась и рассыпавшиеся волосы лезли ему в глаза.
Карандаш отчаянно заскрипел по бумаге, почти заскрежетал, будто умоляя о пощаде; Говард поднёс его к глазам, обнаружил сточившийся до самого основания грифель, отложил карандаш в сторону, захлопнул блокнот и с усилием распрямился. В его спине что-то хрустнуло настолько громко, что Линк поморщился и потянулся пощупать позвонки на пояснице — видимо, проверял, на месте ли.
Он огляделся в поисках другого карандаша, нашёл только чашку с кофе, машинально отодвинул её подальше от края стола и принялся задумчиво изучать недоеденный кекс.
— Чего вы ждёте, Уолкер? — он наконец положил кекс к чашке, вытер руки салфеткой, лежавшей на коленях, и сурово воззрился на подопечного напротив и его нетронутые тарелки.
— У меня нет аппетита, — бесцветным тоном сообщил младшему инспектору удивительно тихий Аллен, уныло глядя на гору еды перед собой, и с душераздирающим вздохом поскрёб заплатки пластыря на левой щеке, цепляясь за них длинными ногтями на руке с Чистой Силой: суставы пальцев сухо потрескивали, когда сгибались-разгибались, и почти скрипели, как несмазанные шарниры.
Тоже необычно тихий Тимканпи, пристроившийся у него под боком, пошелестел крыльями, как если бы хотел приободрить.
Линк резким жестом дёрнул галстук, словно ему вдруг стало душно или воротник давно сдавливал горло — булавка перекосилась, — и положил ладонь на записную книжку, побарабанил по обложке пальцами.
— На вашем месте, Уолкер, — медленно проговорил он, сохраняя непроницаемое выражение лица, — я бы поел как следует. Никто не знает…
Двери в столовую снова распахнулись настежь — обе створки с грохотом ударились о стены.
В проёме замаячил силуэт старшего инспектора Рувелье.
Линали, сидевшая рядом с Алленом, вздрогнула и потянулась взять его за локоть… но опустила руки, сложила их на коленях, сжала пальцы.
— …когда вам удастся поесть в следующий раз, и удастся ли вообще, — не меняя тона, закончил Линк и сомкнул губы, всем своим видом давая понять, что в присутствии начальства не имеет права сказать ещё хоть слово.
Рувелье прошагал до их стола и остановился. Он молча скручивал снятые перчатки, гневно раздувая ноздри.
Аллен развернулся на скамье, не вставая, и робко поднял взгляд на старшего инспектора.
— Ради всего святого, Аллен Уолкер! — внезапно рявкнул Рувелье, отбросил в сторону истерзанные перчатки, схватил Аллена за плечи и остервенело встряхнул, словно собираясь выбить из него признание — или пыль. — Объясните же, как вам пришло в голову уничтожить башню Биг-Бена!
В столовой мгновенно воцарилась тишина — и громко ахнула Линали.
Аллен безвольно болтался в руках старшего инспектора, которые медленно подбирались к его горлу.
В навалившемся на всех оцепенении один лишь Линк нахмурился, дёрнул подбородком, потянулся к рукаву — и остановил себя, кажется, усилием воли, сжал пальцы в кулак.
Звякнула об пол чайная ложечка.
— Ой, я сейчас подберу, — громко прошептала Миранда, и это будто стало сигналом: все вокруг отмерли, зашевелились, заговорили разом.
— Во-о-о даёт, — восхищённо-завистливо протянул Тимоти, — мне бы так… Да знаю я, Цукиками, что ты против, не нуди.
— Ватикан за твоё прошлое ещё не расплатился, — безжалостно заметила Клауд Найн, подвигая к нему отставленную было тарелку с овощами и вкладывая в руку вилку.
— Ну-у-у учи-и-итель… — заныл Тимоти.
Рувелье наконец поставил Аллена на пол, но отпускать не спешил.
— Вы знаете, что жители Лондона уже составляют прошение на имя королевы, где требуют «изгнать с английской земли Чёрный Орден»? Что Парламент собирается на специальную сессию? Вы понимаете, чем это грозит Ватикану?
— Но я же не хотел, — сказал Аллен, честно глядя старшему инспектору прямо в глаза. — Понимаете, там были акума… и мирные горожане… а страдающие души акума ждут освобождения…
— Биг-Бен, Биг-Бен… — пробормотал Лави. — Символ времени! — неожиданно просиял он и добавил довольно тихо: — А что, подходит.
Но всё-таки недостаточно тихо, как оказалось.
— Что подходит?! — прорычал старший инспектор, отпуская Аллена и устрашающе быстро разворачиваясь к нему всем корпусом.
— Я тут вспомнил про Разрушителя Времени, — невинно пояснил Книжник-младший, медленно, бочком-бочком, продвигаясь к противоположному от Рувелье концу скамьи. — Пророчество-то, получается, сбылось…
И он стремительно нырнул под стол.
Уже оттуда прозвучал голос, глуховатый из-за того, что обладатель согнулся в три погибели:
— …значит, и войне скоро конец, — сообщил Лави.
Потом раздался звонкий стук, сдавленный стон и шипение, с натужным скрипом отъехала вторая скамья, и он вылез с другой стороны стола, потирая макушку.
Убедившись, что его и старшего инспектора разделяет широкая массивная столешница, которую так просто не сдвинешь и не перепрыгнешь, Лави расплылся в улыбке до ушей:
— Пойду расскажу деду, он с ума сойдёт!!!
Он показал понурому Аллену большой палец: «Во!» — подхватился и рванул к выходу, пока ошеломлённый его нахальством Рувелье не пришёл в себя.