Песнь монстров

У подножья горы одного из самых обычных участков земли штата Д- из-за верхушек тропических деревьев выглядывала светлая крыша старой постройки с едва ли не полностью облезшей краской. Чуть ниже, между не самыми приятными для глаз старыми окнами и потрескавшимися стенами, висела табличка с надписью: «Детский дом „Надежда“». Как и в любое, не отличающееся от других утро в комнатах первого этажа стоял шум и гам: только-только начался завтрак. — Опять овсянка? — Угу. — Фу-у, который день подряд дают!.. Хоть бы уже фруктов туда кинули! Стучали в столовой ложки, полные каши, дети же не менее громко переговаривались, дрыгая под столом ногами и поглядывая на учителей: отпустят гулять или нет? Между рядами всё время кто-то пробегал, опасаясь задеть компании мальчишек, по очереди отнимающих у малышей хлеб. Другие только ковыряли ненавистное блюдо и так и оставляли, надеясь, что во время предполагаемой прогулки можно будет сбежать и набрать в городе побольше съестных продуктов. Хотя вот в последнее время учителя всё чаще упоминали о сезоне дождей, не означающим для воспитанников детдома ничего, кроме голода и скуки от брожения в четырёх стенах. Дети уж слишком давно перестали верить в возвращение родителей, так что теперь их мечты ограничивались обычными желаниями: на обед — супа, и чтобы погода не испортилась… Некоторые разве что отличались мечтами выбиться в люди, пока и их не начинали поднимать на смех. Вскоре возня исчезла, стоило детям убрать за собой миски и разбрестись по классам после звонка. Тогда старый дом на окраине города вновь утопал в тишине, создавая иллюзию настоящей учёбы на свежем воздухе. По крайней мере, так всегда говорили взрослые, когда их спрашивали про сырость в кабинетах. День тянулся медленно; закат был как всегда ужасно ярок, вынуждая детдомовцев опускать головы на парты от необходимости поспать после обеда, что позже и случилось, поскольку ещё до окончания уроков крупные капли стали барабанить по стёклам, еле перебивая прокатившиеся по всему дому вздохи разочарования. Им всем опять пришлось просидеть остаток дня в спальнях, в презираемом холоде и для некоторых — голоде. Кто чем пытался себя развлечь: девочки играли старыми игрушками или куклами из тряпок, болтали без умолку и смеялись. Только изредка в компании проскальзывало дурное словцо. — Неужели ей опять стало плохо? — Да… И хорошо, а то ещё одну ночь с ней в одной комнате я не выдержу. Мальчики же либо спокойно читали, либо сразу всю спальню оповещали о своих гонках с торговцами на рынке. А иногда пытались затеять на ровном месте драку. — Что рогатую стало жалко, а? — Эва, защитник нашёлся! Фермеру стало жалко свой скот?! Но в конце концов, тишина вновь возвращалась в серое здание, прогнанная с улицы начинающимся дождём; разве что изредка в комнатах кто-то перешёптывался и хихикал. Только уже где-то после отбоя в одной из комнат в западном, противоположном от спален крыле ненадолго включался свет. Из помещения выскользнули две высокие фигуры, потирающие руки и зевающие от усталости. — Боже, когда это кончится? — Она говорит, что это последний раз… — Ага, не удивлюсь, если на следующий день опять сляжет с температурой… А ещё эти дьявольские рога… — Ей-богу, откуда такие? С ней из-за этого в одной комнате спать отказываются. Но спустя какое-то время и учителя замолкают, скрывшись за поворотом, а в тёмную комнату, дверь в которую они так и не закрыли, пробивается лунный свет, мигом очертивший болезненно худую фигурку на кровати. Повисшая тишина также продлилась недолго, и укутанный одеялом ребёнок пошевелился, спустя пару секунд согнувшись на кровати. Одеяло вновь зашуршало, отодвинутое слабой рукой, и тут же съехало на пол. А вот дитя, пару раз вздрогнув от холода, будто впервые осмотрело комнату. Всё лицо будто горело от жара, голова налилась свинцом и временами тяжелела от нарастающей боли. Подобно сомнамбуле двигаясь в сторону двери, особь пару раз вдохнула полной грудью влажный воздух, пробившийся сквозь щели в окнах. Сжавшись от лёгкого головокружения, девочка прижала ладони к лицу, одновременно ощущая холод в ногах и жар в щеках. От тепла, сохранившегося благодаря одеялу, не осталось и следа, но посильнее укутавшись в лёгкую пижаму, девочка продолжила идти… Несмотря на все неудобства, ложиться обратно совсем не хотелось. Ведь если снова заснуть, её опять будут мучить кошмары, а наутро всё начнётся сначала: всё та же головная боль, всё