***
То пасмурное утро он помнит очень хорошо. Джонатану шесть, и его отец в очередной раз повышает голос на мать за то, что сын всё ещё не собран для первого дня в школе. Он стоит в коридоре между своей спальней и кухней и чувствует ледяные потоки воздуха, бьющие по лодыжкам. Джойс с трудом удерживает на руках маленького Уилла, когда тот, изворачиваясь, непереставая кричит. Джонатан жмётся в угол, мать проносится мимо, желая уложить сына в кроватку. — Давай, пацан, мы опаздываем, — отец подталкивает его к раковине. Джонатан чистит зубы и идёт одеваться; брюки и рубашка даются ему легко, он без труда справляется с ботинками, быстро разобравшись с назойливыми шнурками, и заходит в спальню родителей. Джойс сидит рядом с колыбелькой и пытается укачать Уилла. — Какой ты красивый, дорогой, — мать устало улыбается, взгляд сквозит досадой. Он всегда был слишком самостоятельным. Джонатан касается маленькой ручки брата через прутья кроватки: — Не плачь, я скоро вернусь. От его серьёзности Джойс закусывает губу, притягивает для объятий и целует в лоб, желая удачи. Этим утром они так и не позавтракали, Джонатан даже не замечает этого. Отец скорее тащит его в машину, будто на свете есть дела поважнее, чем собственный ребёнок. Мальчишка пытается пристегнуться, но бросив тщетные попытки, просто откидывается на спинку кресла и смотрит, размытые в пёстрые пятна — пейзажи за окном. Джонатан помнит: она стоит на школьной парковке рядом с отцом, её мать аккуратно поправляет ей бант, держа на руках младшего брата. Её юбка идеально выглажена, она на мгновение отвлекается, оглядываясь на него. Светлые волосы рассыпаются по плечам, атласная лента, закреплявшая её причёску, победным флагом развивается в руках младшего брата. Джонатан ждёт, что она заплачет. Порыв ветра ерошит её локоны, и Нэнси Уилер смеется вопреки всем обстоятельствам. И сам Байерс впервые за день расплывается в улыбке. Джонатан ещё не раз подойдёт к ней в тот день, пытаясь заговорить, но сейчас отец подталкивает его к зданию школы, и их зрительный контакт разрывается.***
Его восьмой день рождения оставил неизгладимое впечатление даже в памяти Джойс Байерс. Суббота — лучший день, чтобы отметить праздник, но у его отца другие планы. Джонатан просыпается от тычка в бок, Лонни возвышается над ним огромной сторожевой башней и радостно сообщает, что они идут охотиться. — Мой сын должен расти настоящим мужиком, Джойс! — отец непреклонен, и мать сдаётся. Тогда он ещё не догадывается, что к вечеру ему станет казаться, будто слёзы просто не могут закончиться, и он будет реветь вечность, вспоминая тушку убитого кролика. — Не зна-аю, мой ли это сын, Джойс. Такой сопляк может быть разве, что Байерсом, — Лонни тянет пиво из банки и не смотрит на сына. Джонатан поднимает влажные от слёз глаза на отца, ощущение одиночества колет его особенно сильно. Он не произносит ни слова и затихает, утирая щёки; Джойс смотрит на Лонни со слишком явной агрессией. Мальчик теряется в догадках, нормальная ли у них семья. Он уходит в комнату к младшему брату, пока родители громко ругаются, и вываливает на пол все свои богатства: Уилл радостно смеется, тянет брату самую большую машинку, чтобы начать игру. В понедельник он будет сидеть в столовой в самом дальнем углу, вспоминая события выходных, и невольно отвёдет взгляд, когда Нэнси Уилер с хмурым выражением лица задержит на нём своё внимание дольше обычного. Тогда он особенно сильно почувствует, что как никогда далёк от её идеального мира.***
Джонатану десять, и он окончательно замыкает круг своих знакомых на маме и младшем брате. После ухода отца, он стал ощущать более явную тяжесть на своих плечах. Это ощущение преследует его, но особенно сильно тянет вниз при виде заплаканного лица матери. Невидимкой он плывёт по коридорам школы, где Нэнси Уилер больше не замечает его в упор. Тычок в спину выводит его из равновесия — Джонатан летит на пол, больно ударяясь коленями. Парня, что его толкнул, он не знает и едва разбирает приказы отдать деньги, когда Нэнси подлетает, будто цепной пёс, вставая на его защиту: лёгкий розовый джемпер никак не вяжется с гримасой злости, которой она одаривает обидчика. — Пошёл прочь, идиот! Парень отступает лишь потому, что знает: за Нэнси он может получить больнее, чем ему бы хотелось. Джонатан отряхивает джинсы и оборачивается на Уилер, она уже успевает вернуться в свою среду обитания, даже не удостоив его взглядом. Он делает шаг навстречу, но, замешкавшись, отступает подальше, туда, где самое место невидимкам.***
