***
Мир обычно останавливается для людей влюбленных, любящих и любимых. Он остановился и для сиротки-найденыша. Мальчика, который вставал из руин будущности и утирал слезы исцарапанными руками. Он до сих пор не мог разобраться в своих чувствах. Чего ему хочется больше — тепла или забвения? Двигаясь медленно и скрипуче, он оторвался от чужой груди и снова прислонился к стене. Слабой рукой вытер влажные глаза… И Один содрогнулся. Пальцы на изувеченной ладони не слушались, их движения напоминали судорожные дергания жилистых, словно паучьих, лап. Это была рука уже не человеческая, а какая-то птичья, больная. И голос у него кашляюще хрипит. Мальчик бился в истерической агонии. А его не оказалось рядом. Его никогда не оказывалось рядом вовремя. Он либо помогал разгребать уже последствия, либо не приходил вовсе. — Болит? — теперь он хотел проявить участие. Локи покачал головой. Потом посмотрел на него уставшими, безропотными глазами. — Твой народ в опасности. А ты возишься здесь со мной… — Опасность миновала. Он нервно дернул уголком губ. — Миновала битва, но не война. — Войны не будет, — тем же спокойным тоном ответил ему Один. И Локи вдруг сорвался на нервный хохот-карканье, а потом заговорил быстро и шипяще: — Ты видел её мертвой и потому лучше меня знаешь, что Малекит не перед чем не остановиться, чтобы… — Малекит убит. Эфир из тела смертной извлекут завтра. Принц опешил. Слабо повертел головой и замер. Снова воцарилось молчание. Убит… Вот же тварь! Он отнял у него мать, и сбежал к Хель без мучений, даже не заметив ничего в жаре сражения. Да, им ни за что не удалось бы удержать его в Асгарде до казни. Не было бы жестокой расправы, которую он заслужил. И всё же, Локи чувствовал себя… да даже не обиженным — оскорбленным, черт возьми! — А его приспешники? — сквозь туман он хватался за последнюю надежду. — Тоже. Твоя мать отомщена. Локи с досадой закусил щеку изнутри и сжал ладонь. — Но не мной. — А это важно? — Еще как! — тут же вскинулся он от злости. — Мы все виноваты в её смерти. В ответ последовал досадный оскал. — Локи, месть не приносит облегчения, — Один проникновенно посмотрел сыну в глаза. — Это порочный круг, из которого потом не выбраться, пойми. Тот горько скривился и с раздражением мотнул головой. Тогда правитель вдруг схватил его за плечо и прижал спиной к стене. — Ты всю жизнь пытался отомстить. Посмотри теперь, куда это тебя привело. Локи дернулся от неожиданности и поднял на него вмиг ошалелые глаза. Потом тяжело выдохнул, медленно обмяк, откинул голову назад и закрыл глаза. У него были розоватые веки и тонкие морщинки в уголках. Он так устал. Один осторожно погладил сына по руке. — Что ты намерен теперь со мной делать? — обреченно спросил он, едва выпуская из горла скорченный, изможденный звук. — Забрать тебя отсюда, — правитель продолжал смотреть на измученное лицо и думал, как сильно ему не хочется видеть его таким. Своего сиротенка. Крохотного мальчика Локи… Как же он допустил?.. — Тебе не позволят, — он говорил словно из сна, проваливаясь уже в полусладкое забытье. — Я царь, и последнее слово останется за мной. Локи улыбнулся. Не иронически, не горько. Только утомленно до невыносимости. — «Власть, прежде всего, должна быть разумной. Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию. Я имею право требовать послушания, потому что веления мои разумны». — Ты невыносим… — Я почти наизусть её заучил, — снова пробилась на лице тонкая улыбка. — «Однажды я за один день видел заход солнца сорок три раза! Когда очень грустно, хорошо бывает поглядеть, как заходит солнце». Книга до сих пор лежала рядом. Всего-лишь след от ожога, скоро пройдет.***
Отец привел его в лазарет лично, под руки, как слепого, не ходящего еще младенца. Держал осторожно, не позволяя ступать на раскроенную стеклом ногу. Но Локи так устал, что уже не чувствовал даже боли. Он свесил голову и отчаянно избегал взглядом тех нескольких стражников, что встретелись им в коридорах. Лучше по той лестнице, что слева. Мам, они же убьют меня, как чужака в волчьей стае! Один, наоборот, отвечал каждому дерзким, повелительным взглядом, от чего ни один не осмелился встать на его пути. Он казнит любого, кто посмеет поднять руку на его сына. Не убьют, милый. Вожак не позволит. В полутемной комнате их встретила молодая медсестричка, учтиво поклонилась и помогла Локи лечь. Буквально валившийся с ног, он сорвался в пустую, одинокую черноту, (скорее обморок, чем сон), сразу же, едва успев прикрыть глаза. Убаюканный ласковыми руками и тихим пением… Ребенок успокоился и уснул.