Без начала и конца

      К утру сон Еноха стал беспокойным, юноша тяжело вздыхал между короткими судорогами. Рисса сонно моргнула, разбуженная невольным движением руки Еноха, задевшей её бедро.       Она села в кровати, оглядывая смутные очертания чужой комнаты, изученной вдоль и поперёк, и скосила взгляд вниз, стараясь рассмотреть в ночном прохладном сумраке раскрытое наполовину тело.       Руки, шея, грудь и лицо белели в темноте, слабо контрастируя со светлым постельным бельём. Рисса чуть склонилась к напряжённому лицу юноши, прислушиваясь. Бесшумное дыхание Еноха прервалось очередным вздохом, переросшим в болезненный стон, и девушка осторожно погладила его гладкую щёку, скользя пальцами ниже по шее к плечу. Енох вздрогнул в последний раз, открывая испуганные глаза. — Что такое? — шёпотом спросила Рисса, возвращая ладонь на его щёку. — Уже поздно, скоро начнут бомбить, — сипло прошептал юноша в ответ, глядя в едва подсвеченное окно. — Скоро рассвет, всё хорошо, Енох. Спи спокойно.       Он зажмурился, вновь застонав, рукой потянув Риссу вниз. Рисса улеглась на подушку, и Енох повернулся к девушке, пряча лицо в изгибе её шеи и крепче обхватывая её поперёк живота. — Ты тёплая, — неразборчиво сообщил он, засыпая.       Рисса склонила голову, целуя Еноха в мокрый лоб. Она поправила одеяло, укутывая его до самого подбородка, и притянула его ближе за прохладное плечо. Часто ли он видел кошмары? Рисса редко видела Еноха спящим, гораздо чаще он заставал её саму во сне, когда она терпеливо ждала окончания его работы, коротая время за каким-нибудь сложным фолиантом. Войны наложили свой отпечаток на его гибкое сознание, но как сильно он был травмирован ими на самом деле? Как он семьдесят лет засыпал в ожидании разрывающихся каждый вечер бомб за окном? Был ли он способен зажить обычной жизнью после всего этого?       Рисса вновь поцеловала его в остывающий лоб, зарываясь носом в длинные мягкие кудри. Ей хотелось забрать себе всю его боль и все страхи, чтобы он никогда больше не мучился от собственных воспоминаний. Этот удивительный сильный человек не был сделан из железа, и ночью его самоконтроль ослабевал, а разум играл против него самого. Енох боялся, как и любой другой человек, и Рисса чувствовала, что отдала бы многое ради того, чтобы всегда охранять его сон.       Она проснулась в следующий раз уже утром, встревоженная жизнью дома. Двери хлопали, лестницы скрипели, стёкла дрожали в деревянных рамах. Младшие дети за окном заливисто смеялись, играя, а снизу доносились раздражённые голоса старших, не поделивших кухню между собой. Всё пространство гудело от энергии жизни, впитавшейся в стены, полы и потолки.       Еноха рядом не было. Огорчившись, Рисса перевернулась на спину, чуть прищурив заспанные глаза от тёплого солнечного света, пробившегося сквозь по обыкновению задёрнутые шторы. Кольца послушно заскользили по гардинам, повинуясь едва заметным движениям пальцев, и поток света на мгновение ослепил девушку. Она поморгала, привыкая к солнцу, но в следующий момент увидела тёмную фигуру, перекрывающую часть окна. Енох смотрел на бесящихся детей, расслабленно вытянув руки вдоль тела, в одной он держал влажное после ванны полотенце. — Я боялась, что не увижу тебя рядом, когда проснусь, — тихо призналась Рисса, поднимаясь на постели.       Енох обернулся, он казался ангелом, когда утренний золотистый свет играл с его кудрями, придавая им ласковое свечение. Он в несколько неторопливых шагов оказался перед Риссой, позволив её рукам обвиться вокруг своей талии под расстёгнутой рубашкой. — Я рядом, Рисса, — сказал он со странной серьёзностью в голосе. Оставив полотенце лежать на сбитом одеяле, он обхватил её лицо ладонями, склоняясь к нему. — Ты говоришь это уже много лет.

