"Божественная комедия". Per Aspera ed Astra.

Джеффри проснулся, ощущая размеренное дыхание под рукой и тепло. Он прекрасно помнил разложенный для удобства перед большим телевизором диван, две большие подушки под спину, глубокую миску с попкорном и вишневый глинтвейн, потому что отказался от вина. Выбор пал на «Призрака оперы» с Джерардом Батлером. На комедию эта картина, конечно же, не тянула, но как только Джеффри увидел название мюзикла среди богатой коллекции фильмов Эвери, не смог отказать себе в удовольствии пересмотреть. В очередной раз. Девушка сдалась первой. Ее голова плавно опустилась на плечо Теннанта и она заснула, после чего, отставив бокал и миску на подлокотнике и облокотившись щекой о макушку Эвери, уснул и он. Теперь мужчина, обнимая, прижимался к ней всем телом. Он открыл глаза. Эвери лежала на боку спиной к нему. Дыхания ее слышно не было, только видно, как поднимается вместе с его рукой ее грудная клетка. Заколотые на затылке волосы обнажали изгиб шеи. За окном уже светало и было слышно, как из подворья раздаются звуки, издаваемые многочисленными животными. Ненавязчивые и тихие, но различимые голоса птиц и лошадей. Джеффри они не мешали, а напротив создавали ощущение покоя, внутреннего удовлетворения и свободы. Он смотрел на девушку и думал о том, как сейчас ему хочется припасть губами к ее шее, покрыть поцелуями плечо, осторожно провести ладонью по волосам. Она, конечно же, проснется, повернется к нему с непонимающим взглядом, и тогда он овладеет ее губами. Теннант резко поднял руку, чтобы не разбудить Эвери, перекатился на спину и приложил ладонь ко лбу в попытке отогнать эти мысли и осознавал, что действительно, только он думал о сексе все это время, лишь боялся себе в этом признаться. Он возжелал Эвери Хантер в тот самый день и час, когда вмазал ей по лицу черепом Оливера. Внутри него тогда все похолодело, он сорвался с кресла и в растерянности не знал, что ему делать: извиняться, звать на помощь или помогать самому. В панике Джеффри стал делать все вместе, громко требовать у Анны, что-нибудь предпринять, просить прощения и бороться с самой Эвери за право посмотреть, насколько сильно ей досталось. Чтобы не дать себе слабину, он сначала сел в кровати, искоса взглянув на все еще спящую девушку, а потом выбрался из нее. Благо, его футболка и джинсы, еще вчера вновь пришедшие на смену костюму для верховой езды, были на нем. Как и домашняя одежда Эвери. Повода для стыда не было. А мысли не оставляли…

