***
От расплывавшегося перед глазами красного облака несло жаром, как будто далекий взрыв бесшумно прогремел прямо здесь, в ИВЦ. Сознание Багиры как будто разделилось на две части и ей казалось, что она смотрит на себя со стороны. Одна ее половина все так же стояла перед экраном, невидящим взглядом продолжая смотреть на то место, где только что была красная точка. Красная точка, означавшая жизнь. Означавшая Борю. Которого больше нет. Вторая половина как бы сверху видела ее, неподвижно стоящую у плазмы, видела Дакара, аналитиков, Пригова и задавалась вопросом — что сделать? Заплакать? Багира не может заплакать. Убежать отсюда? Багира не может быть слабой. Закричать? Багира не может впасть в истерику. Рита вздрогнула от голоса Физика, раздавшегося в динамике, и пришла в себя. Осознание случившегося вдруг огромным грузом свалилось на плечи и мелькнула мысль, что там, только что, в раздвоенном сознании было проще. Она все еще не решалась повернуться, увидеть лица сотрудников. Слушала, что говорит Пригов, слышала Сережин голос, полный сначала волнения, потом отчаяния, потом подчинения вперемежку с почти ненавистью к генералу. Ей не хотелось поворачиваться. Казалось, что этим она признает случившееся. Детский сад, конечно. Но… — Рита, — Пригов уже хотел положить руку на плечо Багиры, но передумал. Не знал, что для нее сейчас лучше. Да и инстинкт самосохранения подсказывал, что не стоит прикасаться к спецназовцу, находящемуся в сильном нервном потрясении. Инстинкты… они разные бывают. — Рита, мне очень жаль. Багира резко развернулась на каблуках и уставилась на генерала. Вместо гневной тирады, которую тот уже ждал, мол, это он туда отправил Бизона с непроверенной информацией и прочее, прочее, Рита просто кивнула. — У нас раб... — Я тебя убью, если ты скажешь эту фразу, — тихо, на грани слышимости прошипела Багира, и генерал предпочел заткнуться. — Я хочу, чтобы ты знала, что я очень сожалею. Рита кивнула. Связь все еще была выведена на внешние динамики. Поэтому от веселого голоса Кота вздрогнули все без исключения. — Багира, задание выполнено, «Скорая» скоро будет в КТЦ! Фраза повисла в воздухе, все в той же тишине, наполненной только гулом компьютеров. Багира с просьбой в глазах посмотрела на Пригова. Тот без слов ее понял и нагнулся к микрофону: — Кот, молодцы. Ждем вас. Конец связи. Рита благодарно кивнула. — Багира, может, домой тебя отпустить? Или... не надо? — Я... буду в комнате «Смерча». Если что, — говорить получалось с трудом. Рита медленно пошла к выходу. Какое «если что»? Все самое страшное уже случилось. Когда Багира вышла, Пригов повернулся к аналитикам: — Дакар, остаешься за главного. Если что случится, докладывать мне. Из ИВЦ ни ногой. Кто-то же должен здесь быть. Глядя ему вслед, Илья с удивлением заметил, как, уходя и тихо приговаривая: «Бизон, Бизон…», генерал с силой толкнул стеклянную дверь, будто вымещая на ней эмоции. Хотя почему «будто»?***
Черная, заляпанная грязью машина летела по КАДу, стараясь не выбиваться слишком быстрой ездой из общего потока. На перегруженной магистрали это было не совсем безопасно, но, главное, не хотелось привлекать внимание спецов, наверняка следящих за этим участком дороги со спутника. — Ну, что, оторвались мы от той девки? — спросил мужчина, сидевший на пассажирском месте, и обернулся, всматриваясь в заднее стекло. — Ещ…щ…ще бы! — азартно воскликнул водитель. Привычка заикаться этот азарт нисколько не угасала. — С…со сменой машин — эт…то ты здорово п…п…придумал! Сказал и тут же осекся. В пылу погони чересчур увлекся, забыл, что рядом босс и за такое панибратское высказывание ему сейчас прилетит. Подтверждая эти опасения, мужчина повернулся обратно, смерил напарника высокомерным взглядом, но промолчал. — На м…месте будем через п…п…полчаса, — тихо добавил водитель, как бы зондируя почву — настроен ли босс на разговор или сердится. — Хорошо. Пару минут ехали молча. Тот, что был за рулем, гадал, какими будут их дальнейшие действия — босс никогда не рассказывал ничего наперед. А второй задумался, так ли удачен его план с похищением ребенка Баринчука. Он знал, что спецы следят за Баринчуком, но вот слежка за ребенком оказалась неприятной неожиданностью. Да и сообразил он об этом только тогда, когда случайно заметил девчонку, прыгающую по кустам возле усадьбы. Узнал он ее сразу — именно с ней они столкнулись на выезде со двора. В такие совпадения Олег Розов перестал верить еще в школе. Похищением он хотел выиграть пару дней. Теперь получалось, что у него, пожалуй, есть только один день. — Как там Ч…череп… — с тревогой прошептал водитель. — Да сдох твой Череп уже, — безразлично ответил Розов. — Куда ему против спецназа? Или жив-здоров, если все сделал, как я сказал. — Ну, как — к…куда… Я ему ствол-т…то оставил на вс…всякий случай. Олег уставился на своего визави: — Что ты сделал? Паша, ты зачем ему ствол оставил?! — А к…как я еще должен б…был его уговорить там ост…таться?! — оправдывался горе-напарник, пытаясь следить за дорогой. — Д…думаешь, он ж…жаждал со с…спецами с голыми р…руками воевать?! — Да его ж никто не заставляет воевать! Я же все объяснил, что нужно сделать! Пусть себе тихо спокойно забирают ребенка, — возмущению Олега не было предела. Ну, вот как тут работать? С такими кадрами. — Он же стрелять не умеет. Только ствол засветили. — Он не засвеченный. На меня не в…выйдут. Розов лишь тяжело вздохнул. Он терпел не слишком блещущего умом Павла Сорокина уже больше года. В тюрьме, деля одну камеру на четверых, хочешь-не хочешь, а будешь терпеть. Но теперь осталось недолго. Слава Богу, хоть бомбу он не доверил никому. Все подключил, установил таймер, а то бы этот товарищ и тут спутал все карты. Розов усмехнулся, представив, как опешили спецы, когда включился датчик. Он не сомневался, что бойцы спецназа уже побывали в усадьбе и сейчас везли отпрыска Баринчука в свое КТЦ. Олег неприязненно покосился на своего водителя. Он привык контролировать в жизни все, что делал, все, что его касалось, — семь лет тюрьмы лишь поставили на «паузу» эту привычку — и сейчас, вынужденно доверяя свою жизнь и здоровье другому человеку, чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. К сожалению, вести машину сам Олег решиться не мог. Это еще опаснее, чем потенциальная глупость незадачливого Паши Сорокина.