те же взгляды и ухмылки на лицах тех, кому только в радость, что эта рогатая дура опять спит в другой части детдома. «Нет» И потом опять эти перемены с будто специально отлучившимся учителем, все эти окружающие её мальчишки… — Эй, рогатая, что это с твоей сумкой? Воняет ещё хуже, чем ты! — Неужели я пролил на неё молоко? Ну ничего, коза, может, новое мне сделаешь? «Нет. Не вынесу» Наконец-то что-то внутри неё медленно, плавно натягивается, словно струна, вопреки боли и нарастающей тошноте. «Никогда больше» Это не первый раз, когда она выпрямилась и посмотрела на дверь сквозь пелену подступивших к глазам слёз, а ноги еле-еле, но всё-таки понесли тело дальше… Не первый раз и наверняка не последний. Что-то, что заставило её зло сверкнуть в темноте глазами, начало медленно ослабевать перед безысходностью, вынудив тело вновь расслабиться от усталости. Протянутая в сторону косяка рука упала, даже не зацепив деревянный брус, а девочка от неожиданности ойкнула и едва не стукнулась головой… Бодрит. «Всегда казалось, будто я могу дотянуться дальше своих рук» Дождавшись, когда сердце хоть чуть-чуть перестанет колоть в груди, особь приоткрыла дверь и осторожно выглянула, дабы убедиться в отсутствии посторонних людей. На секунду нить сомнения будто стянула её и без того отбивающее дикий ритм сердце: если поймают, будет плохо, даже очень. Но это тоненькое колебание быстро прервалось знакомым чувством растущей и наполняющей всё тело изнутри странной уверенностью, подпитываемой воспоминаниями. — Опять отключилась? Что ж, как-то давно мы не наносили ей визит. — Говорят, что снова жар. Может, остудить её немного, чтоб больше никогда температура не поднималась! — А то! Тащи вёдро с кухни! Прижавшись щекой, а затем и лбом к стене, дитя пару раз вздохнуло, пытаясь успокоить дыхание и отправиться дальше… Да, так далеко она ещё никогда не заходила. Попасть на улицу оказалось не так сложно, как часто рассказывали мальчишки. Охраны в детдоме не было — только дворник, который ещё и успел задремать в своей будке, так что единственной преградой была закрытая дверь, вынудившая ребёнка вылезти через одно из окон и немного испачкаться в грязи… Неважно, это явно того стоило. Едва ступив на твёрдую землю, девочка с удивлением отметила, что её самочувствие улучшилось. Особенного холода она не чувствовала, хотя вот ноги таки приходилось иногда растирать и от этого стараться не ступать по участкам с мокрой травой. Свежий воздух до головокружения был пропитан влагой и был таким тёплым, что ребёнку показалось, будто она в нём плывет, но все эти ощущения ненадолго прерывались, когда ветер, блуждая среди деревьев, задевал скрытое под тонкой тканью детское тело. И даже тогда девочке казалось это чем-то приятным, она прислушивалась и улыбалась: казалось, что ветер ей что-то шептал, иногда заключая в свои объятья. Листья на странного вида деревьях иногда покачивались от порывов ветра, роняя застоявшиеся капли на розовую макушку, а мутный, пристально следящий за особью глаз луны хорошо освещал всё вокруг, пусть и придавал лесу мертвенно-синий оттенок. Если бы только не головокружение и боль, девочка даже обрадовалась бы отрезвляющим её ощущениям. Но нет, даже сейчас… Что-то как обычно мешало ей наслаждаться жизнью, заставляя вспоминать и вспоминать, ведь делать-то было на самом деле нечего. — Да ты же вообще не человек! Чудовище! — Учителя тоже говорят, что ты страшная! А когда не получалось вспомнить все затаённые обиды, можно было прижаться головой к мокрой старой коре и заскрежетать зубами. «Закидать бы их камнями, как они сами любят делать… Всех, всех, до крови избить!» Жар пропал, но ненадолго, совсем на чуть-чуть, чего явно было не достаточно для успокоения. «Была бы я немного сильнее… И поняла, что такое жить!» Голова наконец оторвалась от дерева, и из груди вырвался тяжёлый вздох. «Если бы не…» Она поняла, что плачет, сжимая наросты на голове, только когда голова заболела сильнее, а щёки стали жечь ещё больше. Попытка сорваться с места и вернуться обратно в детдом не увенчалась успехом, ведь, споткнувшись о корень, дитя тотчас оказалось на земле. Девочка не знала, сколько она пролежала в ожидании, что головная боль хоть немного уменьшится, но стоило чему-то мокрому коснуться её лба, как она сразу же очнулась и подняла голову. «Дождь» В ответ, прерывая первую мысль раздался звонкий лай, и девочка едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. Вновь ощущая