Глава 14
17 августа 2018 г. в 10:44
Медсестра, пришедшая утром, чтобы сменить капельницу, застала Нако не в постели, а возле окна, за которым занимался удивительный по своей красоте восход. После разговора с Какаши, женщина так и не смогла уснуть. Слишком многое произошло, за короткий день, что она провела без сознания, отходя от наркоза после операции. А все то время, что она провела, отвечая на вопросы врачей и подставляя вены под уколы иглы происходили события способные изменить не только ее жизнь.
Информация, которой Какаши поделился с ней, хотя и не должен был, наводила женщину на конкретные мысли. Начальство отдела по борьбе с наркотиками крепко влипло и теперь всеми правдами и неправдами пыталось переложить вину на плечи других. На плечи Итачи-сана. А суть происходящего такова, что, обещая Нако безопасную встречу со связным внутри наркокартеля ОБН пренебрегли обеспечением безопасности, что в итоге привело к смерти их же агента и серьезному ранению второго. Признавать свои ошибки ОБН не намерены, они всегда высоко задирали нос и не считались с другими отделами, вот и теперь гораздо проще обвинить человека, очевидно не раз встававшего им точно кость в горле, чем признать собственные ошибки. И в этом свете показания Нако могли сильно навредить ОБН. Ведь только она могла подтвердить, что в нее стрелял другой человек, а пуля с лидокаином, тем самым веществом, которое убило одну из жертв серийного маньяка только подтверждала его причастность к нападению. Информация утекла и убийца знал, что Курасава идет к поставщику, чтобы узнать его личность, а поставщик, агент под прикрытием, его личность раскроет. Вот в чем была истинная причина обвинений ОБН. Они не хотели признавать, что именно из их отдела убийца узнал о грядущей встрече. А Итачи-сан… Нет, Нако все еще не понимала, зачем он разыграл перед ней и Грегом этот дешевый спектакль. Зачем заставил ее нервничать и поверить, что он действительно гад редкостный. Очевидно, все это имело смысл для него. Но в одном Нако не сомневалась: Учиха Итачи, если и не знал наверняка, то предполагал нападение. Засада, которую очень легко просчитать. ОБН требовало сохранить ход их операции в прежнем темпе, не раскрывать агентов, а значит, не привлекать внимания к их персоне. Нако запретили брать на встречу кого бы то ни было, кроме самой себя в лице очередного покупателя. Таковы были условия сотрудничества и Курасава соблюла бы их, если бы Учиха Итачи не вытащил номер телефона у нее из кармана. Если бы она не решила, что он заметает собственные следы и не напугала Грега Картера до чертиков, она осталась бы одна перед лицом убийцы. И уже была бы мертва. Может ли быть, что весь его план только в том и заключался: не дать ей умереть? Или же все гораздо сложнее? Что если то, что ей показали, еще одна постановка? Способ отвести подозрения, спасти ей жизнь в аду, где почти никто не выжил, сделать надежным свидетелем его невиновности? Могли ли лгать его глаза? В них стоял ужас, первобытный, всепоглощающий ужас, который испытывала она перед ним в первые дни знакомства и который давно сменился на чувство иное в корне. Могли ли лгать его глаза?
— Вы уже проснулись, офицер Курасава? — медсестра даже не посмотрела на нее, сразу занялась сменой баллона с раствором, пущенным по трубкам прямиком в ее вены. Это было последнее дело перед окончанием суточной смены, так выглядела медсестра ужасно замученной и усталой и казалась гораздо старше, чем была на самом деле.
— Не могла усидеть на месте, — виновато ответила Нако.
Врачи запретили ей подниматься с постели еще два дня. Все дело в венах, искусственных сосудах, которые вживили ей во время операции и теперь ждали, пока специальная ткань сосудов приживётся. Всякое резкое и неосторожное движение могло привести к скачку давления, способному прорвать тонкую структуру швов и вызвать кровотечение. Но она и правда не могла спокойно лежать, когда в голове роилось столько противоречивых мыслей. Грудная клетка болела и тоже не способствовала быстрому подъему на ноги. Женщине объяснили, что вовремя реанимации у нее треснула пара ребер — ничего серьезного, но дискомфорт придется потерпеть некоторое время. А Нако задумалась в тот момент: как отчаянно нужно давить на ребра, чтобы они треснули?
