Путь к надежде

Вопрос о моем отце, что задала мне Леди Анвэн, не давал мне покоя. «Кто он был и что стало с ним?» — спрашивал я себя. Мысли снова и снова возвращались к его фигуре, какой я ее помнил. Раньше благородный Аранвэ казался мне лишь отчужденным из-за всегдашней занятости делами королевства и довлевшего над всеми аманьяр проклятья Стихий. Теперь же я видел в нем самом и окружавших его событиях тайну, которую мне, его сыну, предстояло разгадать. Я решил отправиться к окрепшему после ранения Лорду Глорфинделю, чтобы узнать у него о последних часах жизни Аранвэ Альвиона. После визита Серлотэли и ее матери Златовласый Лорд пребывал в приподнятом настроении духа. Не смея еще рассчитывать на ответную симпатию той же силы, что охватила его самого, со стороны сестры, Глорфиндель все же надеялся, что со временем сможет завоевать ее доверие и любовь. Он был ласков и внимателен к ней, горя желанием показать Серлотэли, как дорого ему время, проведенное в ее обществе. — Ты, Воронвэ, — ее ближайший родственник по мужской линии, — обратился он ко мне, стоило мне появиться на пороге террасы, где он отдыхал. — А потому я прошу у тебя позволения сделать Серлотэль мой супругой. — Вы уже говорили с ней об этом? Ведь вы знакомы всего неделю! — удивился я. — Для того, чтобы знать, что она — моя Вечность, мне вовсе не нужно быть знакомым с ней полтысячи лет! — отвечал Лорд из ваниар. — Однако я намерен неукоснительно соблюдать все предписываемые обычаем сроки и буду ждать ровно год, прежде чем смогу назвать ее своей. — Вы объяснились?! — снова спросил я в замешательстве. — Я хотел предложить ей себя, как только моя рана окончательно заживет, — невозмутимо отвечал Глорфиндель. — И предупреждаю тебя, что уже через два дня я отправлюсь в дом прекрасной Серлотэли, чтобы преподнести ей кольцо и просить принять его и мое восхищение! — Невероятно! — вырвалось у меня. Хотел бы я знать, чем сестра смогла покорить Лорда Золотого Цветка, которого в Гондолине называли «каменной статуей» за его неприступность и бесстрастность? Я не мог вспомнить, чтобы Глорфиндель ухаживал за кем-то в то время. Возрожденный, он казался все тем же, но, в то же время, бремя проклятья Валар уже не довлело над ним. — Я пришел, чтобы говорить о другом, господин мой и друг, — начал я. — Называй меня на «ты», как равного тебе! — прервал он мою речь. — Ты — сын моего друга, благородного Аранвэ, брат моей возлюбленной, Леди Серлотэль Аранвиэль. Мы равны в доблести и бесстрашии, друг мой Воронвэ. — Хорошо, — я склонил перед ним голову. — Я пришел к тебе, чтобы говорить о моем отце. Ты обещал, что расскажешь о последних днях и часах его жизни. Прошу, сейчас я готов услышать твой рассказ. Произнеся это, я сел на стоявшую рядом оттоманку, приготовившись слушать. — Быть посему, — согласно кивнул Глорфиндель, усаживаясь рядом. — Я обещал тебе и сдержу мое слово. Он тяжело вздохнул и заговорил снова: — Когда Владыка откликнулся на призыв Верховного Короля нолдор и старшего брата, твой отец, как и я, и многие другие, кто входил в круг первых слуг Тургона, стал собираться на битву с Тьмой. Мы выступили большим хорошо вооруженным войском, полные надежд на скорую победу над Всеобщим Врагом. Аранвэ был из тех, кто надеялся сильнее прочих. Он был искуснее многих во владении мечами, многих превзошел в меткости стрельбы из лука и вел своего коня, исполненный гордости, а знамя Гондолина развивалось в его руке. Черный Враг был коварен и беспощаден. Слишком поздно мы поняли, что проиграли. А когда поняли — ступили на путь неутолимой скорби и бесчисленных слез. Обессиленные и павшие духом, мы были вынуждены почти бежать с поля сражения, спешно, неся потери, отступив вместе с людьми Дома Хадора и остатками войска Нолдарана к Топям Сереха и речке Ривиль. Наш путь лежал на юг, в Гондолин, тайну которого надлежало сберечь любой ценой. Ни один вражеский шпион не должен был прознать о секретной дороге, ведущей в город. Я, Лорд Эктелион и твой отец вызвались с небольшим отрядом наших воинов прикрывать отступление основного войска во главе с Владыкой Турукано. Твой отец сказал тогда: «Мой государь и дорогой друг, позволь мне и твоим верным слугам сдержать врага на этом берегу! Вместе с доблестными людьми Дома Хадора мы сумеем преградить тварям путь к реке, пока наше войско