Чужая территория

Программа упрямо твердила, что посторонних субьектов, объектов, устройств и прочих опасностей не обнаружено. В общем, все хорошо, прекрасная маркиза… Интуиция истерически визжала об обратном, но киборгам интуицию иметь не положено. В том числе и бондам. Он еще раз прикинул предполагаемые варианты трассы: оптимальный и два резервных. Оптимальный предлагал выход на берег прямо здесь, где ручей пересекала нахоженная звериная тропа. Вернее даже небольшая просека — крупный самец тератопсид регулярно ходил к ручью и, продираясь через шиполистник, проделал в нем незарастающую брешь. К тому же хорошенько утоптал суглинистую почву, а это значит — на тропе не останется глубоких отпечатков сапог. А те, что останутся, будут вскоре смыты дождем или затерты волочащимся массивным хвостом зверя. Зеленая штриховая линия приглашающе высвечивала трассу на внутреннем экране, но бонд не торопился сделать первый шаг к берегу. Нет, нога не поднимается и все. А ведь вроде ничего опасного и не видно. Ни-че-го не видно. Стоп! А ведь правда, не видно! Справа от тропинки, почти впритык к ней, за колючими кустами рябит размытое маленькое пятнышко. Нечеткое, как будто слегка смазанное, когда резкость не наведена. Оно вроде есть, но не как материальный объект, а как… Как дырка от бублика. Не возьмешь и не потрогаешь, но она есть. Небольшая «мертвая зона», слепое пятно, которое не просматривается так, как окружающее пространство. И ничего опасного в нем программа не видит, но лично ему, не программе, это пятно не нравится совершенно. Настолько не нравится, что он, пожалуй, не выберет эту трассу, рекомендованную программой как оптимальную. Более того, он сейчас сделает то, что еще ни разу не делал в подобных рейдах: развернется назад и уведет группу из места назначения. Совсем. Позорно отступит почти от цели, не пытаясь выполнить задание, несмотря на отсутствие противника. Потому что внимательный анализ скана указал еще одно слепое пятно. В этот раз слева от тропки. И еще одно, чуть далее. И еще — на противоположной стороне ручья. Непрозрачные, непросматриваемые, одинаковые по размеру, правильной формы. Интуиция оказалась права. Теперь главное — аккуратно, без паники и, главное, тихо — вернуться туда, откуда пришли. Он не успел. Не успел подать сигнал отхода. Самое обидное, что дурацкую ошибку совершил не новичок. Нет, Огурец-то как раз держал губу, как положено, и психовал молча. Губой начал шлепать Бертоцци, который вроде бы к разведке успел принюхаться и должен был знать главное правило рейда: не спрашивают — не сплясывай. Хотя, вообще-то, если разобраться, не такая уж большая была ошибка. Ведь сигнала «полная боевая готовность» бонд не подавал, ни о какой конкретной опасности не предупреждал и на вопрос командира о присутствии противника ответил отрицательно. То есть формально, боец имел право задать сержанту (Старому) вопрос вполголоса. Ошибку совершил он, бонд. Не подал сигнал «полная тишина». Кто ж знал… Кто ж знал, что «слепые пятна» скрывают новые экранированные мины-ловушки, срабатывающие на звуковые колебания частотой 85 — 155 герц, типичные для голоса взрослого мужчины. Экранированные от сканера киборга. В остальном — ничего нового под солнцем. С тех самых времен, когда люди стали людьми (и даже ранее), они старались проткнуть друг друга острыми предметами. Мины оказались по сути обычными шпринг-минами, которыми люди убивали других людей еще в первой мировой войне, когда еще весь человеческий мир помещался на одной планете. Сработавший пиропатрон выбрасывал вверх кассету, капсулу, наполненную кусками металла. На высоте человеческого роста капсула взрывалась, рассеивая в пространстве острые осколки, несущие смерть. Они летели хаотично, не выбирая цели. Но их было много и хотя бы некоторые из них цель находили. А если одновременно активировались несколько мин, у оказавшихся в перекрестье людей практически не было шансов. Он, разумеется, не мог слышать, как сработала электроника, зафиксировавшая нужную частоту, как замкнулась электрическая цепь спускового механизма. Но вот тихий щелчок сработавшего пиропатрона он услышал. Он даже кричать не стал, предупреждая: смысла нет. Все равно люди среагировать на команду не успеют. Просто упал, точнее стремительно бросил тело вниз, в ручей, по пути сорвав за собой командира и понимая — поздно! Поздно, потому что тишина леса уже разорвалась свистом сотен маленьких стальных смертей. Кусочки металла, выброшенные взрывом с огромной скоростью, отсекали ветви кустарника, с тупым стуком врезались в стволы деревьев, с хлопком входили в воду. И в тела людей, стремительно теряя скорость и начиная кувыркаться, отражаясь от кости, пучков связок, сухожилий, оставляя за собой огромный рваный раневой канал. Он даже не знал, что его заставило рвануть на себя капитана и вдавить его в песчаное дно ручья, погружая под воду с риском захлебнуться — программа ли, осознанное ли стремление спасти? Вдавливал его (и свою) голову в песок и жалел, что воды в ручье — всего ничего, прилично под