«Он был в крови с ног до головы, но, как выяснилось, в твоей», — слова Какаши и теперь не давали ей покоя.
Медсестра меняла пакеты с растворами на штативе капельницы физраствор, глюкоза, раствор «Рингера» и что-то еще, название Курасава разобрать не смогла. Она плохо разбиралась в медицине, ровно настолько, чтобы сделать вывод, что ни один из этих препаратов не смертелен.
— А я бы с удовольствием провела в постели денек другой или неделю. Даже если это больничная койка, — продолжила медсестра вырывая Нако из раздумий своим хрипловатым голосом. Она действительно выглядела измученной и из-за рези в глазах часто моргала покрасневшими, воспаленными веками.
Курасава тяжело вздохнула.
— Да, неделю назад я тоже так думала.
Медсестра добродушно рассмеялась и покинула палату. Дверь за ней так и не закрылась. Едва женщина в униформе протиснулась в дверной проем, на пороге палаты показалась другая фигура. Высокая, темная, не предвещающая ничего хорошего. Нако узнала его сразу и занервничала. В горле пересохло и судорожно она облизала губы. Как вести себя с ним, после всего, что между ними произошло, Нако еще не знала, да и видеть его сейчас была не готова.
— Капитан Учиха.
— Офицер Курасава, — Шисуи закрыл за собой двери и они остались одни, полностью отрезанные от мира. Подошел к ней. — Как ты себя чувствуешь?
Вопрос был простым и ничего подозрительного искать в нем не приходилось, но Нако не знала как на него ответить. Слишком много всего произошло. Она пожала плечами.
— Хорошо, наверное. Если не считать боли в ребрах, больничных стен и допросов. — Шисуи вкинул бровь, будто последняя фраза его сильно удивила и заинтересовала. Нако не стала таиться. В случившимся они были замешаны в равной степени. — Ночью меня посетила целая делегация: господин Ибики из отдела внутренних расследований, господин Эй из ОБН и капитан Хатаке — задавали вопросы об инциденте.
— Знаю, — лицо Шисуи вдруг приобрело каменную статичность и высокомерие, которое еще при первой встрече произвело на Нако не самое приятное впечатление. — Я видел рапорт и читал твои показания. Ты защищаешь его.
Курасава даже дернулась на стуле, такой сокрушительный эффект произвел на нее голос капитана Учиха, голос человека, выносящего обвинение без права на амнистию. Женщина скривилась. Ей совершенно не нравилось такое к себе отношение. И, одно дело, если бы ее отчитывал капитан Хатаке, он хотя бы имел на это право, но Шисуи…
— Защищаю? Кого? — догадка тут же озарила ее мысли. — Итачи-сана? Никого я не защищаю. Мне задали вопросы и я ответила на них так, как помнила.
— И при этом выставила его в самом лучшем свете, — язвительно заметил Шисуи, но потом с его настроением, как и лицом, произошла очередная метаморфоза. Он будто осунулся, устал, постарел и хотел находиться в этот момент где угодно, только не здесь. — Ты действительно веришь, что Итачи не причастен к нападению?
Нако уже набрала в легкие воды, чтобы ответить утвердительно, но осеклась, задумавшись. Правда ли? Хорошо, что господин Ибики не задавал ей столь прямого вопроса, иначе она никогда не сумела бы подобрать правильных слов. Шисуи заметил ее замешательство и, будто нащупав слабое место, решил надавить сильнее.
— Послушай, Нако. Месяц назад ты сама мечтала засадить его за решетку и, поверь, была права, — Нако прикусила губу. Она и сейчас считала, что Учиха Итачи заслуживает тюремной камеры, но только за то, в чем он действительно был виновен. Подставлять его ради удовлетворения собственной мстительности она не могла. И сказала бы об этом Шисуи, если бы он позволил ей вставить хоть слово. — Итачи множество раз преступал букву закона и здравого смысла, но еще ни разу не поплатился за это. Это наш единственный шанс призвать его к ответу, дать понять, что мир устроен по определенным законам, а не по его желаниям.
— И ради этого я должна обвинить его в убийстве? — не поверила Нако. Шисуи горько усмехнулся и было в этой ухмылке что-то настолько жуткое, что у Нако между лопатками выступил холодный, липкий пот.
