Академия "Sampo-yliopisto" и Великий Обман

«Старый, верный Вяйнямёйнен Вышел сам тогда на берег, Там нашел куски от Сампо, Щепочки от пестрой крышки, Он собрал на побережье, На песчаном мягком месте. Посадил осколки Сампо, Щепочки от пестрой крышки На мысочке средь тумана, Там, на мглистом островочке, Чтоб росли и умножались, Чтоб могли преобразиться В рожь прекрасную для хлеба И в ячмень для варки пива…»

      — Отлично, Вяйно! Ты так уверенно поёшь, словно сам веришь в то, что всё это — чистая правда.       — Если представить себе странную ситуацию, что ты окажешься на моём месте, — человек, прервавший пение и отложивший своё кантеле на покрытый тканым ковриком валун, стёсаный до ровного как стол состояния, исподлобья посмотрел на Ахти и продолжил, тряхнув элегантно подстриженной густой бородой — ты, верно, выложишь всё, что знаешь, и досочинишь, чего не знаешь.        — Например о том, что Сампо не…       — Замолчи! — цыкнул на незадачливого собеседника Вяйно, — не гневил бы ты понапрасну тень Лённрута… Заморочить головы аж нескольким поколениям трупоглотов и пустить их как последних болванов по ложному следу мог только настоящий рунопевец и великий обманщик.       В этот момент где-то в глубине каменной скалы послышался легкий скрежет и глухой удар, встряхнувший ветви трёх раскидистых кривых сосен на вершине Мюллюсаари*. Вяйнёмёйнен довольно посмотрел в сторону Лемминкяйнена:       — А всё-таки оно вертится!       — Со скрипом, — съязвил Ахти, — Илмари давно пора смазать своё творение свежим берёзовым дёгтем.       — Наш глава департамента промышленной магии в очередной раз переписывает программы для магистратуры. Некогда ему за музейными механизмами следить, — с напором ответил Вяйнёмёйнен, — да и сам знаешь, чтобы починить машину, надо открыть гараж, а откроешь гараж — привлечёшь внимание вора.       — Всякая там гармония сфер, конечно, по твоей части, но… — Лемминкяйнен говорил так, словно плел охотничий силок, осторожно и уверенно, — неужто Румиварасу*, при всём-то его снобизме, интересна старая груда камней и металлолома?       — Будь Румиварас таким же мудрым и рассудительным, как, например, я… — без тени иронии вымолвил Вяйно, — ну… или как ты, Ахти, он бы предпочёл забыть о том, что однажды Илмари сделал эту игрушку, чтобы порадовать Лоухи… В ту пору она очень любила праздновать Кегри*.       — Да уж, — согласился охотник, — куда уж ему до нашей …       — Вот-вот, ты же меня хорошо понимаешь. Они там у себя на острове решили, что если им удастся собрать в одной большой комнате или в нескольких зальчиках поменьше всё, что в той или иной степени является проводником трансмутации, то их великая миссия исполнится сама собой. Так что, если бы великий Лённрут не перемкнул им мозги, здесь каждый день выстраивалась бы толпа страждущих.       — Вяйно? — осторожно позвал Лемминкяйнен, — ты, надеюсь, не забыл, что и мы с тобой сейчас на острове. А? И наш Мюллюсаари будет поменьше и победнее. И, между нами согласись, толпы нам как раз и не хватает. Толпу надо кормить, поить, развлекать… Айно и Кюликки могли бы грести галлеоны большим ковшом.       — Не боишься, что они распугают всех твоих зверей, накидают в лесу пакетов, и будут гадить в озеро? Не знаю, как ты, а Тапио и Туонетар точно от такой перспективы не обрадуются.       — Почему же не боюсь. Ещё как боюсь… — Ахти взял паузу, попытавшись пригладить ладонью непослушную гриву рыжих волос, — ты не думай, Вяйно, что мне нравится то, куда движется мир, только вот жить в нём, при всех его изменениях, так, как мы с тобой привыкли, у нас точно не получится. И если наше Сампо кому-нибудь нужно, нет причин для того, чтобы его прятать… Пусть работает и приносит пользу.       — Хочешь ли ты сказать, что Сампо не работает? И знаешь ли, что значит «приносить пользу»? И будет ли польза в том, если им завладеет Румиварас с его проглотами? И если будет, то кому она будет? Вопросы, вопросы, вопросы…       — Сел на своего любимого конька и строишь из себя философа? — Лемминкяйнен не скрывал недовольства, — Кстати, сколько лет подряд недобор в твоём департаменте? Десять?       — Вообще-то восемь… — не без гордости ответил Вяйнёмёйнен.       — И сейчас ты в очередной раз скажешь, что «никого-де в наше время не интересуют высшие проблемы онтологии и эпистемологии трансмутаций…»       — Неужто сказав это, я буду неправ?       — Прав. Только разве твоя вечная правота что-то меняет?       — Ничего. Но ничего не меняет и твоё вечно язвительное недовольство. Неужто сам похвастаешься большим конкурсом?       Ответный выпад Вяйно провёл блестяще. Лемминкяйнен сидел молча, опустив глаза, словно бы рассматривая узоры, украшавшие кантеле его коллеги. Но добивать его окончательно у Вяйнёмёйнена не было никакого желания. Да, он горяч всё также, как в тот день, когда вошёл в залу один против сотни трупоглотов. И всё там было совсем не так, как описал эту сцену мистификатор Лённрут. Для их же, впрочем, общего блага…       — Послушай, Ахти, чтобы занять в этом мире подобающее место, нужно предложить ему нечто, за что он готов схватиться, словно за последнюю надежду. И…       — Ты хочешь сказать, что на эту роль подходит наше ржавое Сампо? — он поднёс руку к виску, не решившись, однако, покрутить указательным пальцем, — И потому его надо прятать ещё некоторое количество лет? Ты смешон, Вяйно. Просто смешон.       — Ладно… — вздохнул тот, — у тебя есть что-то конструктивное?       — Вон там, Вяйно. Смотри! — показал он рукой на край озера, где неожиданно набрякла туча.       — Это и есть твоё предложение?       — Нет. Думаю, к нам решила наведаться Лоухи.       — Она всегда любила дешёвые эффекты. А с тех пор, как в Похъёле появилось телевидение, и она стала смотреть сериалы, и вовсе началась форменная беда. Что ж, послушаем её и вернёмся к разговору позже?       Лемминкяйнен успел только кивнуть в ответ, недоумевая, чем вызван столь неожиданный визит…