Увидеть бейби

— Риса… Риса, очнись. Кто такая Риса и почему она до сих пор имеет способность слышать голоса? Холод пробирает до дрожи, по всему телу мурашки. Но Мираколина больше не под сырой землей. Она в теплой постели, однако не настолько теплой, чтобы она согрела девушку. Мираколина открывает глаза, это дается ей с большим трудом. — Мама? — лицо девушки ей не знакомо и девушка понимает, что это к ее большому сожалению не мама. Мираколина сдерживает стон, когда чувствует ноющую боль в позвоночнике, а затем шевелит руками и ногами. Не парализована и это ее радует. — Меня не Риса зовут. Мира… Мираколина. Девушка похоже расстроена, однако пытается это скрыть, вероятно не хочет признавать, что ошиблась и показывать это гостье. Или пленнице? — Кто вы? — задает вопрос Мираколина, но девушка больше с ней не разговаривает. Ей вкалывают солидную дозу снотворного, и она снова исчезает в небытие. *** Ночью Риса спит плохо, то и дело хватаясь за живот, когда ее накрывает очередной кошмар. Наконец, девушка сдалась и откинула одеяло подальше от себя. Коннор мирно посапывал, отвернувшись к стене, ему явно не снились истерзанные тела младенцев, которые умоляли Рису вернуть их к жизни. Девушка провела рукой по щеке парня и поцеловала его в лоб, а затем накинула халат. Их дом был не большим, но уютно обставленным и приятным на вид. Прошел год с тех событий. Год с того момента, как Рису и ее друзей перестали считать преступниками перед человечеством, дали кров и свободу. Отправили отдыхать в теплую страну, а сами за их спиной создавали нечто ужасное. Риса никак не могла понять, как люди спокойно реагируют на это. Конечно, были те, кто не желал подчиняться властям, но им быстро закрывали рот и насильно бросали под скальпель. Теперь вместо беглых расплетов, появились беглые мамочки, носящие под сердцем нарождённых своих детей. Выжить беглому подростку было сложно, выживали только сильнейшие, остальные же умирали в борьбе за жизнь, сдавались юнокопами или же вовсе попадали в лапы орган-пиратов. Какого в этом жестоком мире беременным девушкам? Уже сейчас Риса ощущала себя скверно, чувствуя по утрам тошноту и тягу к определенным продуктам. Риса могла себе позволить подольше поваляться в постели или погулять на свежем воздухе. Мысль о том, что существуют целые убежища беглых девушек, которые не могут позволить себе всего этого, пугает Рису. «Это даже страшнее расплетения» — делает для себя вывод Риса, ведь теперь в опасности не одна жизнь беглого расплета. А две. Вдвое больше жертв. Риса бросает на свое отражение презрительный взгляд. Хватит думать об этих кошмарах! Она, Риса никогда не допустит того, чтобы с ней или ее ребенком случилось такое. А что касается остальных… однажды они, обычные подростки, беглые расплеты, изменили закон. И сделают это снова, чего бы им это не стоило. Однако Риса теперь понимает, что не может бросаться в омут с головой. Она ответственна не только за свою жизнь, но и за жизнь ребенка. — Ты не спишь. Голос Коннора звучит сонно, и парень поворачивается в сторону Рисы, еще не открыв глаза. Девушка чувствует себя виноватой, что потревожила его сон. — Мне неловко, Коннор, — говорит Риса, присаживаясь рядом. — Еще месяц назад, когда я смотрела на тест, меня ужасала мысль о том, что я стану матерью. Сама мысль о материнстве до чертиков меня пугала, а теперь есть шанс избавиться от ребенка, получить деньги, дать народу то, чего они хотят — новенькие органы… а я не хочу всего этого. Вдруг понимаю, что-ребенок-то он мой. Ну, ты понимаешь? Я еще молода, в таком возрасте не планируют детей. Но я до безумия хочу этого малыша, и мне стыдно перед ним, что месяц назад я усомнилась в том, нужен ли он мне. Коннор… Парень слушает ее молча. Он всегда дает выговориться своей девушки, а затем берет ее за