Некоторое время Шисуи молчал и смотрел на нее. Пристально, будто сканируя ее мимику, жесты, взгляды. Точно он все еще не мог определиться на чьей она стороне. К несчастью, Нако и сама этого не знала. Однако предложение Шисуи настолько противоречило ее принципам и устоям, что женщине делалось дурно от одной только мысли о лжи, которую ей придется повторять раз за разом перед следователем и судьей, перед прокурорами и адвокатами. Ей всего на миг, но очень живо представилось, на что пойдет Учиха Саске, чтобы добиться от нее правды. Она тяжело вздохнула.
— Ты считаешь, что обвинение в убийстве для Итачи много? — заговорил Шисуи, как будто был уверен, что именно об этом она думала. — Но, поверь мне, Итачи даже не заметит этого срока. В его послужном списке столько правонарушений, что лишний десяток лет никакой роли не сыграет. Конечно, Саске вытащит его на свободу через год или два, но и этого времени Итачи хватит, чтобы получить урок.
— И ради этого урока ты хочешь, чтобы я лгала перед судьей? — все еще не верила Нако.
— Это вовсе не ложь, — заверил Шисуи и шагнул вперед. Его теплая ладонь оплела пальцы Курасавы, взгляд стал проникновенным и чувственным. Он смотрел на нее так, точно они были самыми близкими друг другу людьми, хотя после проведенной вместе ночи не удостоили друг друга и пары слов. Во всяком случае, Шисуи не считал себя обязанным извиниться или попытаться развеять подозрения Нако. — Пойми, Нако, ни ты, ни я, ни кто-либо еще не способен с полной уверенностью сказать, что Итачи не приложил к нападению руку. Я понимаю, что он спас тебе жизнь, поступил, как герой и это произвело на тебя впечатление. И что я своими словами пытаюсь разрушить этот образ, вызывая у тебя отторжение. Но подумай логически. Итачи врет, всегда и везде врет ради собственной выгоды и удовольствия. Я говорил тебе, вспомни, что он знает, кто убийца. И теперь я уверен, что он пытается войти с ним в контакт.
— Пуля, — вдруг догадалась Нако. Шисуи кивнул.
Старый прием полиции, позволивший поймать ни одного серийного маньяка — ущемленное эго. Выходит, Учиха Итачи просто скопировал методы убийцы, чтобы затмить его славу в СМИ и выбить у него почву из-под ног. Естественно, получив такой удар убийца захочет добраться до Итачи-сана. И, черт возьми, не было более надежного и защищенного места, чтобы пережить этот момент, чем тюрьма. Нако огромных трудов стоило сдержаться и не выругаться.
— Ты сама все поняла, — подтвердил ее опасения Шисуи, кивнув головой для большей уверенности. — Итачи никогда не действовал в одиночку, у него всегда есть сообщник, вот почему ему не нужно было стрелять самому. Да и какова вероятность, что убийца узнал о нашем следе, о том, что его личность могут раскрыть?
Нако не знала, что ответить. В теории, Шисуи был прав, настолько, что и спорить с ним не поворачивался язык. Однако Нако смущало множество мелких факторов, которые не писались в полную идиллическую картину Итачи-убийцы. А больше всего — его глаза. Как Курасава не старалась, она не могла выбросить из головы его взгляд, полный леденящего ужаса. Нет, сыграть такой страх не смог бы даже самый выдающийся актер современности. Учиха Итачи не знал о нападении, не знал о стрелке за дверью, не знал о том, что пуля, попавшая ей в шею наполнена лидокаином и что это вызовет скорую остановку сердца. Ничего этого он не знал и не планировал. Да, он хотел напугать ее, заставить заплатить за предвзятое к себе отношение, поставить на место, но никто не должен был пострадать! Или Шисуи прав? Она не знала, что ответить. Во всяком случае сразу.
— Я подумаю, — голос ее едва звучал, но капитан Учиха прекрасно разобрал слова. Сомнения точили изнутри, точно черви, разъедающие плоть в неглубокой могиле. Ей стало, как никогда, холодно и одиноко.
— Подумай, — согласился Шисуи. — И выбери верный ход.
— Курасава-сан.
Двери палаты снова распахнулись и на пороге появился врач в белоснежном халате с крупными очками на носу и высокими залысинами на голове. Нако уже видела его минувшим днем, в числе прочив врачей, тыкавших в нее иглы. Он поздоровался с Шисуи и тот кивнул в ответ, стремительно направившись к выходу. И только на пороге он остановился, взглянул на Нако и напомнил, чтобы она подумала о его словах.