переправляется на южный берег!» Тургон благодарил его и немедля отправился в путь с основным воинством, чтобы уже к вечеру того дня переправиться через Ривиль. Мы же остались в Топях, сражаясь тремя группами и медленно отходя в направлении речного берега. В течение еще целого дня мы держались, уничтожая тех немногих орков, которым удавалось прорвать оборону людей Хуора и Хурина. К вечеру наши три отряда соединились, оказавшись рядом с рекой. Там, в ущелье Сириона, не было надобности передвигаться по отдельности. Мы уже собирались двинуться все вместе к берегу, как из засады, устроенной среди кустарников, прямо на нас выскочил большой отряд орков. Как-то им удалось прорваться через выставленный атани заслон. Бой был коротким, и вскоре расчищенную для стоянки поляну у берега покрывали орочьи трупы. Крупный орк — глава отряда, сумел рассечь своей секирой наплечник на левом плече твоего отца. Кровь обильно полилась из раны, мгновенно лишив его сил. Я зарубил тварь своим мечом, но Аранвэ уже лежал у моих ног, истекая кровью, норовя лишиться чувств. «У вас мало времени, — сказал он мне, когда я склонился над ним. — Скорее, отступайте к реке. Долго людям Хадора не выдержать — враг слишком многочислен и свиреп». На что я ответил: «Мы не оставим тебя, меллонамин! Я прикажу сделать из щитов носилки, и мы дойдем до Гондолина вместе!». Твой отец взглянул на меня и ответил: «Отягощенные ношей, вы не сможете быстро идти. Если вас настигнут и уничтожат, прикрывать наше отступление будет некому. Долг превыше всего, друг мой Лаурэ. Оставь меня здесь и скорее отправляйся с Лордом Эктелионом и воинами к Ривиль». Голос его из сильного и звонкого сделался слабым. Я понимал, что он прав, но не мог решиться: «Как же я могу оставить тебя здесь на растерзание моринготтовым волколакам и оркам?!» — закричал я. «Не медли! Не позволяй угаснуть надежде, за которую насмерть бьются люди Хуора и Хурина…», — прошептал он и лишился чувств. Верь мне, Воронвэ, сердце мое сжалось в тот миг от боли. Я приказал укрыть раненого Аранвэ среди кустов и, объятый скорбью, как и Лорд Эктелион, спешно повел отряд к броду через Ривиль… Глорфиндель замолк и низко склонил золотящуюся в лучах Анар голову. Солнце заходило. Было очень тихо. Ни птичьей трели, ни стрекота сверчков не раздавалось вокруг. Мы сидели какое-то время в полном молчании. — Значит, ты не видел его мертвым? — спросил я, наконец. — Когда ты оставил его, мой отец был еще жив? — Что ты хочешь сказать? — взгляд его, казалось, вопрошал меня выразительнее, чем вдруг изменившийся голос. — Ты не видел его бездыханного тела, — упрямо повторил я. — А это значит, что надежда Серлотэли и ее матери не напрасна! Я вскочил с оттоманки. — Еще остается надежда, что мой отец жив! Сердце в груди заколотилось, как только я произнес эти слова. Голова пошла кругом. Мысли начали путаться, быстро сменяя друг друга, словно череда кружащихся в танце пестро одетых пар. — Я оставил твоего тяжело раненого отца на северном берегу реки Ривиль на верную гибель, пожертвовав им во имя долга, спасения тайны Гондолина и нашей эстель! — Лорд Глорфиндель также вскочил на ноги, придерживая повязку на плече. — И мне не искупить моей вины перед ним, ни перед тобой, за сделанный тогда страшный выбор! — Я не виню тебя ни в чем! Мой отец был воином и знал, что могло ожидать его в той битве! — Твой отец, Аранвэ Альвион, был героем! — подойдя ко мне и положив на мое плечо руку, молвил Глорфиндель. — Он сражался и пал как доблестный муж и ты по праву должен гордиться им и с честью носить его имя! Знай, что как сын твоего отца, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Я уже убедился в том, что не только лицом и статью ты схож с Аранвэ. Твой дух также светел, бесстрашен и горд, как тот, каким обладал он. В моем лице ты навечно обрел друга, Воронвэ Аранвион. — Благодарю тебя за то, что подарил мне и другим надежду! — ответил я. — Сейчас мне нужно оставить тебя, Лорд Глорфиндель, ибо, видит Эру, я нуждаюсь в уединении, чтобы обдумать все, что узнал от тебя. Поклонившись ему, я вышел с террасы, войдя во внутренние помещения белоснежного чертога целителей-учеников Валиэ Эстэ. Ноги сами несли меня прочь, в уединенное место, где никто не смог бы потревожить меня, желавшего остаться один на один с собственными мыслями.