руку. Остатки сна улетучивается и Коннор садится. — И я не горел желанием становиться отцом сейчас. Когда только все закончилось, и мы могли пожить для себя. Когда ты сообщила мне об этом… я сделал вид, что хотел этого больше всего в жизни, но обманывать себя и тебя не мог. Да чего греха таить я до сих пор в ужасе от того, что придется менять пеленки. Но, Риса, ты только представь… у нас будет ребенок. Такой, настоящий. Когда-то мы уже имели опыт быть родителями для Диди. У нас кстати неплохо получалось. Но теперь это другое. Теперь это наш ребенок, который ни в чем не будет нуждаться. Он будет расти с осознанием того, что родители любят его. Это то, чего не хватало мне и тебе. Родительская любовь такая редкая в наше время. То, что мы испугались, узнав о беременности, не делает нас плохими мамой и папой. Главное, что мы хотим его. И это важнее всего на свете. Господи, я говорю, как в дешёвых романах. Но это действительно так, Риса. Она не сдерживает слез и целует его. Всем своим существом девушка верит в то, что они станут хорошими родителями. — И никто не отберет у нас ребенка. Ни один закон. То, что мы избежали расплетения не было чудом. Все зависело только от нас, как и сейчас. И теперь ее целует Коннор, прижимая к мягкой кровати. Его грубые руки так нежно ласкают Рису, и она позволяет себе забыться в его объятиях. На утро Хэйден приходит со стопкой старых газет со времен войны, когда их с ребятами даже в помине не было, и бросает их на кровать еще спящих рисы и Коннора. — ВСТАТЬ! — командует парень и ребята как по команде подскакивают. Риса еще не пришла в себя после сна, а вот Коннор похоже готов открутить Хэйдену голову. — Эй, я тебя сейчас так уделаю, что мало не покажется! Хэйден ржет, заставляя Коннора еще больше обозлиться. Пока парни ворчат друг на друга, Риса просматривает газеты. — Хартландская война? Тут статьи, которые выступают против смерти до рождения. Но, Хэйден, мы все это знаем. Сейчас извлечение эмбриона узаконена и не считается смертью, типа жизни в распределенном состоянии. Ну и как эти старые газеты могут помочь? Хэйден садится рядом с Рисой и открывает середину одной из газет. — Понятия не имею, — признается Хэйден, — но там куча статей и социальных реклам, созданных, чтобы запретить аборты. Раз людям, которые боролись за жизнь, удалось разжечь войну, то может и у нас получится? По крайней мере мы можем выработать похожую стратегию, но избежать войны. Риса улавливает суть и загорается надеждой. Коннор невозмутим. — Все-таки, прежде чем разжигать войну, какой бы она ни была, нужно разобраться в том, какого черта этот чувак, которому Грейс отдала принтер нарушил договор, — напоминает Коннор. Лицо Хэйдена становится непроницаемым и серьезным. Он качает головой, сжимая в руках газету, а затем выдает то, чего ребята услышать не ожидали: — А он не нарушал договора. Его убили. *** Мираколина чувствует себя лучше, у нее появился аппетит, и она согрелась. Девушка, которая говорила с ней оказывается даже младше самой Мираколины. Она совсем подросток, ей пятнадцать и ее глаза блуждают по комнате с темно-красными обоями, словно она пытается собраться с мыслями. — Мы-то думали, что наконец-то нашли Рису Уорд. Ты же ее знаешь, да? Да. Теперь Мираколина понимает о какой Рисе идет речь. Подруга Лева и Коннора, знаменитая беглянка. Однако для какой цели девочке понадобилась Риса, и кто такие «мы»? Эти вопросы остались без ответа. — А меня как вы нашли? — спрашивает Мираколина, взяв в руки шоколадный батончик, — я и не надеялась на то, что выживу. Шансы на то, что в глубоком лесу под землей обнаружат погребенную девушку были равны нулю. По крайней мере в живом состоянии. Девочка пожимает плечами и накладывает на лоб Мираколины пластырь. — Наши собаки учуяли тебя. И как я смогла спутать тебя