Врач, разумеется, не догадывающийся о содержании их разговора, затянул свою пластинку о скором выздоровление и быстро крепнущем организме пациентки. Нако отшутилась, будто никакая зараза ее не берет, но шикнула, когда врач снял внушительную, как воротник, повязку на шее. Под слоями бинта и марлевых салфеток, пропитанных обеззараживающими растворами красовался уродливый шрам. Нако даже присвистнула, когда увидела эту отвратительную красоту в маленьком круглом зеркале. Пуля прошила ее горло насквозь и вырвала значительный лоскут кожной ткани. Врачи не нашли ничего лучше, как сшить края раны грубыми швами, стянув кожу так, что она вытянулась в струну, сходясь краями в толстом шве, зияющем двумя равноправными отверстиями по бокам.
— Не волнуйтесь, — поспешил успокоить врач явно расстроенную пациентку. — Как только ваше состояние стабилизируется, пластический хирург все исправит. Вы и думать забудете, что когда-то имели рану на шее.
Нако, которая никогда до этого не лежала в больницах и могла только догадываться об уровне услуг, все же приятно удивилась. Даже пластического хирурга Белый Лотос могли себе позволить. Она помнила, как в далеком детстве мамина подруга по работе попала в аварию. После жуткого столкновения женщина чудом осталась жива, переломав практически все кости. Они год провела на больничной койке, сращивая кости. Но о лице никто не позаботился. Некогда красивая, в самом расцвете сил женщина, превратилась в чудовище. Левая сторона ее лица, почти полностью лишенная кожного покрова, с незаживающими дырами от металлических осколков покорёженного автомобиля и сочащейся сукровицей производила такое впечатление, что дети, если им доводилось встречать ее, как один заходились воем. Ей же предлагали помощь пластического хирурга даже при таком незначительном уродстве.
— Рана сухая, — продолжал говорить врач, разглядывая зашитую дыру на шее. — Края чистые, кожные покровы без изменений. Это значит, что уже через пару дней мы сможем приступить к операции.
Он намазал что-то на шов и снова замотал толстым слоем бинтов. Потом провел ряд стандартных замеров: частота пульса и дыхания, снял показатели артериального давления и температуры тела. Оценил реакцию зрачков на свет и пару условных и безусловных рефлексов. Оставшись довольным осмотром, доктор позвал медсестру, ожидавшую за дверью. Вместе они помогли Нако, точно та была парализованным инвалидом, разместиться в кресле-каталке и выкатили ее за двери палаты. Внутренний двор, на который открывался потрясающий вид из палаты Нако, по периметру открытой веранды оказался огражден стеклянными панелями. Ничто не мешало взгляду цепляться за вечнозеленые извилистые, точно на горном склоне сосны, за зеркальный пруд полный золотых карпов и эффектные темно-серые валуны, создающие панораму горного пейзажа. Но свежего воздуха не доставало. И, пожалуй, с самого момента пробуждения, Нако осознала, как сильно хочет оказаться по ту сторону стекол. Вдохнуть полной грудью морозного воздуха, вернуться домой к любимому Тофу. Бедный кот, наверное и представления не имел куда подевалась его хозяйка, сидел голодный и обделенный лаской. А когда Нако последний раз меняла ему лоток?
Белоснежное пятиэтажное здание выросло перед глазами, как айсберг перед «Титаником». Автоматические двери разъехались в стороны, пропуская миниатюрный кортеж в лице Нако на кресле-каталке, врача и медсестры. Внутри, оборудованного по последнему слову техники здания царила стерильная белизна, изредка разбавляемая высокими, под потолок, бамбуками и эвкалиптами. В холле царила суета. Нако видела таких же пациентов, как и она, в креслах и лишенных права собственного выбора. Их развозили по лифтам и узким, полностью прозрачным переходам под потолком здания. Информационное табло проецировалось прямо на панорамное окно метров трех в высоту и пяти в ширину. И вся жизнь этого белоснежного здания подчинялась расписанию информационного табло.