шершавый язык щенка, расположившегося у её рук, теперь уже на своём подбородке, она вздрогнула, смотря как дворняжка еле-еле завиляла хвостом. Девочка не ожидала появления нового существа в лесу, но подумала, что не слишком удивлена этому. «Подумаешь, щенок в лесу… » Пёсик же, заметив малейшей движение со стороны ребёнка, поспешил отбежать. Девочка как ни странно сразу поняла, что он не боится, а просто пытается вовлечь её в игру. Беспокойство вновь посетило её, напоминая как и о предыдущих мыслях, так и о боли. — Уходи! — топнула она ногой, так что белая шёрстка щенка немного встала дыбом. — Никогда не приближайся к этому дому! Пытаясь отогнать собачонку, она поняла, что все старания бесполезны, поэтому решила поймать и отнести его в город. Мигом пронюхавший её намерения щенок теперь уже стал и впрямь стал отбегать от неё со звонким лаем, будто куда-то увлекал ребёнка. — Тише! Побеспокоившись, что кто-то из детдомовцев проснётся от тявканья, она решила во что бы то ни стало поймать собачонку, поэтому сама не заметила, как погналась за ним ещё дальше, вглубь леса. Впрочем, она и сама была не против: пытаться угнаться за щенком было подобно играм в прятки и догонялки, принимать участие в которых ей так никогда не позволяли другие дети. — Куда ты? А если заблудимся? Успев хихикнуть тому, что её не убедили собственные слова, что уж говорить о щенке, она продолжила скользить босыми ногами по земле, уже не обращая внимания на боль. Она чувствовала, как бурлила в теле энергия, а ветер прогонял мысли о последствиях. В голове стоял один лишь звонкий лай только появившегося нового друга; она определённо должна словить и потрепать его за мягкую шёрстку… И вновь бодрит… Как давно она не чувствовала чего-нибудь подобного? Потеряв счёт времени, девочка даже временами улыбалась, старясь не сбавлять темп, дабы её вновь не посетила головная боль и страшные мысли, от которых она до этого не находила способа избавиться. А выход-то вон бегал впереди, прячась за кустами, — её новый друг. Измотанная, она только и видела, что его озорной белый хвостик, мелькающий среди травы и вдруг так неожиданно исчезнувший в какой-то дыре в заборе. Едва не наскочив на металлическую сетку, девочка часто заморгала, пытаясь отдышаться и рассмотреть надпись: «Частная территория». Но щенок непреклонен, он всё лаял, зазывал наплевать на запреты, отказывался даже подбежать к забору, чтобы быть пойманным. «Какой умный… и надоедливый… Ну что ж, твоя взяла» Кое-как девчонка благодаря грязи пролезла и, оказавшись на другой стороне, сразу возобновила гонку. Точнее, у девочки уже давно кончились силы, но вот щенок будто подбадривал её, заставляя идти всё дальше и дальше. Наконец, и он таки, в конце концов, выдохся, не увернувшись и позволив девочке поймать себя, и тотчас был вынужден выдержать свою порцию щекотки и ласки. Немного позже они таки успокоились и стали отдыхать. Хотя отдыхала, в основном, девочка, пока щенок вновь не скрылся за кустами, побудив её прервать любование природой. Поторопиться же заставил тихий, призывающий скулёж. — Ну и куда ты нас завёл? — попыталась пародировать завывания щенка девочка, но вдруг опомнилась и схватилась за голову, осматривая свою грязную пижаму: проблемы таки догнали её. «Нет, это стоило того» Непонятно чему упрямо кивнув, девочка направилась туда, куда предположительно убежал щенок. Она выбрала правильное направление, ведь почти сразу нашла его, но вместе с этим застыла от изумления, появившегося после того, как девчонка в полной мере осмотрела открывшуюся перед ней картину. — О-ого… Щенок, что вывел её на окраину леса, сидел у одного из склонившихся к огромному обрыву деревьев и тявкал. Девочка же отшатнулась, осматривая пугающую её черноту, заполнившую какую-то дыру или, быть может, увеличившуюся трещину, начинающуюся сразу после обрыва. Это место чем-то напоминало рваную воронку, такую бездонную и страшную, словно это была чёрная дыра. Лес плотно обступил её, будто пытаясь искоренить эту заразу, но, по всей видимости, мог лишь тянуть свои лианы и корни, надеясь когда-нибудь дотянуться до центра. Девочка испугалась, но сдвинуться с места не смогла, заворожённая тем, как едва ли не сливалось звёздное небо с чернотой в дыре. Постояв немного и послушав завывания ветра, девочка сглотнула и с замершим сердцем начала осторожно пятиться. Страх усилился вдвойне, когда тишину нарушил шум падающих камней, а ноги как-то быстро соскользнули вниз…