***

      От скользящих прикосновений прохладных пальцев к разгорячённой после сна щеке было щекотно, а по телу проходила волна дрожи. Рисса дёрнула носом и фыркнула, застонав, когда прикосновения стали настойчивее и к ним добавился тихий голос. — Просыпайся, Рисса. Скоро завтракать.       Енох был одет и выглядел свежо, так, словно поднялся уже давно. Зарывай шуршал в своей клетке, сытый, а на столе лежала открытая где-то на середине книга, что только утвердило эту мысль. — Мне снился странный сон, Енох, — протянула Рисса, зевая. — С этим тебе больше поможет Гораций, — привычно ворчливо перебил юноша, между тем слишком нежным движением убирая чёлку с глаз Риссы. — Мне снился ты, — продолжила девушка, с удовольствием заметив заинтересованность в чужом взгляде. — И я. Как будто всё то же, но уже долгое время.       Енох долго в задумчивости перебирал посеребрённые пряди, пока Рисса млела, не ожидая услышать ответ. — Сны ничего не значат. Каждый видит в них то, что хочет видеть. Зигмунд Фрейд говорил, что сны есть форма исполнения желаний. Это значит, что в них спящий видит проекцию желаемого, которое не находит путь реализации в настоящей жизни, либо того, что человек подавляет, стыдится или боится. Человеческий разум способен воображать всё это, таким образом он удовлетворяет сам себя. Фрейд назвал этот процесс галлюцинаторным исполнением желаний. — Как же порой меня раздражает твоя эрудированность, — вопреки этим словам, Рисса не сдержала улыбки. — Но ведь Гораций практически живое воплощение опровержения этой теории. — С ним тогда и обсуждай свои сны, — съязвил Енох, оскорбившись, но сразу после ласково огладил щёку девушки, извиняясь. — Я понимаю. Я ответил с научной точки зрения, хотя, признаться, не очень много знаю о сомнологии. Это молодая наука, которая никогда меня не привлекала.       Рисса освободилась от рук Еноха и наконец встала, поёжившись от прохлады пола под босыми ногами. Енох пододвинул к ним туфли носком своего ботинка, окинув поджатые пальцы красноречивым недовольным взглядом. — Ты веришь в вещие сны с точки зрения науки? — спросила Рисса, неторопливо одеваясь. Ей хотелось продлить разговор и ещё хотя бы немного послушать, что может рассказать её удивительный собеседник. — Настоящая наука не признаёт вещие сны, — Енох неопределённо пожал плечами, выглядя не очень увлечённым. Кажется, он действительно не много знал о предмете разговора. — Я верю в них, как верю в то, что петля замораживает время, а ты владеешь телекинезом. Который, кстати говоря, наука также отрицает. Это достаточно сложная тема, — добавил он, словно предупреждая, и его лицо озарилось тем самым выражением, которое можно было по праву считать предзнаменованием долгой и мучительной лекции. — Расскажи, пожалуйста, — будто бы попросила Рисса, хотя едва ли юноше требовалось это формальное согласие.       Девушка прошла в ванную, и Енох тенью проскользнул за ней, наблюдая сквозь зеркало, как Рисса умывается прохладной водой. — Физика не может объяснить явление телекинеза, так как он ставит под сомнение основные её законы. Один из них гласит, что энергия не берётся из ниоткуда и не исчезает бесследно. Для телекинетического взаимодействия с объектом нужно влиять на его энергию, но тогда остаётся загадкой, откуда этой энергии взяться. Можно подумать, что она образуется сама по себе, но как?.. Никто не знает, — неожиданно закончил Енох.       Рисса утёрла рукой мокрый холодный подбородок, выкручивая вензель крана. — Разве это не волшебно? — спросила она, разворачиваясь к своему задумчивому собеседнику. — Наши странности противоречат всем известным законам науки, и даже ты не можешь объяснить, почему.       Енох прижался к стене, позволяя девушке выйти из ванной. Её последние слова прозвучали очень приятно для него, словно его, Еноха, возвышали над всем человеческим родом. — Фу, ты же образованная девушка, — он быстро вернул контроль над своим удовольствием. — А говоришь такую чушь. Волшебство? Может, ты ещё веришь, что единороги топчут золотыми копытами сахарные луга? — Может, и верю, отчего нет? — согласилась Рисса, не сдержав улыбку от вида кислого лица Еноха.       Енох наблюдал, как девушка неторопливо собирается к завтраку. Её плавные перемещения по его комнате и тихий голос, которым она общалась с пугливым Зарываем, действовали на него умиротворяюще. — Думаю, наука сейчас недостаточно развита для того, чтобы дать толкование нашему существованию, — сказал Енох наконец. — Невозможность открыться людям для совместных исследований тормозит мир Странных, временные петли ограничивают нас в развитии. Пока ничего другого сказать не могу. — Мне нравится в тебе эта черта. Ты всегда стремишься понять и довести дело до конца.       Енох кивнул, отведя взгляд. Не обязательно было говорить, чтобы понимать, что он благодарен за гораздо большее, чем комплимент его жажде знаний. — Ты готова? — спросил он, ожидая Риссу у двери. Отсюда было хорошо оценивать вид всей комнаты. Она не преобразилась с частыми визитами Риссы, но словно приобрела больший порядок. Ему хотелось, чтобы пространства его комнаты хватало и для неё. — Мы спустимся вместе? — девушка излишне старательно разгладила рукава белой рубашки под лямками бледно-зелёного сарафана. — Откуда в тебе эта робость? — усмехнулся Енох, протянутой рукой подзывая Риссу к себе. — Не хочешь, чтобы нас сегодня видели вместе? — Не хочу косых взглядов, — призналась Рисса, обнимая свои плечи. — Они могут догадаться. — Они косятся и догадываются уже достаточно давно, — парировал Енох, смешливо щурясь. — Но сейчас ведь они не ошибутся в своих догадках! — девушка энергично всплеснула руками, словно раскрыла Еноху страшный секрет. — И что? — спросил он, чуть помедлив.       Спокойствие Еноха вселило уверенность Риссе. Боялась ли она осуждения? Нет, ей не было страшно, что её не поймут. Она несла ответственность за свою жизнь и свой выбор, и кажется, именно этот груз давил на неё, когда она вспоминала цепкий взгляд мисс Перегрин и доверчивое умиротворение Еноха.       Отныне от каждого решения Риссы зависело спокойствие и благополучие Еноха, и ей было страшно представить, что будет, если она как-либо предаст его доверие. Мисс Перегрин любила каждого своего ребёнка, и можно было только догадываться, с какой опаской она позволила им так сблизиться. Бездействие мисс Перегрин не было упущением, но являлось очень большим доверием к Риссе.       Доверие, ответственность, доверие, ответственность, чем больше Рисса повторяла это у себя в голове, тем больше ей казалось, что это самый осмысленный шаг в её жизни. — Рисса, — Енох посмотрел на неё, встретив чуть растерянный взгляд. — Послушай. Я понимаю, что ты чувствуешь, — продолжил он, старательно подбирая слова. — И я очень ценю то, с какой серьёзностью ты относишься ко мне. Я вижу, что ты честна со мной, я доверяю тебе. Но пойми, что это нормально. Я, — Енох выдохнул, прикрывая глаза. — Я хочу сказать, что ты очень мне нравишься, Рисса, и в таких отношениях открывать свою душу нормально. Ты не должна бояться того, что я верю тебе, это основа любых близких отношений. Со своей стороны я также беру заботу о тебе на себя и обещаю, что не предам тебя. — Обещаю, — повторила Рисса, беря Еноха за руку.       Эти слова прозвучали клятвой, объединившей их странные души. Спускаясь рука об руку вниз по старой начищенной лестнице, с каждым шагом приближаясь к счастливым детским голосам и уютным разговорам, каждый из них думал о чём-то своём, но в их сердцах было одно чувство, пока ещё робкое и неловкое, но уже большое и удивительно правильное.

