Сказ о том, как Злой Колдун Прекрасную Царевну похитил

«У ворот береза стояла, Ворота ветками застлала, Туда Беляночка въезжала И верх той березы сломала. Стой, моя березонька, Стой теперь без верху. Живи, мой батюшка, Теперь без меня…» Славянская свадебная обрядовая песня.

За распахнутыми настежь ставнями проплывали большие пушистые облака, почему-то напоминающие сугробы. Где-то рядом противно жужжала надоедливая муха. — Муха села на плетень — солнце будет целый день, муха села на окно — солнце будет все равно! — с выражением произнесла Ладомира, сидевшая на подоконнике. Вот уже как четверть часа она разглядывала верхушку высокой березы, растущей совсем рядом, чуть-чуть — и рукой коснешься, но в том-то и дело — эти «чуть-чуть» оказались решающими. — А если снизу залезть? — В очередной раз предложила Белослава. — Столько лет стоит, не должна же она сломаться? — Должна — не должна… ну что ты заладила! — тяжело вздохнула младшенькая. — Ты обрядовую хламиду представляешь? Беляна представляла очень хорошо, недаром вот уже целый месяц примеряла «хламиду», на деле красиво расшитую красным орнаментом сорочку из плотной льняной ткани, чтобы понимать — подобные пируэты ей не по плечу. Вот циркачка из уличного балагана, посмотреть на выступление которого они сбегали из дворца, та да, смогла бы, а она холеная, да пригожая — нет. Кого-кого, а вот саму себя царевна всегда оценивала здраво, полагая, что самая большая проблема большинства монархов прошлого — излишняя самонадеянность. — А если попросить кого-то из дворовых мальчишек слазить? — не унималась она ради соблюдения традиций согласная и на подлог. — Вот удружил папенька! Ну что ему стоило посадить не березу, а например иву? Карликовую! Негодования по поводу родителя наскучили в первые полчаса, когда они, стоя под березой, придумывали план усекновения верхушки оной. Но дельные идеи в светлые головки царевен так и не заглянули, поэтому на вооружение была взята изящная в своей простоте мысль: нужно посмотреть на проблему с другой стороны. Для этих целей были выбраны гостевые покои на третьем этаже, находящиеся вровень с заветной верхушкой. — Не выйдет, — категорично отрезала Мира, как единственная из двух присутствующих хотя бы приблизительно разбирающаяся в магии. — Тут нужно чтобы ты лично её сорвала, иначе родовая магия может вывернуться, а как именно — никто не знает. Хотя, если посмотреть хроники, то, скорее всего, можно будет обнаружить прецедент, а там уже и до статистической выборки не далеко… — То, в каком контексте ты используешь привычные слова, иногда меня пугает, но здесь ты права: я совершенно не горю желанием испытывать… — стук в дверь прервал царевну на полуслове, но Ладомире не нужно было дослушивать, чтобы понять, о чем говорила сестра. Будучи насквозь практичной, она не любила эфемерную науку, принцип действия которой не понимала, хоть и признавала, что даже от неё порой бывает польза. — Войдите, — Беляна устало махнула рукой. На пороге возник человек, чья способность появляться в самый интересный момент, давно приравнивалась придворными к магическим способностям. — Как успехи, о прекраснейшие? — любезнейший глава сыскного приказа расточал мед, от мимолетного соприкосновения с которым, зубы сразу слипались, а во рту становилось сладко-сладко, противно. Не иначе как позлорадствовать над непутевыми царевнами пришел. — Вы уже додумались, как решить эту задачку? Нет? Я так и думал. Хотите идею? Белослава Батьковна может стать птичкой или освоить полеты, как раз к завтрашней церемонии успеет. — Ядаслав, мог бы и подсказать, а не паясничать! — топнув ножкой, прикрикнула младшая Царевна. — И не смотри так, на меня твои взгляды не действуют! — с тех пор, как он не просто спас её при падении, но еще обратно влезть помог, попутно спрятав сорванные яблоки от цепкого взгляда появившейся нянечки, она считала его старшим братом и бережно хранила их маленький секрет. Однако протокол — есть протокол, и при чужих они старательно соблюдали этикет, вот только сейчас посторонних здесь не было. Сестра была частью самой Ладамиры, как сердце или голова, а потому ей без утайки доверялись все тайны. Ну или почти все. — Не мог бы, Разлада, не мог. Я клятву дал, что вмешаюсь только в крайнем случае, а пока все пойдет так, как и завещано дедами. Белянка, до того пристально разглядывавшая незваного «помощника», скрестившего руки на широком сыромятном ремне с большой причудливо отлитой бляхой, резво подскочила к окошку, сдвинув бедром вольготно устроившуюся там сестру, и задумчиво посмотрела наружу, явно что-то