То, что греет сердце

Наша главная задача — не заглядывать в туманную даль будущего...

Снегопад, начавшийся пару часов назад, за время её отсутствия не прекратился, а, казалось, наоборот, только усилился: стоило Элиастразе приземлиться у входа в башню и сменить ипостась, как она мгновенно провалилась в снег почти по колено. Сухой морозный ветер трепал полы плаща и дёргал за меховой капюшон, настырно пытаясь стянуть его с головы. Зимы в Ветреный перевал всегда приходили снежные и вьюжные, но нынешняя явно решила перещеголять всех своих предшественниц. Первый снег выпал в начале октября, да так и остался лежать, и сейчас, к концу декабря, Каражан замело чуть ли не по самую крышу, что неимоверно раздражало Медива и приводило в восторг Кадгара: в Даларане, укутанном климатическими заклинаниями, сильные снегопады были редкостью. Впрочем, раздражён мужчина был не настолько сильно, насколько пытался это показать: глядя на светившегося от радости мальчишку, трудно было испытывать какие-либо отрицательные эмоции. Вот и Медив не испытывал... Но, с упорством, достойным лучшего применения, демонстрировал: недовольно хмурился, фыркал и, пафосно взмахивая полой мантии, удалялся к себе на «чердак». Однако все эти эскапады могли обмануть Кадгара, изредка всё ещё приходившего в недоумение от некоторых выходок Хранителя, но никак не Габриэль, знакомую с мужчиной без малого тридцать лет. Дверь, тихо скрипнув, повернулась на петлях, и девушка вошла в холл, полной грудью вдохнув запах хвои, корицы и цитрусов. Готовить Каражан к празднику Медив не запрещал, но и помогать не спешил, поэтому развешиванием смолистых еловых лап и омелы, украшением помещений и приготовлением ужина Габриэль занималась сама, при посильной помощи Мороуза и Кадгара. Сам кастелян, встретивший её у первых ступеней лестницы, чуть приподнял уголки губ, беззвучно приветствуя, и едва заметно качнул головой, указывая наверх. Так же беззвучно поблагодарив, девушка солнечно улыбнулась и, больше не задерживаясь, начала подниматься под самую крышу башни, в комнату, игравшую роль одновременно мастерской, обсерватории и личного кабинета Хранителя, с недавних пор, с лёгкой руки его ученика, переименованную в чердак. Камин, разожжённый ею перед уходом, прогорел и почти не давал света, но под куполом потолка плавала рыжая магическая искорка, поэтому Кадгара, уютным клубочком свернувшегося на диване, Габриэль заметила сразу. Накинув на мальчишку сползший на пол шерстяной плед и чуть взъерошив тёмно-каштановые, с молочно-белой прядью на макушке, волосы, девушка глубоко вздохнула, зябко подёрнула плечами и вышла на балкон. Бледный свет, изредка выглядывавшей из-за туч луны, углём вычерчивал одинокий силуэт на фоне разгулявшейся непогоды. Хранитель любил звёзды — это Габриэль знала всегда. Он мог часами вглядываться в иссиня-чёрный бархат неба, ища там ответы на свои вопросы. «Что есть, что будет, и чему уже не суждено случиться» — отвечал юной, не разменявшей тогда ещё первую сотню лет, драконице её взрослый старший брат, когда она спрашивала, что он видит в мерцании далёких огоньков. Его ученик имел ту же дурную манеру уходить от разговора. Временами девушке казалось, что больше всего Медив взял именно от Торидорму: нетерпимость к жалости и излишней сентиментальности, близкую к фанатизму любовь к знаниям и порой доходящее до абсурда нежелание посвящать в свои проблемы близких людей. Но потом он закатывал глаза совершенно валесгосовым жестом, фыркал и хмурил брови, до ужаса напоминая Габриэль саму себя в детстве, и наваждение пропадало. — Что он тебе показал? Чтобы через какое-то время вернуться вновь. — Опять мысли читаешь? — с беззлобной насмешкой поинтересовалась девушка, прижавшись плечом к чужому плечу, обтянутому светлой тканью домашней мантии. — Доходящее до абсурда нежелание есть и у тебя, — не отводя глаз от небесного купола, проговорил мужчина. — Что, впрочем, неудивительно — Торим ведь и твой учитель тоже. Габриэль тихо хмыкнула, никак не комментируя последнее заявление: несмотря на искреннюю любовь и привязанность к брату, назвать его своим учителем она не могла. Торидорму для этого был слишком... Торидорму. Бронзовый дракон, на плечах которого лежала огромная ответственность, один из Наследников Аспекта Времени, самый старший в их компании, Торим был сыном её дяди, братом, другом, товарищем по играм, но никак не наставником. Своим учителем девушка могла назвать только одно живое существо на всём Азероте, но упомянуть его имя сейчас, значило развязать очередную дискуссию, а ей вовсе не хотелось портить и так не слишком удачно начавшийся вечер. — Эли, послушай, — Медив повернулся к Габриэль и замялся, словно пытаясь подобрать слова. — Если Торидорму видел, что из-за меня ты или твоя семья могут пострадать, тебе стоит поки... Что, позволь спросить, ты делаешь? — ворчливо поинтересовался мужчина, перехватив руку девушки в паре сантиметров от своего лица. — Прерываю твоё словоизлияние, разумеется, — с нежной улыбкой проговорила Габриэль, мягко освободив предплечье. — И кстати, среди черт твоего характера есть и исключительно фирмусова манера думать за других — я забирала у Торима твой подарок на Зимний Покров, а не слушала его пророчества. Медив недоверчиво хмыкнул и собрался было отвернуться, но девушка не позволила, уверено ухватив его за запястье и потянув на себя. — Видит твоя матушка, я пыталась по-хорошему, — едва слышно выдохнула Габриэль, одной рукой продолжая удерживать Хранителя, а второй вытащив из кармана небольшую коробочку, перевязанную бело-красной лентой, — но ты как всегда всё усложняешь. Распутав ленту, девушка стянула её с подарка, несколько раз обернула вокруг по-прежнему сцепленных рук, помогая себе зубами, затянула узел, и, довольно кивнув результату, подняла их на уровень глаз. — Во-первых, я уйду из Каражана, только если ты меня прогонишь, — без грамма иронии произнесла Габриэль, пристально глядя в тёмно-зелёные глаза, в которых впервые за несколько месяцев появилось неприкрытое удивление. — А во-вторых, я прекрасно знаю, что скорее Кадгар в ближайшие месяцы освоит превращение в ворона, чем ты, именно ты, захочешь, чтобы я ушла. — Ты можешь даже не понять... — одними губами проговорил мужчина, не отводя взгляда и позволяя девушке разглядеть усталость и обречённость, плескавшиеся где-то за зрачками. Габриэль ласково улыбнулась: — Ты правда думаешь, что я могу не заметить, что мужчина, которого, в его нежные четырнадцать, я на пару с братом спасла от зубов Дикого Бога, и который вместо благодарности запустил в меня «Чародейские стрелы», превратился в кого-то другого? Медив не ответил, лишь рвано выдохнул и притянул девушку к себе, до боли стиснув в объятиях и позволив спрятать лицо у себя на плече. — Я не знаю, чем я тебя заслужил. Ты — мое драгоценное сокровище, и мы не расстанемся. — Уж явно не примерным поведением и покладистым характером. И кстати, что ты подлил в кубок Кадгара, что он уснул в восемь вечера? Я буду хранить тебя до скончания времен, пока не умрут звёзды, и Сумерки не принесут конец всему.

А действовать сейчас, в направлении, которое нам видно.