***

      Гораций медленно приоткрыл глаза, вглядываясь в едва подсвеченный ранним солнцем потолок своей комнаты. По нему танцевали тени ветвей за окном, качающихся под тёплым летним ветром. Было слишком рано, дом ещё спал, постанывая скрипучим деревом.       Откуда-то сбоку, со стороны приоткрытой двери, послышалось шуршание одежды, и в следующий миг перед взглядом возник согнувшийся над спящим клетчатый пиджак. — Ну, скажи, ты её видел? Она снилась тебе?! — взволнованно, почти истерично прошептали прямо в лицо, тряся тело за плечи, скрытые ночной сорочкой. Гораций поморщился, снимая с плеч невидимые ладони. — Да, снилась.       Пиджак поднялся над постелью, подпрыгнул пару раз и издал приглушённый визг. — Покажешь?!       Гораций вздохнул, усаживаясь на край постели и опуская босые ноги на прохладный ковёр. — Не могу, прости.       Миллард недовольно выдохнул носом. — Она красивая и хорошая.       Это описание на время удовлетворило невидимку. Заметно повеселев, он вышел, прикрыв за собой дверь.       Гораций спустился как раз в тот момент, когда красивая скатерть вспыхнула под ладонями Эммы. Покачав головой, жалея нарядную ткань, он открыл дверцы шкафа, доставая новую, красивую, с искусной серебряной вышивкой ручной работы. Он нашёл взглядом Еноха, холодного, скучающего и недовольного, думая о том, как скоро тот обретёт своё счастье.       Эта история ещё не началась, но Гораций уже знал, какой она будет. И он мог предполагать, что у этой преданности, искренности и любви не будет конца.       Гораций пригладил лацканы изумительного пиджака. Мисс Перегрин вернулась.