Около одного из боковых лифтов их уже поджидали. Нако сразу, еще из-за поворота узнала Учиха Микото-сан. Ее миниатюрную фигуру и манеру держаться повелительницей ни с кем иным перепутать невозможно. Рядом с ней был высокий, хорошо сложенный мужчина, в шикарном костюме и шляпе, которого Курасава сперва не признала. Но потом, когда каталку подкатили ближе, поняла, что это никто иной, как господин Ибики из отдела внутренних расследований. Она узнала его только по пересекающему лицо большому шраму, так разительно он отличался от ночного визитера. Микото-сан что-то быстро рассказывала господину Ибики, а тот, хотя и старательно делал вид, что изучает бумаги, не отрывал от хозяйки Фонда глаз. Нако могла его понять, Микото-сан потрясающая женщина, способная заворожить любого. Но и сама она старательно делала вид, что вовсе не замечает взглядов господина Ибики. Только один раз, в ответ на короткое замечание мужчины, щеки ее порозовели.
— А вот и вы, офицер, — Ибики заметил ее первым и прервал столь занимательный разговор с Микото-сан. Должно быть, этого ему совсем не хотелось, ведь следователь приложил столько усилий, чтобы выглядеть достойным ее положения.
— Что-то случилось? — Нако ожидала визита следователя, но рассчитывала, что этого не произойдет в ближайшие пару дней. Во всяком случае, внутреннему отделу пришлось бы сопоставить ее показания с обвинениями отдела по борьбе с наркотиками и прочими доказательствами. Но Ибики-сан была здесь, в дорогом костюме и шляпе, полы которой закрывали его нахмуренный лоб.
— Вы случились, офицер Курасава. И ваши показания, — губы его дернулись и обнажили зубы. Очевидно, он пытался выдавить из себя доброжелательную улыбку, а получился звериный оскал. Глаза его так же оставались жесткими, а взгляд цепким. Он ни на миг не переставал быть тем, кем являлся на самом деле. — Прокурор зачитал ваши показания, офицер Курасава и немало удивился. Ведь они в корне расходятся с заявлением обвинителя и с тем, в чем уже сознался Учиха Итачи-сан.
— Сознался?! — не поверила собственным ушам Курасава. Тем более не понимала она причин, по которым допрашивали и ее. Никто не стал бы тратить время на усложнение себе задачи, если уже имел признательные показания обвиняемого. — Но почему?
— Учиха Итачи-сан признал всю правоту обвинений в свой адрес во время ареста, но обвинения против него были выдвинуты только через три часа. Так что прокуратура справедливо полагает, что ОБН просто воспользовались ситуацией.
— Но почему он не отрекся от собственного признания? — недоумевала Курасава. Поведение консультанта полиция и та обреченность, с которой он принял все свалившиеся на него обвинения выбивала ее из колеи.
Ибики-сан пожал плечами, дав более чем исчерпывающий ответ на ее вопрос. Тогда слово взяла Микото-сан.
— Мой сын, — голос ее слегка дрогнул, но больше ничем женщина не выдала своих переживаний. Нако даже искренне позавидовала ее манере держать себя в руках. — Я предупреждала его, что не стоит делать поспешных выводов, но он был уверен, что ты сочтешь его виновным.
От слов этой миниатюрной, но сильной духом женщины Нако покоробило. Конечно, она ничем не заслужила безоговорочного доверия со стороны консультанта полиции, но и таких обвинений в свой адрес не ожидала. Он и правда думал, что она тщеславная стерва, готовая пройти по головам, лишь бы добиться желаемого? Внезапно слова Шисуи и весь их разговор перестали иметь для нее хоть какой-то смысл. Сейчас, когда Микото Учиха говорила, что во всех бедах их семьи виновата Курасава, Нако была готова броситься голой грудью на амбразуру только бы доказать, как сильно они заблуждались на ее счет. Она, ученица и воспитанница Сарутоби Хирузена, никогда не играла грязно. И не собиралась поступать так впредь. Тогда почему он решил, что она обвинит его в убийстве? Именно это осознание тяжким грузом легло на ее душу. Он не верил ей. Учиха Итачи не верил ей!
— Вот почему прокурор поручил мне удостовериться в правдивости ваших показаний, офицер Курасава? — продолжил Ибики-сан. Нако нравилась та непоколебимая уверенность в собственных силах, что исходила от следователя. Он прекрасно осознавал свои полномочия и понимал, куда может зайти, чтобы вытянуть правду. Видел он, что и Нако это понимала. Пытки давно не практиковали, но отдел внутренних расследований имел свои привилегии перед законом.