Спустя шесть лет пропадает без вести его младший брат. Джонатан впервые ощущает эту зияющую дыру внутри, когда переступает порог дома и видит лишь обессилившую Джойс в растянутой кофте. Он пытается занять себя, сделать что-то, чтобы перестать думать об этом. Листовки оттягивают его руки, груз на душе не даёт нормально дышать. Он вдавливает кнопки в школьную доску объявлений, как вдруг становится значительно легче: Нэнси Уилер стоит рядом, и её взгляд наполнен сочувствием. Байерс давно знает, что разглядывать её можно бесконечно. Но у него нет этого времени, ни тогда в коридоре, ни позже в лесу или на кровати в её доме. Ему всегда будет мало, потому что между ними растут обстоятельства: новый парень, страх погони, рассвет. Джонатан благодарно кивает, и она облегченно оставляет его, окунаясь в свой шаткий идеальный мирок.***
Через год ему всё же хватает смелости сократить расстояние между ними. Их глубокий долгий поцелуй душит его сознание, парень чувствует жар её дыхания рядом со своим лицом. Нэнси Уилер полноправно даёт ему вторгнуться в её личное пространство впервые в жизни, и он какое-то время думает, что счастье вполне реально. Ему хорошо рядом с ней, но ночь заканчивается, и день привносит свои коррективы. Нэнси смотрит на него с теплом, но не спешит говорить о «них». Она держится рядом, прячась, словно улитка, в свою раковину из страхов и смятений. Уилер уверенно шагает перед ним в школе, то и дело поправляя идеальную юбку, и улыбается, оборачиваясь через плечо. Байерс горько улыбается в ответ своему сумасшествию и продолжает следовать за ней. Их общение стало напоминать ему прятки на виду у всех. Нэнси охотно протягивает ему сэндвич, сидя за трибунами в спортивном зале. Уроки закончены, но она продолжает тратить время, обсуждая с ним прошедшую контрольную работу. — Не думаю, что вытянула на высший балл, — Нэнси усмехается. Джонатан понимает, что ей в сущности всё равно, каким будет результат: она уверена в своих силах, а он — в её несгибаемости. Этого достаточно. — Ты идёшь на Зимний бал? — Байерс режет тему её разговора, не отрывая взгляда от светлых глаз. — А ты? — она забавно морщит нос. Он не скрывает улыбку и кивает: — Будут фотографировать. — В таком случае, я буду где-то поблизости. Джонатан Байерс удивляется, впервые в жизни почувствовав, как может согреть обычное слово.***
Тридцатое августа, Нэнси нужно собирать вещи, но она провожает с ним лето, сидя на заправке возле магазина, в котором Джонатан подрабатывает. Их скромный ужин: маленькая пицца на двоих и две банки Кока-Колы. Джонатан ощущает лёгкий вкус свободы, он видит искорки в глазах Нэнси, когда она улыбается и рассказывает ему о колледже, в который поступила. Он поворачивается к ней, когда Уилер опускает голову ему на плечо. — Планируешь год поработать? — Нужно скопить ещё денег, — Джонатан расслабляется, прикрывая глаза. — Ты поставил себе хорошую цель, — Нэнси шевелит головой и светлые волосы щекочут ему щёку. — Нью-Йорк дождётся меня, как тебя твой Бостон. — Если честно, то немного страшно. Байерс различает смущение в её голосе, открывает глаза и пытается встретиться с Уилер взглядом. — Нэнс, ты всё сможешь. Да, это раз плюнуть для тебя. Такого шороху там наведёшь! — он искренне улыбается, когда она согласно кивает. Джонатан тянет руку к её щеке, но смутившись, лишь заправляет за ухо выбившуюся прядь. — Мне пора идти, — Нэнси старается скрыть грусть в голосе, но он дрожит, и слова всё равно выходят неуверенными. — Я провожу. — Нет, не нужно. У тебя ещё работа. На самом деле долгое прощание доставляет ей ощущение колких иголок где-то под сердцем, Нэнси хочет избавить себя от этого. Джонатан разочарованно поджимает губы и отводит взгляд; Уилер смотрит открыто и прямо. Она обнимает его, и Байерс замирает, чтобы стук сердца был не таким бешеным. Закатные лучи играют на завитках её волос, и Джонатан хватается за последнее мгновение, касаясь губами её макушки, не зная, увидит ли когда-нибудь вновь.***
