О чем молчат телефоны 2. Части и целое.

POV Fr. Пробуждение случилось не так уж и резко, но приятнее от этого не стало. Меня встретили блики от фонарей и прожекторов, беспорядочно блуждающие по потолку моей комнаты. Проморгавшись, я усилием воли сбросил с себя остатки сна, заставляя сознание вернуться в реальность. Издалека долетали обрывки музыки, и, даже не глядя в окно, я ощущал жизнь ночного города и атмосферу празднества. Хотя не особо помнил, в честь чего не спит сегодня половина Парижа. Длинный косой блик лизнут потолок и исчез с глаз. Цветные пятна вырисовывали какие-то узоры перед моими глазами, попадая в ритм музыки. И вместе с ними кружились остатки воспоминаний, навеянных сном. Давно утерянные кусочки, вспомнить которые, казалось, не представлялось возможным. Впрочем, воспоминания возвращались ко мне хаотично, не связанные между собой и ни с чем не ассоциируемые. К этому я привык. Интересно, а помнит ли она?... Помнит ли те теплые летние ночи под бескрайним звездным небом, когда мы колесили на великах по округе. Помнит ли то ощущение свободы, когда вокруг никого, и ночь дышит тебе в спину, а ты несешься следом за солнцем, убегающим к горизонту. Помнит ли, как однажды мы, потеряв счет времени, не вернулись к ночи домой, как нас искали родители и как влетело тогда всем троим? Мне снился тот горизонт и то небо. Те тропинки и запах травы, ее смех и его колкие шуточки, которыми он без устали подзадоривал нас. Мне снился туман, что скрыл собою однажды весь Париж. И в этой непроницаемой пелене мы брели практически наощупь. Глаза Яны горели восторгом: ведь это так необычно и впечатляюще! Ее впечатляло, казалось, вообще все вокруг. Но столь плотный туман был впервые на нашей памяти, и, пожалуй, это действительно было удивительно. Навевало ощущение приключений и отрыва от реальности. И она упивалась этими ощущениями, то и дело восторгаясь тем, что мы скрыты от всего мира, и люди в паре метров от нас даже не подозревают о нашем существовании. А вот ему нравилось чувство опасности и неизвестности. Они вдвоем всю дорогу фантазировали про иные миры, мистических существ, скрытых в тумане и что будут делать, когда туман рассеется, а они вдруг окажутся в Средиземье, например. Лично я вызвался быть Гендальфом, а Янка пообещала выйти замуж за Леголаса. Снился наш карьер с высоченными скалистыми берегами. Сердце замирало всякий раз, когда разбежавшись, мы прощались с землей и отправлялись в полет, и вода с каждой секундой становилась все ближе. И вот уже окружающие звуки тонут вместе с тобой под толщей воды. А всплывая над поверхностью, мы непременно обнаруживали Янку, которая на утесе пониже костерила нас последними словами. Плавала она великолепно, но вот сторонником экстремальных прыжков не была. И непременно мы получали от нее нехилых люлей, когда выбирались из воды. И крыша десятиэтажки, на которую мы периодически сбегали, чтобы исчезнуть для всего мира. Мы встречали на ней закаты и любовались салютами на праздник, иногда устраивали пикники или просто сидели в тишине, поддавшись общей на троих меланхолии. Снился один из вечеров в нашей школе. Яна в светло голубом платье, со счастливой улыбкой на губах. Я помню блеск ее глаз и счастливый смех, как она кружилась среди в свете ламп бального зала. И помню, как мы в тайне от нее устроили гонки, и победитель должен был сопроводить ее на этот вечер. Я тогда проиграл, не знаю почему. Наверное, потому, что у меня еще не раз будет такая возможность, а вот его в нашу школу не заманишь. Но упустить возможность потанцевать с Яной и лишний раз увидеть ее в платье, разумеется, он не мог. Я не поддался ему, нет. Просто его рвение, похоже, оказалось куда сильнее. Снился маленький лисенок, который неведомо откуда выбежал на дорогу и чуть не попал под колеса Янкиного мотоцикла. Она тогда слетела в обочину, обзавелась парой ссадин, но осталась цела. Животинка пострадала не особо, но напугалась очень сильно, и ей все же придавило хвост. Мы немедленно организовали рейд в ближайшую ветеринарную клинику, а потом… не придумали ничего лучше, как забрать зверя домой. Лица взрослых надо было видеть! Я улыбался свои воспоминаниям, таким далеким, но родным. Вместе с теплотой сердце заполняла боль, и это уже было чем-то само собой разумеющимся. Я сел, чувствуя, как в горле встал ком. Глаза защипало, и они быстро оказались на мокром месте. Впрочем, без разницы. Реветь я не собирался, но чувства внутри все же были сильнее, и они искали выход наружу. Встал с кровати, подошел к единственному в комнате окну. Париж мерцал переливом драгоценных камней. Несмотря на глубокую ночь город не спал. Что же они празднуют? Нет, не помню. Зато помню, как однажды мы рискнули выбраться на городские дороги. Раз или два, не больше. Мы гоняли в пригороде, там, где не было сильного движения и три подростка не могли случайно сбить палатку с овощами. Два байка на троих, и Яна непременно за спиной одного из нас. Хотя водителем она была замечательным и часто у руля была сама. И как однажды у одной из таких окраин мы обнаружили байкерскую точку. Правда было это не в Париже, а в нашем родном городе. Не знаю, что нас дернуло