***

Предпремьерный показ «Царя Эдипа» и «Божественной комедии» был запланирован с перерывом в день. Теннант бесцельно болтался по коридорам театра, мысленно готовясь к очередной феерии имени себя, пока не наткнулся на Эвери, которая, сидя на ступеньках, ведущих в просторный холл, с увлечением читала трагедию Софокла. Джеффри вырвал из ее рук брошюру и уселся рядом. — Переметнулась, предатель? — вскинув брови, вопросил он. — Остынь, Теннант. — Девушка спокойно взяла книжицу обратно. — Нью-Бербидж весь мой. То, что ты ставишь спектакль, о котором я мечтала — маленькая прихоть. Но остальные пьесы и постановки тоже подконтрольны мне. Я не вмешивалась в подготовку «Царя Эдипа», но мне интересно, о чем эта трагедия. Хочу посмотреть, но при этом иметь представление, о чем пойдет речь. Оценю работу режиссера и игру актеров. Всех. — Ты читала «Божественную комедию» на разных языках, а до Софокла не снизошла?! — скептически вздернул бровь Джеффри. — Тебе нужен повод поглумиться надо мной и в очередной раз облить грязью Элен? — Эвери вздохнула и подперла подбородок ладонью, развернувшись к собеседнику настолько, насколько позволяло сидение на ступенях. — Ты так ее ненавидишь? Мужчина сначала завис, посчитав вопрос глупым. Его отношение было очевидным, а о причине девушка наверняка знала все досконально. Зачем спрашивала — непонятно. — Элен изменила мне с Оливером! Оливер был геем. Меня променяли не гомосексуалиста, который сначала был моим другом, но решил поиграть в мужика, почему-то, с моей женщиной! Я перенес нервный срыв прямо на сцене. При куче народу. Семь лет приводил мозги в норму в специализированном заведении. Вернулся, простил, сделал звездой, возведя до уровня Нью-Йорка, женился на ней. А знаешь, чем все закончилось? «Джеффри, мы слишком разные, это не то, чего я хотела. Жизнь актрисы театра должна быть в свете софитов и насыщена внимание юных поклонников!» Развод. Запой. Ты как думаешь, есть у меня хоть одна причина не ненавидеть ее? На хрена ты все это спрашиваешь, если знаешь обо мне все, вплоть до цвета нижнего белья?! — Мне не нужна информация о том, какой рисунок на твоих трусах, — покривилась Эвери. — Пожелай ей удачи перед сегодняшним выступлением, — добродушно попросила она. — С чего вдруг? — Теннант удивленно встрепенулся. — Потому что ты воспитанный. Потому что здесь все от тебя этого ждут. Потому что это и твой театр. И актеры тоже твои. — Что ты задумала? — Я устала от ваших распрей. И не нужно тянуть за собой в будущее весь груз прошлого. Прости ее за ее слабости, а себя за свои. Джеффри хотел было что-то возразить, но девушка приставила палец к его губам, призывая к тишине. — Просто попробуй. Не бывает ничего невозможного. От своей ненависти страдаешь только ты сам. — Твой пацифизм меня раздражает, — все же высказал мужчина прямо ей в палец. — Сосредоточься на предстоящем событии. — Девушка заерзала на мраморной поверхности ступени и снова углубилась в прочтение трагедии. Вскоре коридоры и гримерки заполонили актеры. К зданию театра начали подъезжать машины с первыми зрителями. Джеффри продолжал блуждать по застенкам Нью-Бербидж в ожидании последней репетиции своей постановки. И, действительно, желал удачи каждому из будущих героев «Царя Эдипа», кого встречал на своем пути и кого заставал в гримерных. Но у двери, подписанной «Элен Фэншоу» застопорился надолго. Он не мог пройти мимо, прокручивая в голове слова Эвери, и, в то же время, не отваживался зайти, потому что проклятая память пробуждала гнев и обиду. «Страдаешь только ты сам», — пронеслось в голове. — «Страдаешь ты сам», — мысленно повторил Теннант. И он, наконец, решился: тихонько повернул ручку и приоткрыв дверь, заглянул в небольшое помещение. Элен, как обычно, наносила грим в полном одиночестве, не доверяя никому притрагиваться ни к своей коже, ни к своим волосам. Джеффри она увидела, отразившимся в зеркале. Увидела и замерла с подводкой в руках. Потом резко обернулась, вероятно, чтобы удостовериться, не привиделось ли ей. — Удачи! — быстро проговорил Теннант и закрыл дверь, не дожидаясь бури порицаний и проклятий в свой адрес, и не услышав неуверенное: «Спасибо», — в ответ. Развернулся к двери спиной, облегченно выдохнул, и зашагал в кабинет. Малый зал театра, где показывали «Царя Эдипа» был забит под завязку. Приглашенными, как обычно, были представители элиты. Их статус обязывал почтить своим вниманием достояние города, поднятое, что называется, из руин и отдать дань уважения руководству «Нью-Бербидж» и актёрской труппе. Кроме того, часть гостей состояли в попечительском совете. Эвери смотрела постановку из центральной VIP-ложи вместе с мсье Бушаром, исполнителем роли Вергилия — Джерри и несколькими друзьями. Туда же в середине представления явился и Джеффри Теннант. Он встал перед бортиком у правой перегородки, насупился, скрестил руки на груди и оперся о перегородку плечом. На сцене происходил диалог между главным героем Эдипом и чудовищным Сфинксом, в котором Эдипу предстояло разгадать загадку, и тем самым обезопасить себе путь из Коринфа, где он вырос в Фивы, где по сюжету ждали его и слава, и позор. Джеффри же, кроме игры актеров, оценивал богатые декорации в древнегреческом стиле и красивейшие костюмы, сшитые из ярких тканей и отделанных золотом и разноцветными камнями. Все смотрелось настолько естественно, будто и труппа, и зрители действительно находились в эпохе Софокла и вторые наблюдали за настоящей жизнью и ее перипетиями первых. Элен вложила в свою роль всю душу. Казалось, она искренне проявляла присущие ее Иокасте эмоции. Оплакивала сначала маленького сына, которого у нее забрал муж — царь Лай, запуганный Оракулом, предрекшим смерть от руки царевича, затем и гибель самого царя. Ликовала с появлением молодого Эдипа, женой которому ей предстояло стать. Рыдала, узнав, что Эдип вернувшийся домой сын, которого она считала умершим, но кроме того — убийца отца и ее муж. Их последний перед ее самоубийством и его ослеплением диалог был настолько пронзительным, что некоторые дамы в зале не преминули воспользоваться носовыми платками, чтобы утереть слезы. В конце пьесы зал рукоплескал стоя, и зрители буквально засыпали сцену цветами. Эвери наблюдала за реакцией Джеффри из первого ряда ложи. Мужчина криво усмехнулся, скупо поаплодировал и вышел. Через день ему предстояло обливаться холодным потом, переживая за свою собственную постановку. Лишь бы все прошло так, как было запланировано, а не так, как рушился каждый предпоказ шекспировского сезон! Но сейчас за его спиной была сильная уверенная в себе команда, идеально отлаженная техника и Эвери Хантер, готовая к любому повороту событий.