Два года спустя он уже точно знает, что увидит. Лето после первого курса казалось ему нереальным. Общими усилиями четырёх семей было решено ехать на озеро Тахо, а это было ни много ни мало — на другом конце страны, и Джонатан не верил, что его мать на это согласилась. Но вот Нэнси сидит на пассажирском сидении машины, а сзади раздаются оглушающие крики Уилла, Майка и смех Джейн. В машине перед ними родители Уилеров пытаются поддерживать разговор с Дастином и Лукасом, которые жаждут объяснить Холли теорию относительности. Они одуряюще долго летели до Сан-Франциско, и теперь им предстояла пара часов езды до озера. Глаза Нэнси прикрыты тёмными очками, Джонатан не видит, что она слишком часто бросает на него тёплые взгляды; он лишь иногда поглядывает в её сторону, но не может выдавить из себя ни слова. Будто то, что они не виделись два года, возвело между ними куда больше стен, чем он думал. В те дни он вообще был не слишком разговорчив, всё их время проходило на берегу озера. Джонатан помнит хрустальные капельки воды на белой коже Нэнси. Он замечает, как подрагивает её живот, когда Майк в очередной раз трясёт мокрой головой, орошая всё вокруг холодной водой. Возбуждение от вида её потемневших от воды волос, прилипших к тонкой шее, и острых сосков, проступающих из-под ткани купальника, сокрушает его; он отводит взгляд и спустя пару минут гонит Уилла в воду, отправляясь вслед за ним. Вечером в их арендованном домике, он сидит на другом конце комнаты, подальше от Нэнси Уилер, чтобы не чувствовать огня, который дерёт его нутро каждый раз, когда она рядом.***
И если тем летом Нэнси казалась совсем потерянной для него, то душной весной полтора года спустя Уилер топчет все его представления о ней одним лёгким движением пальчиков по кнопкам. Она будит посреди ночи весь его этаж, отдаваясь бесконечными трелями единственного телефона в конце коридора кампуса. Его сосед Пит кидает в него подушкой и мямлит что-то про то, что эта полоумная звонит уже третью ночь, и то, что его не было в предыдущие две, обязывает его встать и заткнуть раздражающий звон прямо сейчас. Джонатан слышит гул музыки и грубые мужские голоса прежде, чем различает заигрывающий тон Нэнси. — Наконец-то, Байерс, — выпаливает она, затем делает паузу. Джонатан слышит, как девушка делает глоток, и стекло ударяется о лакированное дерево по ту сторонки трубки. — Нэнси? Ты где? — он чувствует, что начинает беспокоиться за неё, хотя мечтает просто положить трубку и уйти спать. — В Нью-Йорке, твой брат дал этот номер. Я решила, раз уж мои весенние каникулы проходят здесь, нужно увидеться. Байерс молчит, он не уверен, что идея такая уж хорошая, как могла бы показаться на первый взгляд. — Бар на Лексингтон-авеню. Приезжай, — Нэнси шумно выдыхает в трубку. Джонатан слышит, как мужской голос зовёт её по имени, но девушка ничего не отвечает. Она ждёт, что Байерс согласится и закусывает губу, подавляя улыбку, когда он даёт нужный ответ. В момент, когда Джонатан находит этот треклятый бар, Нэнси уже едва может стоять на ногах: она сидит за стойкой и пристально разглядывает себя в зеркале за спиной бармена; её подружки чуть поодаль обжимаются с новыми знакомыми. Байерс движется к ней через компанию мужчин, играющих в бильярд. Девушка оборачивается и едва не падает в его объятия. — Джонатан? — Говоришь так, будто не ты только что звонила, — он мгновение ощущает её в своих объятиях, а затем усаживает рядом с собой на барный стул. Уилер довольно ухмыляется и не может отвести от Джонатана взгляд. Он возмужал, но смотрит на неё также, как в пятнадцать. Видимо, это не лечится. — Где ты остановилась? — он не знает о чём говорить, она слишком много значит, чтобы болтать о всякой ерунде. — Что вот так сразу? — Нэнси пьяняще смеется. — Мотель за углом. Мы с девчонками снимаем комнату. Вполне сносно. — Надолго? Уилер хитро щурится, но Джонатан списывает это на