— Подключите меня к полиграфу? — поинтересовалась Нако, поскольку только так и видела проверку на правду. Ибики-сан рассмеялся с ее предположения, но звук был такой, точно залаяла огромная собака.
— У нас нет причин сомневаться в вашей честности, офицер Курасава, — отсмеявшись, пояснил Ибики-сан. — Но вот ваш мозг во лжи заподозрить мы можем.
Нако поняла его без лишних объяснений. Она пять минут была мертва, что могло повлиять на работу мозга. Недостаточный приток крови к мозгу мог повлиять на память, изменить или добавить ложных воспоминаний, принять выдумку за истину и, что самое главное, сама Нако никогда не отличила бы одно от другого. Именно на этом и настаивал господин Эй.
— Мы проведем сканирование мозга, — деловито оповестила Микото-сан.
Нако снова передернуло. Она живо представило, как ей вскрывают черепную коробку и извлекают мозг. А потом пересчитывают количество извилин при помощи лазерной указки. Кажется, видение это было настолько живым, что отразилось на ее побледневшем лице.
— Это стандартная процедура, — подхватил врач, до этого хранивший почтительное молчание. — мы сделаем ряд снимков головного мозга при помощи МРТ. Вначале, в состоянии покоя, затем, стимулируя отдельные области изображениями и вопросами, чтобы удостовериться, что все отделы мозга работают без отклонений. Но прежде мы должны ввести специальный краситель. Он прикрепится к клеткам мозгового вещества и подсветит их на снимке.
— Выглядит не так страшно, как я себе представила, — честно признала Курасава.
***
Так называемое «сканирование» мозга, с перерывами на завтрак, обед и походы в уборную, заняло почти шесть часов. Все это время Нако лежала в похожей на гроб капсуле и старалась не шевелиться. Сложнее всего приходилось когда ей нужно было отвечать на вопросы. Но даже такое статичное и мало активное занятие, как лежание бревном отняло у нее почти все силы. Поэтому, вернувшись в свою палату, женщина думала, что способна уснуть на ходу. Но постель уже была занята.
— Вот и ты, наконец, — недовольно буркнул Инузука, сладко потягиваясь. И, увидев помятое лицо сержанта, Нако испытала нечто отдаленно похожее на счастье. — Я уже устал ждать.
— Ты спал, — заметила Нако, но вовсе не была этим расстроена.
— Только немного, — сознался Инузука, сполз с постели и наконец встал перед ней.
Медсестра помогла Нако отсоединить шланги капельниц и ушла, напомнив пациентке, что ей полагается быть в постели. Женщина поднялась с кресла-каталки, и она оказались лицом к лицу. Киба несколько секунд разглядывал Нако, точно в ней могло что-то кардинальным образом поменяться, а потом порывисто подался вперед и обнял.
— Я рад. Правда, рад, что ты жива.
Нако опешила. Некоторое время она молчала, просто не зная, что ответить. Киба оказался единственным, кто рад ее возвращению с того света. Всем остальным до этого не было ровным счетом никакого дела. Ее допрашивали, обвиняли и лишали работы, но никого, казалось, не интересовала она сама. Только Какаши беспокоился, что ему пришлось бы держать ответ перед родственниками Нако и оплачивать ее похороны, которые в силу финансового кризиса для участка просто непосильны. Поэтому чужое участие так потрясло ее.
— Спасибо, — она прижалась щекой к плечу Инузуки, чувствуя его тепло и надежность, на которую она всегда могла опереться. Осознавая, насколько она одинока и ничтожна.
— За что? — Инузука отстранился, пристально заглядывая в ее глаза.
— Ты единственный, кто рад, что я выжила, — честно признала Нако. Это осознание не причинило ей боли, лишь в очередной раз напомнило, что она может полагаться только на себя.
— Естественно рад, — усмехнулся он. — Но, подожди! Я должен убедиться, что ты не зомби и не захочешь сожрать мои мозги. Там, конечно, ветер гуляет, но лишиться и этого будет печально.
Нако рассмеялась. Ведь действительно. Она восстала из мертвых, как зомби или вампир. Почему-то представлять, как с нее сползает гниющая плоть Нако не хотелось.
— Предпочитаю пить кровь, — подхватила она шутку и качнула головой в сторону штатива с капельницами и уже ждущими ее вен растворами. — Видишь, какая ненасытная.