прикидывая. — Придумала! — наконец, радостно заключила она. Две пары любопытных глаз уставились на неё в немом вопросе, на что она гордо молвила «Увидите» и «Мне уже пора на примерку», и чуть ли не в припрыжку от переполнявшей её эйфории удалилась в одном ей ведомом направлении. — М-да, — крайне озадаченно произнес глава сыскного приказа, — я, конечно, знал, что невесты до дива странные женщины, но о том, что нашу Белославу это тоже коснется, даже и помыслить не мог. — Она слишком давно любит Велимира, — произнесено это было так, словно все объясняло. Хотя почему «Словно»? Для Ладомиры этот аргумент действительно был решающим, она искренне радела за личное счастье сестры. — Почему ты не хочешь замуж? — Ядаслав пересек комнату и встал напротив нее, опершись бедром о небольшой письменный стол, служивший больше украшением, нежели необходимостью. Ладомира не знала, что на это ответить. Правда звучала неприглядно, да и посвящать главу сыскного приказа в свои маленькие секреты не хотелось. От осознания, что он вероятнее всего догадывался, зачем младшая царевна периодически наведывалась в небольшую лавку в самом конце Кроткого переулка, становилось дурно. Нет, ничего стыдного она не делала, вот только, магия в их мире была прерогативой мужчин, а тот факт, что она закупает различные чудные приспособления для изготовления зельев, мог бросить нелицеприятную тень на весь Царский род. В лицо-то ничего не скажут — побоятся расплаты за длинный язык, но вот шептаться за спиной точно будут. О том, что в одну из таких вылазок, когда она, нарядившись простой горожанкой, с превеликим трудом выбралась из дворца, встретила его высочество Любозара, говорить не стоило тем более. Хоть прилежной ученицей её назвать было нельзя, но вот генеалогию Лада всегда заучивала старательно, в отличие от тех же вышивания и музицирования. Поэтому наследника соседнего престола узнала сразу, хоть и короны со свитой при нем не было. И все бы ничего, разминулись бы они спокойно, да пошли каждый в свою сторону, если бы его высочеству не приспичило выяснить «что миленька горожаночка делает в таком месте одна вечером», пребольно схватив её при этом за запястье. Драться Ладомира умела. Батюшка искренне переживал за участь любимых дочерей, которая могла постигнуть их в случае дворцового переворота, которые хоть и не часто, но иногда случались, поэтому нанял двух сурового вида наемников, обучивших их азам уличной драки — некрасивой, но эффективной. «Если твой противник знает, что у тебя есть нож, значит, можешь считать — у тебя его нет», — любил повторять им наставник. А еще он объяснил — сила женщин в их слабости, никто не ожидает, что они смогут оказать сопротивление, но как только это поймут, то нужно быть готовыми — к ним станут относиться, как к мужчинам, поэтому если есть возможность сбежать, величайшая глупость — ей не воспользоваться. Ладамира, чувствовала, как от ужаса по телу ползут мурашки, но вот голова оставалась холодной. Она уже успела заметить несколько незащищенных участков, по которым смогла бы нанести удар, вот только гарантии, что это сработает, не было. И поэтому она заорала. Громко, во всю силу своих легких, казалось в соседней лавке зазвенели стекла, а где-то на окраине, отзываясь, залаяли собаки. Опешивший от такого принц, отпрянул, с силой оттолкнув её в сторону, и скрылся за ближайшем поворотом. Подобный инцидент на территории чужого государства грозил политическим скандалом. Поднявшись из кучи мусора, покрывшей тротуар, и кое-как отряхнувшись, Ладомира потайным ходом вернулась во дворец, чтобы уже переодевшись, лечь в кровать и разреветься. Её трясло от понимания насколько ей повезло, ведь вместо Любозара там мог оказаться любой лихой человек, способный отвесить несговорчивой бабе леща, лишь бы заткнулась… Говорить об этом инциденте она никому не собиралась, но и спускать принцу обиду не хотела. Отомстит, обязательно отомстит — решила она; и сон её в эту ночь был спокоен. Пауза затягивалась, становясь театральной. — Хочу, — наконец выдала младшая царевна. — Но не за Любозара, — продолжил он. — Вот видишь, как ты меня понимаешь, — прозвучало отчего-то совсем не радостно. — Да ладно тебе, Разлада, не так уж и плох этот заморский принц, — улыбка вышла кислой, как те лимоны, что однажды преподнес им в дар иноземный посол, не поскупившийся на целую корзину этой гадости. Белослава, отважившаяся первой попробовать незнакомый фрукт, еще долго отплевывалась, поминая щедрую делегацию тихим злым словом. — Самолюбив, нагл, тщеславен, глуп — именно так выглядит идеальный мужчина в моем понимании! — повысила голос, не