опьянение. — Завтра уезжаем, решили развеяться на выходных и задержались дольше, чем нужно. Как ты? — Нэнс, — он не называл её так со школы. — Не знаю, нормально? Да, пожалуй, я вполне нормально, — он готов убить себя за то, что у них всего пара часов до того, как Нэнси вырубится от выпитого спиртного, а он не находит для неё слов. — Я скучала. Нэнси Уилер одним ударом ломает ему хребет и все усилия «забыть и не вспоминать» за последние два года рассеиваются её туманной улыбкой и узкой ладонью на его плече. Он чувствует, что шея и щёки предательски горят, но не произносит ничего кроме: — Почти два года прошло. Нэнси тянет Аква Велва через соломинку со взглядом хищной кошки, и Джонатан поджимает губы. Он подзывает бармена и просит воды со льдом, понимая, что это вряд ли поможет. Они сидят ещё час, пока Нэнси пьянеет ещё сильнее и активно выдаёт краткое повествование своей жизни в Бостоне. Джонатан слушает, ему и правда интересно, только всё меньше хочется быть здесь. Шумная атмосфера бара то и дело пытается отделить от него Нэнси Уилер, и он едва сдерживается каждый раз, когда очередной кутила подкатывает к ней, чтобы утянуть в свою компанию. — Пойдём отсюда. К его удивлению Нэнси не задаёт вопросов, она послушно сползает со стула и мягко облокачивается на стойку, чтобы удержаться на ногах. — Джентльмен соблаговолит проводить даму? Она чеканит слова, и Джонатан улыбается впервые за их короткую встречу: Нэнси даже в пьяном угаре способна с чёткостью диктора выговаривать сложные словечки. Байерс придерживает её за талию и ведёт к выходу, но после пары неудавшихся падений Уилер взмывает в воздух, и из бара он выносит её уже на руках. Редкие капли дождя липнут к коже, Нэнси подставляет лицо небу. Джонатан любуется ею и молит Бога, чтобы не упасть. Она чертовски прекрасна в свете неоновых вывесок улочки, по которой он медленно движется, сжимая всё крепче её фигурку в руках. Уилер шепчет ему на ухо, что он хороший. Слова где-то глубоко щекочут внутренности. Ему хочется засмеяться, ударить истерикой по её ушам, выкрикнув: «Недостаточно». Но Джонатан Байерс лишь заносит её в мотель, опускает на первую кровать и уходит, потому что Нэнси всё равно уже спит, а он слишком устал бороться с чувством огня внутри при виде её мягких губ. Он в очередной раз пытается оставить девушку в прошлом и выходит из-под козырька мотеля под дождь; вода бьёт с новой силой его по щеке и тушит зажжённую им сигарету, будто пытаясь достучаться и отрезвить. Байерс знает, что это совершенно бесполезно.***
Джонатану двадцать три, Нэнси сидит рядом с ним на его кровати в общежитии колледжа с дурацким колпаком на голове. Её губы — яркий алый укус. Ему нравится. Она улыбается и, закашлявшись, отгоняет сигаретный дым от лица. Голубые глаза смотрят с хитринкой: — Когда ты уже бросишь курить? — она ещё раз кашляет, и он тушит сигарету. Джонатан бросит, это его последняя. Он облизывает губы и опрокидывает внутрь ещё один бокал дорогущего алкоголя, который она тащила с собой из другого штата, чтобы поздравить его. — Что ты здесь делаешь, Нэнс? Вопрос звучит неуверенно, он не определился действительно ли хочет знать это. Она так хороша в этой своей новой лиловой блузке, что он не уверен, что вообще хоть что-то имеет значение сейчас. Нэнси замирает и, глядя ему в глаза, отвечает: — У тебя день рождения. — Я их не отмечаю, ты же знаешь, — голос звучит несколько грубо. — Отмечаешь, — она нахально улыбается ему, переводя взгляд с него на крошки от куска пирога и бокал недопитого виски. Нэнси двигается ближе, тянет руку к бутылке и делает пару глотков, добавляя: — И я тоже отмечаю. Она склоняет голову с намерением поцеловать его в щёку, но Джонатан поворачивает голову, губы касаются его подбородка и для него это слишком. Он целует её слишком требовательно. «Друзья так не делают», — проносится у него в голове и вылетает в трубу, потому что он пьян, одинок, и она единственное хорошее, что он вообще видел в жизни. Нэнси стонет от его прикосновений и отвечает с такой же страстью, колпак слетает с волос, отскакивая в стену. Их рваный и жадный секс не даёт уснуть соседям за стенкой, но Джонатана это мало волнует. Паршиво становится лишь на следующий день, когда от Нэнси остаётся только аромат духов на его руках, следы помады на бутылке виски и пуговица её новой блузки на помятой кровати. Он откидывается на спинку и тянет руку к пачке сигарет; память услужливо подсказывает. Парень швыряет её куда подальше, проклиная всё на свете. Через полгода молчания и тишины он решает, что с него хватит: Байерс начинает встречаться с Бет Смит, мысленно посылая Нэнси Уилер к чёрту.***
