Есть секрет
Не проболтайся.
Поклянись
Что сбережешь.
Что замкнешь ее на ключик
И в могилу унесешь.
Ты мне можешь смело верить,
Что я сохраню секрет.
Двое могут это сделать,
Если одного уж нет. The Pierces — Secret
***
Мне тяжело. Дыхание участилось, и я глотаю воздух, как в последний раз. Так не должно быть. Так неправильно. Ее смерть должна была принести покой, а не это паршивое чувство. Я готов завыть волком и разорвать все вокруг, биться в истерике о землю… но я лишь только тяжело дышу. Как тогда, когда Ева лежала в луже собственной крови. Смотрела своими стеклянными глазами на меня. Мама, почему ты молчишь? Я здесь, видишь. Я живой. Улыбнись. Но она лежала, и рыжие волосы, в тон липкой луже на полу, обрамляли бледное лицо. На губах — тишина, в груди — дыра, в глазах — пустота… Зачем я здесь? Кто я? «Ты сделал это. Ну и как себя чувствуешь?» Испорченное отражение смотрит на меня, не мигая, улыбается. Ты знаешь, что я сейчас чувствую. Ты знаешь, что я сейчас скажу. Ты знаешь все… но молчишь. Потому что ты — это я. — Силы… Мне нужно больше силы! — другой я, наконец, понял, что его игра окончена. Марионетка не хочет быть покорной. В этом мире может быть только один Вергилий. Нас не может быть двое. Кто-то должен подчиниться. Кто-то должен исчезнуть в сознании другого. Раствориться, как сахар в горячей воде. Раз и навсегда. И только самый проворный хищник сможет это сделать. Это буду я. — У тебя есть кое-что принадлежащее мне, — мой амулет. Моя власть. Моя сила. В нем запечатан кусочек души Евы. В нем запечатан кусочек моей души. И ненужное сердце. «Это мое!» — Тогда я заберу его у тебя. Взмах, и Ямато рассекает воздух. Я борюсь с самим собой. Танцую с собственной тенью. Пустой знает каждое мое движение как свое, знает каждый мой недостаток, оплошность и глупость. Но хищник страшен не большими зубами и острыми когтями, нет. Хищник способен приспосабливаться. Ты знаешь меня, Демон, но я знаю себя намного лучше. Ты пойдешь направо, я пойду налево. Ты захочешь блокировать мой удар, я не буду нападать. Ты будешь атаковать, я убью тебя. В этом балете солирует только один Вергилий! Настоящий! Никто больше! Никаких вторых ролей! Никакого больше опьяненного собственными амбициями взора в несуществующее будущее! Никаких больше кровавых кошмаров из прошлого! Какое же ты предсказуемое создание, Вергилий. Как же тебя легко сломить и изувечить. Бросить умирать от собственных ран. Захлебнуться кровью и отчаянием, слезами и скорбью. Разве в этом твой удел? Разве так все должно было быть? Выйди из тени брата и посмотри на мир собственными глазами. Другой я — Демон, безликий соратник, единственный друг — лежит на земле. Повержен более хитрым, более ловким, более безжалостным. Я слышу, как поет сталь Ямато, требуя крови. Раньше я не слышал ее голоса, но теперь эхо раздается в моей голове тысячью голосов. Там голоса побежденных и еще живых. Жертв и грешников. Голос Евы. Голос Данте. Голос Кэт. Убей его! Убей его! Убей его! Убей! Я не могу сопротивляться их воле. Они говорят все громче, требуют все настойчивей. Убей его! Я не хочу сопротивляться. Эти голоса таят множество воспоминаний, каждый звучит по-особенному. Убей его! Дай нам насладиться симфонией смерти… «Мы же с тобой хотим одного и того же!» Мы хотим одного и того же, но я не хочу быть в дуэте. Голоса умоляют. Невыносимо! Меч сам вонзается в плоть Пустого, без моего ведома. Мое тело не слушает разум. Мой разум не может услышать сам себя. «Вергилий!» — Спасибо, — спасибо за все, что ты сделал. Спасибо за то, что ты показал мне, кто я есть. Теперь Ты должен занять свое законное место. Вернись туда, откуда ты пришел. Вернись обратно ко мне. Рывком снимаю амулет с шеи Пустого, но голоса не замолчали. Не стихли, как эхо из колодца. А когда я поглотил «душу» демона, голоса обозлились на меня. Ты предал нас, Вергилий! Ты никому не нужен! Кем ты стал? Что стало с твоим сердцем?! Твердят, твердят, твердят одно и тоже. Не затихая. Говорят, говорят, говорят и осуждают! Они не хотели, но я буду тем, кто я есть. Мы теперь те, кем были всегда, но не знали. Мы — лучшее существо. Мы — совершенны. Раньше мы думали, что этому ужасу не будет конца. Что мы заперты здесь навсегда, и у нас нет шансов выбраться. Но сейчас все, что происходило до этого момента, кажется шуткой разума. Мы снова в самом начале пути. Снова перед нашим семейном поместье, где когда-то жила самая счастливая семья… Слишком много лжи на один квадратный метр здания. Слишком много. Неудивительно, что все пошло прахом. Теперь их смерти кажутся чем-то естественным. За эгоизм — вырвали сердце за то, что кто-то закрывал глаза на проблемы — обречен на вечные муки в неизвестности, а остальные двое… потерянные дети. Разделенные по легкой воле судьбы, попытавшиеся стать единым существом, но ошибавшиеся. Мы спасем нашего брата от бремени, что мы наделили. Мы выберемся и убьем его вновь, если это будет необходимо. Опять и опять. Снова и снова. Пока смерть не разлучит нас раз и навсегда. Приятно осознавать, что прутья клетки, в которую ты был заперт, ломаются от самого легкого прикосновения. Больше ничего не держит нас в аду, мы свободны. Мы не демон. Мы — нечто большее. Мы… Я нефилим. Открыв глаза и обнаружив себя на надгробии, я немного растерялся. Всего на пару секунд. Очень странно было видеть обычные природные оттенки после багрово-красной палитры. Неуверенно встав, я почувствовал, что больше нет той боли, что преследовала в начале, нет той обиды, нет угрызения. Нет чувств, нет эмоций. Ничего нет вообще. Стоя перед надгробьем отца, мне не было грустно или одиноко, мне было все равно. Если кто-то подойдет и осквернит могилу — мне будет все равно. Если кто-то скажет, что Спарда жив, (хотя он и вправду жив, а могила — это чистая формальность) — мне будет все равно. Больше нет того, что называлось кровными узами. Там чужой человек для меня. Там пусто. Как и на уровне сердца. — Теперь я свободен, отец, — я свободен от тебя. От прошлого и будущего. От друзей и любимых. Есть только я и больше никого. Я есть все, я есть ничего. Я больше не Вергилий. Это имя — белый шум времени, который был важен когда-то и для кого-то. Пред моими ногами склонился Ад, со временем склонятся люди и ангелы. Хотят они этого или нет. Они ничтожные создания. Я потомок третьей расы, что была великой. Я тот единственный, кто возродит нефилимов, вернет им утраченный трон. Теперь мое имя — Нело Анжело.