Киба глухо булькнул в кулак, стараясь не рассмеяться в голос. Все же в больнице требовалось соблюдать определенные правила.
— Неконтролируемая жажда досаждает только новообращенным вампирам, — поучительно заметил он. И отступил к постели, зацепил ногой набитый до отказа пакет и тот с шумом упал на пол. Киба выругался и принялся собирать рассыпавшиеся вещи. — Я кое-что принес тебе. Не думай, я не извращенец и не рылся в твоем белье. — Он поднял на нее глаза и посмотрел как-то жалобно. — Просто женщины в моей семье, когда узнали, что с тобой случилось, (а об невозможно было не узнать, потому что по всем новостным каналам твердили о перестрелке и о пострадавших полицейских), решили, что женщине в больнице понадобятся некоторые вещи. Так что по твоим ящикам рылась моя мать, я только кота кормил, честное слово.
— Как Тофу? — тут же спохватилась Курасава, услышав о любимом питомце. Все это время ее не отпускали мысли о том, что Тофу умрет с голода, пока она выберется из больницы. Так что очень обрадовалась, зная, что кто-то заботится о пушистом проказнике.
— Неблагодарная тварь, — серьезно буркнул Инузука. — Он нагадил мне в ботинок, пока я насыпал ему корм. — Он так картинно подтянул ногу к лицу, принюхиваясь, что Нако не удержалась от хохота. — Все еще воняет.
Пожаловался сержант. Нако и рада бы сопереживать сержанту и заверить, что Тофу никогда не вел себя таким отвратительным образом и что не понимает, какие черти вселились в проказника, но никак не могла унять смех, хотя недавно зашитая шея неприятно саднила.
— Ну вот, — улыбнулся Киба. — Узнаю старую добрую Курасаву-сан. Когда ты собираешься вернуться в строй? Старик, которого Какаши прислал вместо тебя, сведет всех с ума.
Нако недоуменно посмотрела на сержанта и только тогда поняла, что о ее отстранении никому не известно. Она прошла по палате и присела на край постели.
— Прости, Киба, но Какаши отстранил меня от расследования.
— Что?! Но почему? Ты столько сил и времени вложила в это расследование! Ты почти его поймала…
— Я поймала пулю, Киба, и только, — она рассеяно провела пальцами по смятым, после сержанта, простыням и скомканному одеялу. — Какаши считает, что для всего отдела будет лучше, если я перестану заниматься этим делом.
— Лучше?! — не понял ход мысли капитана Инузука.
— Какаши боится, что, если я продолжу, на участок падут непосильные расходы на мои похороны, а ему самому придется отчитываться перед моими родственниками, — глаза Инузуки опасно блеснули и сузились, но он ничего не возразил. — Так, кого поставили на мое место?
— Шимура Данзо, — скривился, как от зубной боли, Инузука. Нако тоже скривилась. — Знаешь его?
— Лично никогда не встречала, но много слышала, — пояснила Курасава.
О Шимуре Данзо, детективе с тридцатилетним стажем ходило множество слухов, один хуже другого. Нако знала, что Хирузен и Данзо учились вместе в академии полиции и были лучшими друзьями. Но потом между ними кошка пробежала, когда один — и тут Курасава не знала с точной уверенностью кто же виноват — у другого увел подружку. Не только Хирузен стал врагом Данзо, но и весь участок. Старик буквально из кожи вон лез, только бы завалить расследования коллег, особенно, если они обещали признание и славу. Нако посылала Данзо приглашение на похороны Хирузена, но тот так и не пришел. И теперь этот несносный человек взялся за ее расследование.
— Что детектив Шимура решил о нашем деле?
— Данзо пытается доказать, что мы ошиблись и речь вовсе не идет о серийных убийствах.
— Вот как, — Нако вполне могла ожидать чего-то подобного от Данзо. — Что думает на этот счет Шисуи?
Прежде чем ответить, Киба устроился рядом, с тем расчётом, чтобы видеть ее лицо.
— Шисуи согласен с выводами Данзо. А еще он запретил пользоваться при расследовании данными, уликами и наводками, которые добыл Итачи-сан.
— Это разумно, — заступилась за капитана Курасава. И вовсе не потому, что он просил ее или что они провели ночь вместе. Просто на его месте Нако поступила бы точно так же. — Против Итачи-сана возбуждено уголовное дело.