с Рисой, вы совершенно не похожи. Мираколина еще не может понять кто эта ее спасительница, но знает, что девочке до чертиков хотелось, чтобы она оказалась этой самой Рисой. Но в чем причина? В комнату вошел мальчик ее возраста и очень похожий на нее. Вероятно, они близнецы. Мираколина не задает лишних вопросов. Она в относительной безопасности. Но вскоре ей придется продолжит свой путь. То, что они живут в нескольких часах езды от приюта, где воспитывалась Риса, дает девушке чувство, словно она уязвима. Будто безразличные лапы детдома захватят Рису снова будут держать ее до тех пор, пока она не сдастся властям. Она должна Бога благодарить за то, что она попала в приют, а не, скажем, к какой-нибудь богатенькой семейке, которая только и ждала бы момента, когда девушку можно было бы расплести. А может и не должна? А может ее бы полюбили как родную дочку? В любом случае ордер был подписан, а Риса так и осталась девушкой без прошлого. Есть ли у нее настоящая фамилия? Кто ее мать? Отец? Может он вообще не знал о существовании Рисы? Любой воспитанник приюта задается этими вопросами. Как-то Кэм сказал, что может разузнать о ее, Рисы, прошлом. Словно это как-то может помочь ей. Она как врач знает, что лучше не тревожить рану. Не ворошить прошлое. Только желание понять в чем же причина отказа от Рисы, сильнее всего прочего. Девушка ни раз задавалась вопросом, что послужило для этого отказа. Может ее мать была слишком молода? А что, таких пруд пруди. Сначала раздвигают ноги, а потом не хотят нести бремя ответственности за маленькое существо. Может у матери уже были дети, а она, Риса, оказалась не «не по карману»? Такое тоже вполне возможно. Вот только если это правда, то горько осознать, что, как и государству, Риса оказалась не по карману собственным родителям. А еще Риса допускала такую возможность, что мама была чем-то вроде героини… может она была беглым расплетом как и она — Риса? И в желании защитить себя, и собственное дитя отказалась от нее. Вот эта версия грела душу Рисы, только это было лишь ее разбушевавшейся фантазии. Всегда приятнее думать, что от тебя отказались из благих намерений. А не из-за нежелания заботиться о ребенке. Риса пишет Кэму сообщение. У него достаточно данных, чтобы отыскать корни Рисы. Проблема в том, хочет Риса на самом деле знать свое происхождение? Хочет. Теперь, когда она сама станет матерью желанного ребенка, она хочет узнать, что заставляет матерей отказываться от ее детей. И если ее родная мать не умерла при родах, то нет ей никакого оправдания, делает вывод девушка. То, что до бывшего дома Коннора подать рукой, дает ему нестерпимую боль, всякий раз, когда он вынужден покидать Акрон, проезжая по давно забытым улочкам, где проходило его детство и юность. Не то, чтобы Коннор часто здесь бывал, но все же… он не раз пытался подойти к дому, который когда-то мог гордо назвать своим. Сейчас же это не более, чем один из сотни домом. Но это наглая ложь самому себе. С той встречи с родителями, произошедшей на площади, прошел год, а он все не может забыть это ощущение, испытываемое им, когда он их обнимал. Родителей тогда увели, чтобы уберечь от людей, желавших их смерти. А Коннор до сих пор ощущает фантомную боль, словно у него украли нечто очень важное. Он простил их. Давно простил. Но признаться самому себе в этом он боялся, ведь тогда ему будет некого винить в том, что с ним приключилось. С другой стороны, Коннор готов сыпать этих людей благодарностями. Они в тот момент купили себе билеты в теплые края, а сыну билет в жизнь. Они подарили ему больше, чем просто приключения, которые он на всю жизнь запомнит. Они подарили ему Рису — его любовь. Друзей. Они сделали возможным открыть глаза людям на практику расплетения и изменить мир, как думал Коннор до недавнего времени — в лучшую