отправиться вместе с ними, видимо, жажда приключений на пятые точки. Мы доехали до соседнего города, что был часах в четырех от нас. Оказалось, там проходил местный байкерский слет. И, не смотря на всю брутальность и бородатость, народ оказался очень крутым и добродушным. Нас проводили потом обратно. Дома о наших приключениях мы в приступе благоразумия промолчали. Ночное небо рассекали лучи прожекторов. Эйфелева башня сияла россыпью бриллиантов, и от этого великолепия нельзя было отвезти глаз. Под окнами прошла компания, громко что-то обсуждая и смеясь. Голоса удалялись в сторону главной площади, несомненно, люди идут присоединиться к празднику. Несмотря на все великолепие, меня туда не тянуло. Да и не с кем особо было. Хотя мои товарищи по команде и нынешние одноклассники звали с собой, но… Для меня уже давно умерло все веселье. И единственное, что радовало – предстоящая встреча с ней. Всего лишь несколько недель, и эта пытка разлукой закончится. Хоть нам и говорили, что так надо, но разве это справедливо? С другой стороны… кто знает, к чему могло привести наше состояние. Мы разрушали все вокруг себя, но… самое главное, мы сами подписали себе смертный приговор, день за днем сходя с ума. И в то, что сейчас я стою у окна своей комнаты и любуюсь ночным Парижем, верилось с огромным трудом. Тогда я был уверен, что мы оказались в пропасти, и выбраться уже не сможем. Салютный залп перекрыл все другие звуки. Небо окрасилось всеми цветами радуги. Оно, казалось, взрывается миллиардом разноцветных вспышек. Засмотревшись, я отвлекся от всех прочих мыслей. А после, когда первая салютная артиллерия прекратила свою «атаку», снова вернулся в кровать. С минуту я наблюдал за цветными всполохами над своей головой, а потом, закрыв глаза, стал вслушиваться в далекие звуки, доносившиеся с главной площади. Кажется, мне даже удалось различить мотив какой-то известной песни… - Йуху-у-у! Ее смех глушил свист ветра в ушах. Так хотелось сказать, чтобы она не верещала, а держалась крепче, но все равно она не услышит. Словно прочитав мои мысли, Яна чуть ближе придвинулась к моей спине, крепче обхватив меня поперек талии. То-то же. Впереди метрах в пяти уверенно шел еще один мотоцикл. Прибавляю газу, догоняю. Легкий кивок влево – сворачиваем. По обе стороны дороги раскинулись поля с пролесками, справа тянется магистраль. Слева чуть впереди то ли завод, то ли фермерское хозяйство – несколько больших построек обнесенных бетонным забором, с которым нам предстояло поравняться. Сквозь свист ветра я еле различил его окрик: - Смотри! Е-е-е-е! Отпустив руль, он раскинул руки на манер крыльев. Байк остался без управления. Но ни малейшего сомнительного движения – мотоцикл шел уверенно и ровно, как и его хозяин уверенно держался на сиденье. Этот мир казался бескрайним, сердце стучало в унисон с мотором, и бесконечное чувство свободы буквально переполняло. Он снова ушел в отрыв и опережал уже на добрых пятьдесят метров, когда мы подъехали к забору. Бетонные плиты казались чем-то нелепым среди всего этого бескрайнего великолепия. Они давили, уничтожали ощущение свободы. Но совсем скоро этот забор закончится. Снова ее смех за спиной, да такой заразительный, что я сам не смог сдержать улыбки. Он обернулся. Я точно знал, он улыбается тоже. Легким кивком он призвал догонять… Микроавтобус, вылетевший на перерез из ворот, взялся словно из неоткуда. Хотя так оно и было. Еще секунду назад его не было. Когда успели открыть ворота? Откуда взялась эта чертова машина? Почему не было сигнала? Почему он не затормозил? Крик…. Мой? Ее? Визг тормозов, рвущий на части сердце. И ужас, сковавший все тело. Удар. Скрежет металла, звук протаскиваемого по асфальту железа. Понять, что произошло, не получается. Потому что… мы были следующими… Чем нас зацепило? Обо что был удар? Или нас сбила та же машина?... Мир крутанулся, байк опрокинуло. Удар. Под звуки далекого взрыва накрыли жар и темнота. … Темнота рассеялась так же резко, как пришла. Солнце заливало все вокруг. Легкая дымка окутывало неизвестное, но до безумия прекрасное место. Изумрудная, шелковая трава под ногами. Чистейшее, бескрайнее небо. Легкий, прохладный ветер, доносивший далекий мелодичный шелест листьев. И злой, грубой насмешкой здесь была могила с гранитным надгробием… - Эй, дружище, - его ладонь опустилась на мое плечо. Оборачиваюсь. До боли знакомая, привычная улыбка. Солнечные блики в выгоревших волосах. - Иногда я уверен, что сошел с ума, - честно признался я, полностью отворачиваясь от могилы. - Нам постоянно это твердили, - невозмутимо отозвался друг. Усмехнувшись, я огляделся. Мне не хватило бы никаких слов, чтобы описать окружающее великолепие. - Неплохое сумасшествие, - вынес я вердикт. Ответом мне был смех. Мы шли прочь от могилы. Точнее я следовал за ним, прекрасно понимая, что он специально уводит меня как можно дальше. Пускай. Бескрайний горизонт приветливо раскинул объятья. Мы шли вперед, даже не думая о том, что же там – дальше. Я никогда не сомневался в том, что пока мы вместе, мы покорим любую высоту, дойдем до края света и дальше. Для нас не было не возможного. И никогда не будет. Даже после смерти…