выдержала. — Я буду счастлива стать ему женой, родить наследника, а потом уехать приобщаться к Богу в монастырь или упасть с коня во время прогулки! — Ну, допустим, обидеть тебя никто не позволит, ты же не пятнадцатая дочь султана, а принцесса Тридевятого Царства. — Да, как мне с ним жить, зная: я ему, что племенная кобыла?! — все больше распалялась царевна. — А как все живут? — вопрос был риторическим и ответа не требовал, хоть Мире и было, что на это возразить. — Или ты думаешь, политические браки по большой любви все заключаются? Таких везучих, как твоя сестра, единицы. Остальные просто живут, находя счастье в детях… — Которых отнимают их отцы! Или ты думаешь, я в хрониках только картинки рассматривала? — нехорошо прищурилась она. — Ладно-ладно, — в шутливом жесте, Ядаслав поднял обе руки, «мол, сдаюсь», — и что ты предлагаешь? Не выйти замуж не навлекши позор на род ты не сможешь. — А кто сказал, что я не выйду? Выйду, только не сейчас, а лет через пять, когда закончится моё ученичество у Мэтра Ведомысла. — Старика?! — желание встряхнуть бунтарку за плечи, чтобы в голове у нее все встало на место, жгло руки столь сильно, что их пришлось спрятать в карманы. — Ты заключила контракт?! — Пока нет, но Мэтр обещал взять меня в ученицы, — на этот раз прозвучало не столь уверенно. — Бестолковая девчонка! Ты понимаешь чем чревата подобная клятва?! — по недоумению сверкнувшему в зеленоватых глазах, он понял — не знает. Ни черта она не знает о том, в какую… лезет! — Ученик на время обучения становится собственностью учителя. И это не красивая фигура речи. Испуг. Наконец-то он добился от нее правильной реакции. Правильно, пусть лучше боится, чем дает клятвы, которые не сможет выполнить. А старик, вот хитер! На саму Царевну замахнулся, ирод проклятый. Ну он у него еще попляшет на святом костре. — Но, я читала, что Мэтр несет ответственность за ученика… — обескуражено произнесла. — «Ответственность»? Можно сказать и так, но он несет за него «Ответ», в прямом смысле слова отвечает за своего ученика, принимает решения. И, если бы ты сподобилась со своей «прекрасной» идеей обратится к отцу или ко мне, то знала бы, что именно «Ответ» было написано в самом раннем варианте клятвы. И, несмотря на то, что формулировка поменялась, суть осталась неизменной. Он готов был её прибить. Лада очень четко чувствовала это, тем шестым чувством, которым звери ощущают приближение грозы. Сейчас гроза не приближалась. Она уже была здесь, в этих гостевых покоях. Бушевала разрядами молний между двумя людьми, в пылу этого то ли разговора, то ли ссоры, застывших друг напротив друга. Глаза в глаза. Казалось, секунда и произойдет что-то непоправимое… — Прости. Всего одно слово, по разрушительности воздействия, было сравнимо с ушатом ледяной воды, опрокинутым на голову. Было не ясно кто из них произнес его первым, но это и не главное. Намного важнее, что дистанция, пролегающая меж ними все это время, была восстановлена, когда Лада мокрой кошкой отскочила в сторону. — Ваша светлость, я повел себя не учтиво по отношению к вам, больше этого не повторится, — легкий поклон, скорее даже кивок, но и этого ей было достаточно. Церемониал очень удобная штука, на самом деле. — Я принимаю ваши извинения, Ядамир Миронович, — вот так, по имени-отчеству и никак иначе. — Прошу меня простить, но мне нужно откланяться, дела государственные не ждут. Ядамир не дождался её позволения, просто ушел, тихонько прикрыв за собой дверь, а она осталась одна. Как и тогда, казалось бы целую вечность назад, когда тайком пробралась к нему в покои, чтобы сказать, как сильно его любит. Он выслушал молча, но лучше бы рассмеялся, а потом сказал, что юным царевнам не пристало ночами ходить по гостевым покоям. И про репутацию что-то такое загнул. Мира запомнила, как слегка нервозно он мерил шагами гостинную, а еще руки его, сцепленные за спиной в замок, ей отчего-то запомнились, как будто это важно было. Для неё? Для него? Теперь уж и не разберешь. Детская влюбленность, глупая, разбилась об «я вас старше, ваше высочество» и «вы — царевна» — не констатация факта, обвинение. Это сейчас она понимает как самонадеянно себя вела в четырнадцать лет, завалившись к двадцати-девятилетнему заместителю главы сыскного, а тогда… такой взрослой себе казалось, умной. Спасибо, что не выставил, проводил, проследив, чтобы не заметил никто. Но она все равно обиделась. Настолько обиделась, что замечать его перестала. Совсем. Вот стоит человек, а для нее — пустое место. Они ведь только недавно разговаривать начали… Решено. Она выйдет замуж за Любозара. И точка.