сторону. Не вышло, но ведь он не отказывается исправить ошибки. И желание, которое сейчас одолевает Коннора эгоистическое. Он хочет познакомить родителей с иным, новым Коннором, которого они не знают. Они не смогли воспитать достойного сына. Они воспитали беглого расплета. А нынешнего Коннора воспитали обстоятельства, те немногочисленные люди, которым он доверял, и он сам. Коннор смотрит на молчаливую Рису, которая уставилась в свой телефон. А затем он садится за ноутбук и пишет письмо отцу. Он приглашает их на ужин. Возможно, это последний их ужин, перед тем как снова удариться в бега. Он не должен упустить возможности повидаться с ними. *** Хэйден и Грейс проводят день вместе, изучая старые газеты и вырезки, которые удалось им добыть. К сожалению, ничего нового им не удается найти, но Грейс уверена, что в старых газетах обязательно найдется что-то полезное. Хэйден же знает, что в них только моль. — Вот смотри, одной женщине удалось собрать митинг против абортов в одном городишке, — говорит Грейс, тыкая пальцем в картинку. Она использовала правильную тактику, настаивая на том, что поможет всем нуждающимся детским питанием и вещами… Хэйден качает головой. Это все не то. Они не должны капаться в старых газетах. Они должны узнать за что убили того человека. И почему вдруг решили использовать эмбриональные стволовые клетки, а не взрослые плюрипотентные, как и предполагалось, ведь они ничуть не хуже. Да, немного послабее эмбриональных, но ведь действуют! Хэйден озвучил этот вопрос и Грейс пожала плечами. — Проблема нежеланны х детей всегда оставалась главной в человечестве. Даже во времена расплетения приюты были переполнены, а теперь, когда расплетение пало, а аборты до по сей день запрещены, то проблема останется проблемой. Куда девать нежеланных детей? Хэйден качает головой, комкает газетку и бросает ее в стену. — Ну и они решили таким образом контролировать демографию страны. Это все и раньше ясно было, нам-то что делать? Мириться с тем, что однажды придется отдать первенца живодерам? Грейс опускает глаза, чувствуя, что вот-вот придет какой-нибудь гениальный ответ. Но он не приходит, и девушка сдается, разглядывая разбросанные на полу газеты. *** Мираколине не задают вопросов, ей дают кров, еду и оставляют в покое. В обмен два подростка-близнеца требуют того же. Действуют анонимно и не называют настоящих имен. «Странно, — думает Мираколина, — раньше подростки бежали от расплетения. От чего подростки бегут сейчас?». Может быть, они, как и она — Мираколина, жертвы случайных обстоятельств? Сама девушка уже давно попрощалась со спокойной жизнью, а ее объявили врагом народа. Она на слуху у многих, не легенда, правда, как Беглец из Акрона или Хлопатель, который не хлопнул, но все же ее знают и желают получить ее живой или мертвой. Только не власти. А нечто похуже. Если бы Мираколина только могла бы встретиться со своими безутешными родителями, которым заявили, что их дочка мертва. Если бы она только могла прояснить ситуацию… Но Мираколина понимала, стоит ей позвонить маме или папе, как их тут же схватят и тогда девушка разрушит их жизни. Но был еще один человек, которому она доверяла. Человек, способный ей оказать безвозмездную помощь, как когда-то оказала ему она. Точне, Лев первый спас ее, но она отплатила ему тем же. Наверное, это правильно, что они продолжают спасать друг другу жизни. Эти двое Мик и Мика (придуманные ребятами имена) желают отыскать Рису Уорд. А там, где Риса, возможно и Лев. Мираколина ощущает трепет надежды. Вот она только немного оправиться после тех пыток, что ей устроили орган-пираты, и отправится в путь вместе с этими ребятами. Потому что одной ей не выжить. И она прекрасно это знает. *** Обстановка наколенна до предела. Общий язык находит только Лукас и Риса, разговаривая