колено. Будь здесь глубже, шансы на выживание возросли бы. Вода — среда плотная, быстро гасит убойную силу осколков. Но здесь, увы, водяной столб слишком низкий. Слышал плеск вокруг себя, как будто кто-то с силой бросил в воду горсть гальки и одновременно программа зафиксировала нарушение целостности кожного покрова и поражение мягких тканей предплечья правой руки. Той самой, которой он сейчас давил на плечо и шею капитана Юргенсена, своего командира. В момент падения капитан рефлекторно выбросил вперед руки, попытался оттолкнуться от песчаного дна и поднять голову. Пришлось грубо нажать со всей силы. К счастью кэп сразу понял и, задержав дыхание, не рыпался больше, но руку с его шеи бонд не убрал. И хорошо сделал, потому что вот этот осколок, разорвавший ему кожу и мышцы и застрявший в кости предплечья, мог порвать, скажем, яремную вену или сонную артерию Юргенсена. Несколькосантиметровый столб воды, конечно, уменьшил скорость осколка, но не настолько, чтоб полностью лишить его убойной силы. Система отметила еще одно попадание, в области правого четвертого ребра (к счастью, легкий броник выдержал и все обойдется гематомой) и еще одно, в область, очень любимую солдатским фольклором. По касательной зацепило ягодичную мышцу. Постыдно, неприятно, но не критично. Могло бы быть хуже. Импланты справятся. Их, разумеется, не так много, как у настоящих армейских дексов, но все же бонд в этом отношении был в выгодном положении по сравнению с людьми. Люди. Что с людьми, он пока не знал. Сейчас узнает. Все, что могло взорваться и разлететься, уже взорвалось, разлетелось и упало (или вонзилось). За все про все от срабатывания первого пиропатрона прошло чуть более одной секунды. Нужно вставать, собирать тех, кто жив, относительно цел (совсем целых скорее всего не будет) и драпать отсюда с максимальной скоростью. Фора у них совсем небольшая. В радиусе пятисот метров вражеских объектов нет, а скорее — нет в радиусе метров так шестисот-семисот. Чтоб не рисковать на границе досягаемости сканера и не спалиться раньше времени, но они где-то ждут наверняка. А сейчас быстро подтянутся, надо же посмотреть, кого они подловили на этот раз. Бонд поднял голову, осмотрелся, собранным быстрым движением поднялся на ноги. Оценил масштаб катастрофы, постигшей разведгруппу. Огурец, прозванный так за то, что молодой и «зеленый», убит на месте. Новичок, не успевший набраться боевого опыта, даже не понял, что случилось. Бронежилет и шлем, конечно, могут защитить при обычном боевом контакте, и то не всегда, а в данном случае помогли мало. Слишком много осколков, слишком высокая начальная скорость, слишком близкий взрыв мины… Бертоцци, стоявшему за ним, повезло больше. Во-первых, оказался за живым щитом, во-вторых, реакция оказалась получше и, в третьих, видимо, удача широко улыбнулась — синюшная бледность его объяснялась шоковым выбросом адреналина и стянутыми периферийными сосудами, а не внутренним кровотечением. Похоже, что цел… надо же… А вот остальным так не посчастливилось. Связист, шедший последним, был еще жив, но это не надолго. Вся левая половина лица практически отсутствует. Если бы его вот прямо сейчас в криокамеру, то может быть… да где ж ее взять, криокамеру, прямо здесь и сейчас? Сержант, поднимающийся из воды, похоже, относительно легко отделался. Ранение в ногу, разумеется, не айс, особенно когда надо срочно ноги уносить, но главное — кость цела. Кровопотеря не критичная, тюбик-инжектор под рукой имеется, кровоостанавливающее и обезболивающее введет, и можно идти, хоть бы и стиснув зубы. Рефлексы Старого не подвели, вбитые годами тренировок, швырнули сержанта вниз почти одновременно с бондом. Ничего, встает, матерясь беззвучно, одними губами. А командир… Епта! Юргенсен был жив, бонд это знал точно и только поэтому сначала решил оглядеться в отношении остальных. Теперь же в сознание тревожно постучалось то, что командир почему-то не встает, продолжает все так же лежать в ручье, с трудом удерживая лицо над мутной от поднятого ила водой. — Командир? — В спину шваркнуло, — капитан мучительно скривился, попытался опереться на локти, не слишком удачно. — Ноги… Не чувствую. — Бля! Беглое сканирование выявило проникающее ранение в районе поясничного отдела позвоночника с повреждением спинного мозга, один из позвонков частично раздроблен. Паралич, частичный или полный. Пипец. Полная жопа. Из группы в пять человек полностью боеспособен только один. И то, как сказать, полностью боеспособен: белый как мел и губы трясутся. В шоке. Еще как раз, наверное, дошло, что именно из-за него все и произошло, его же, придурка, угораздило спросить: «Ну чё там, Старый, мы сегодня дальше…» А дальше сработала электроника и остаток вопроса утонул в свисте осколков. В результате имеем одного… нет, уже двух двухсотых, двух трехсотых — из который один тяжелый, иммобильный, и одного киборга с работоспособностью системы семьдесят три целых восемь десятых процента. Плюс отсутствие связи с базой и неизвестное пока число преследователей на хвосте. Чудесненько.