— Ты не понимаешь масштабы проблемы, — хмыкнул Киба и, закину руки за голову, растянулся поперек постели. — Шисуи пытается стереть Итачи-сана. Все его труды и заслуги теперь просто «пшик». Шисуи первым подтвердил обвинения ОБН, заверяя, что Итачи-сан способен и на более худшие поступки. Но министр юстиции, помнишь его? — Нако кивнула. Забыть свое первое столкновение с министром юстиции она не могла. — Так вот, министр юстиции предупредил Шисуи, что тот лишиться должности, если продолжит лить грязь в сторону Итачи-сана.
— Так вот зачем он приходил, — осенило Курасаву.
Киба удивленно посмотрел на нее и только тогда женщина поняла, что произнесла это вслух. Коротко, она рассказала сержанту содержание утренней беседы и настроение, с которым к ней пришел Шисуи. Киба сердито фыркнул и почесал затылок.
— Что за ерунда? Кто в здравом уме стал бы убивать курицу, несущую золотые яйца? — недоумевал он.
Киба был прав. Учиха Итачи приносил тринадцатому участку деньги, влияние и потрясающую статистику. Так зачем пытаться избавиться от него? Не для того же, чтобы попасть в число заурядных, едва держащихся на плаву из-за дефицита средств участков, вроде седьмого. В котором капитан не может позволить офицеру завершить дело из-за опасений, что придется нести расходы на похороны. Но, в отличие от Кибы, Нако знала секрет Шисуи. Знала об Изуми.
Хирузен, и, наверное, он имел ввиду и их отношения с Данзо, говорил, что есть только две вещи, способные превратить мужчин во врагов: деньги и женщины. У Шисуи и Итачи-сана не могло быть финансовых разногласий, просто потому, что их уровень жизни в корне отличался. А вот в спор из-за женщины она охотно поверила бы. В памяти ожил телефонный звонок Изуми, записанный на старый автоответчик. Ее признание, крик души. Нет, девушка не назвала имени мужчины в которого влюбилась, но, с учетом последних событий, догадаться несложно. Впрочем, Кибе о своих предположениях она говорить не стала.
— Кстати, — Инузука вырвал ее из раздумий. — Я видел доктора Яманака. Она кое-что просила тебе передать.
— Что же? — поинтересовалась Нако. Киба пожал плечами.
— Послание было туманно, и я мало что понял. Доктор Ино сказала, что сделала то, о чем ты ее просила и что ты оказалась права. А еще, что хочет тебе это показать.
Нако несколько секунд раздумывала над словами сержанта, но потом вспомнила о задании, которое дала Яманака в день своей… смерти. Выходит, ей удалось отыскать доказательства того, что Конан и Итачи-сан скрывали важные улики и они получали информацию ни в полном объеме. Что в свою очередь означало, что Учиха Итачи водил их за нос. И он спокойно мог организовать перестрелку, только чтобы скрыть махинации, которые проворачивал в ходе расследования. Вот только зачем он спас ей жизнь?
— Мне нужно поговорить с Итачи-саном, — решила Нако когда окончательно запуталась в причинах и следствиях. Однако ход мыслей Шисуи она прекрасно понимала. Шисуи уже давно искал повод отомстить кузену и нашел его. Он вцепится Итачи-сану в глотку, но задушит. И, если Итачи-сан не виноват, только сможет ему помешать. — Саске должен это устроить.
— Саске, — Киба, заерзал, поднялся, встряхнул волосами, — не ведет дело Итачи-сана.
— Как? — не стала скрывать удивления Курасав. — Когда я посадила Итачи-сана он из кожи вон лез, чтобы освободить его.
— Лез бы сейчас, я уверен. Вот только его жена именно этот момент выбрала, чтобы лишить Саске родительских прав и получить единоличную опеку над дочерью. Полагаю, ты понимаешь, что именно он выбрал.
Нако кивнула. Разумеется, для Саске куда важнее получить дочь, чем заботиться о судьбе брата и обвинять его в этом никто не мог. А Итачи-сан так упрям и своеволен что, конечно, не стал говорить ни с кем другим, кроме брата. К тому же он считал, что и Нако будет против него, однако… Теперь женщина отчетливо понимала всю безвыходность положения Итачи-сана и ни за что не стала бы той, кто забьет последний гвоздь. Она должна была удостовериться, что он не виновен. Еще раз взглянуть в его глаза. Только раз, чтобы понять саму себя.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.