о каких-то непонятных математических формулах. Ха-ха. Коннору смешно от того, что Лукас пытается произвести на его девушку впечатление, отпуская глупые научные шутки, которые по-видимому умнице Рисе приходятся по вкусу. Они смеются и от этого напряжение немного спадает. Риса отвлекается от разговора с Лукасом, но тот этого даже не замечает и продолжает болтать. Девушка видит, что Коннор сверлит взглядом отца, который пожирает взглядом бокал с вином. Она пинает под столом любимого и возвращается к диалогу с Лукасом. Когда родители переступили порог их с Рисой дома, то было принято негласное правило: не говорить о расплетении и не задавать вопросов о прошлом. Оказывается, что общие темы нашлись только у Рисы с Лукамом, а Коннору-то и нечего сказать маме с папой. — Ты повзрослел, — говорит Сара — мать Коннора, делая глоток белого сухого. Коннор смотрит на нее и пожимает плечами, едва сдерживая фразу, которая может ранить его и родителей. Но слова «не смотря на ваши старания» повисают в воздухе. — Я имею ввиду твое поведение. Ты вырос как личность. В точку. Коннор хотел, чтобы они заметили. Они и заметили. — У меня было много времени подумать над своим поведением, — говорит Коннор. — И у тебя крутая татуировка, — выдает Лукас, когда побледневшая Риса (вероятно, сраженная запахом жаренной рыбой) выходит из-за стола и скрывается за дверью. — Мам, я тоже такую хочу! — заявляет он. «Совсем как маленький! — думает Коннор, — а ведь ему семнадцать!». Но Лукас имеет права конючить, ведь на его плечах не лежало бремя ответственности за жизнь сотен расплетов, у него обычная юность. Через два года он отправится в колледж и это все правильно. А от такой правильности Коннора тошнит, вероятно потому что он завидует. Да. Завидует. — Нечего портить свое тело, Лукас, — отрезает Сара и тут же прикусывает язык, поняв, как грубо с ее стороны это звучало по отношению к Коннору. Но Коннор качает головой, мол все нормально. Если он хочет наладить с родителями, если не хорошие, то нормальные отношения, стоит сдерживаться. — Что она означает, Коннор? У нее есть история? — спрашивает отец, чтобы загладить неловкий момент. Коннор не может сдержать улыбки. — О, да, еще какая. Она досталась мне в придачу с рукой, странно, что вы не знаете об этом. Наступает снова неловкая пауза. Но теперь возвращается Риса, которая к счастью не слышала разговора. Лукас встает из-за стола и внезапно зовет Коннора на улицу. Оба выходят из дома. А Риса, которая теперь может ощущать все прелести токсикоза внезапно нервируется тем, что родители Коннора заметно расслабляются, когда он уходит. Она с шумом кладет вилку в тарелку и смотрит на них в упор. Уж кто-кто, а она, Риса Уорд, не позволит так вести себя с ее любимым. — Если вы не хотели приходить, то почему пришли? — задает она резонный вопрос и понимает, она попала в цель. Родители приходить не хотели. — Мы не могли отказать. И мы хотели, просто… это неловко… — защищается отец. — Дело не в неловкости. Вы не можете простить себя. А может вы до сих пор бы хотели, чтобы Коннора расплели? Может он и не в силах задать вопрос, который терзает его уже много лет, но я вполне могу. Зачем вы отдали сына на расплетение? Ответьте себе на этот вопрос и может быть тогда вы перестанете… Внезапно девушку осеняет. Она машинально кладет руку на живот, но тут же убирает. — Вы что… боитесь собственного сына? То, что они молчат, опустив глаза, дает красноречивый ответ. — Не отрекайтесь от него. Второй раз не допустите этой ошибки. Чтобы между вами не случилось в прошлом, это не влияет на будущее. Будущее мы сами строим, а значит у вас есть шанс все исправить. Коннор любит вас. А вы любите его и тот момент на площади говорит больше всяких слов. Раскаяние и прощение. Вот, что сейчас нужно Коннору, а в особенности вам.