С того проклятого дня рождения утекает много воды. Байерс заканчивает университет, находит приличную работу, продолжает заниматься фотографией и снимает квартиру в Нью-Йорке. Впрочем, это не слишком помогает. Воспоминания раз за разом портят погоду на личном фронте, и из женщин в его жизни задерживается только лабрадор Дарси, с которой он коротает вечера и выходные. Джонатан вымотан, он сидит на полу своей уютной квартирки, разбирая работы для выставки, Дарси то и дело тычет носом в глянцевые листы; Байерс отгоняет её и устало смотрит на часы, уже за полночь, а к завтрашнему дню ничего не готово. Он берёт очередную работу в руки и едва не роняет, когда телефон в коридоре звонит. Этот номер знают только мама и Уилл. Звонок посреди ночи не может означать ничего хорошего; он вскакивает и бежит к телефону. Чутьё его не подводит. Нэнси на другом конце провода на грани истерики, и это покруче, чем ведро ледяной воды рано утром. Джонатан стоит посреди коридора, босыми ногами прилипая к линолеуму. Пол кажется особенно ледяным, когда она лопочет что-то про бывшего парня и про то, что он вернулся и устроил ей скандал. Ему не нужно повторять дважды. Одного «Я не знаю, что мне делать» хватает, чтобы забыть прошлые обиды и заскочить в машину, выводя её из города на шоссе. В ту ночь дорога между их городами кажется ему туннелем, в котором фонари на автостраде ускользают с бешеной скоростью перед его глазами, раз за разом теряясь в глухой черноте. Он встречается с ней взглядом в момент, когда солнце едва ощутимо гладит белоснежные стены окружающих домов. Уилер стоит на крыльце в мятой юбке, под глазами залегли тёмные круги, она тоже не спала всю ночь. Её ладонь касается щеки Джонатана, и Нэнси обрушивается на него волной нежности. Изгибы её тела растворяются в объятиях, она долго не говорит ни слова, гипнотизируя синевой глаз. — Прости меня за всё, — срывается с её губ в тот момент, когда он хочет разомкнуть объятия. Джонатан замирает и впервые за долгое время видит в ней малышку Нэнси, которая не способна сгибаться от горя. Стоя посреди квартала, они не размыкают объятий, пока почтальон не возвращает их в реальность своим приветствием и пожеланием доброго дня. Байерс верит, что день и правда будет добрый. Они собирают все её вещи, и в тот же день Джонатан забирает её из Бостона в Нью-Йорк навсегда, не давая шанса обернуться хотя бы на мгновение. Спустя пару дней, находясь в огромном выставочном зале, он высматривает её в толпе, но не замечает. Нэнси проскальзывает среди фигур, пришедших сюда удовлетворить свой интерес в экспозиции, и замирает, увидев одно из полотен. «Озеро Тахо, 1987 год». Нэнси узнаёт свой силуэт в закатных лучах, отражающихся от глади озера. Тогда она не знала, что он и там всегда был рядом. Улыбка расцветает на её лице, она отрывает взгляд от полотна и смотрит вправо, туда, где Джонатан Байерс ждёт её, как и много лет назад. Нэнси шагает ему навстречу, без лишних слов подходит вплотную и поправляет бабочку на шее. Джонатан следит за её движениями и соображает ровно до того момента, как Нэнси касается его губами на глазах у всех и шепчет: «Прости, что я так долго». Он знает, она говорит не о своём опоздании на выставку, в груди растёт счастливое безумие. — Я был готов ждать и дольше, — отвечает он, проводя большим пальцем по нежной щеке. — Теперь не нужно, — девушка счастливо улыбается и льнёт к нему, повторно касаясь губ. Джонатан Байерс обнимает её, чувствуя совершеннейшее облегчение, обволакивающее изнутри. Теперь, спустя столько лет он абсолютно точно знает, что больше не позволит обстоятельствам вести Нэнси Уилер другой с ним дорогой.