***
Воскресенье я провела с мамой, но слова Манобан, как назло, продолжали крутиться в голове на протяжение всего дня. «Всю свою жизнь был тенью». Это значит, что нам надо искать преступника среди тихих учеников? Тогда можно подозревать каждого второго! «Сангун» не та школа, которая может быть полна запоминающимися лицами. Заучки, заучки, заучки, заучки. Им важно участие в олимпиадах, баллы, полученные за самостоятельную, место в рейтинге и похвала учителя. Каждый старается быть как можно тише, привлекать к себе минимум внимания и прославиться среди преподавателей спокойным и усидчивым студентом. Школьная команда по футболу, президент школы и парочка выпускников, и этот десяток с лишним человек против трёхсот. С такими цифрами Цветочника вычислить сложно, а точнее невозможно. Несмотря на все предположения Лалисы и её попытки убедить ЧонГука, брюнет оставался непреклонен в своих взглядах относительно причастности ЮнГи, чем жутко раздражал тайку. ТэХён находил суждения девушки вполне логичными и советовал принять их во внимание, но Гук продолжал настаивать на том, чтобы проверить Мина. Я не знала, с кем мне соглашаться, ведь слишком много фактов указывало именно на футболиста, но никто и не отменял того, что его подставили. «Я же не говорю идти и сдавать его в полицию! Я предлагаю просто обсудить с ним все вопросы, которых слишком много: что произошло между ним и ХоСоком, как к нему относится дело Ли СоМи и Ким ЙеРим. Что в этом такого?!» — кричал он. Но Лиса, скорее из-за принципа даже, ни в какую не соглашалась и закатывала глаза. Они в ссоре, причём серьёзной, и я не понимаю, как они пришли к этому за один вечер.***
В детстве, когда я была счастлива, я надеялась на то, что это продлится вечность. Что любящая мама всегда будет поддерживать, а папа будет рядом в самые тяжёлые моменты. И каждый раз, когда я начинала думать о своём счастливом будущем, всё вокруг начинало рушиться деталь за деталью, момент за моментом. В голове вместо слов: «Всё чудесно», всплывала надпись большими красными буквами: «SOS», только вот помочь было некому. Когда тебе десять, потеря отца — настоящая трагедия. Он просто ушёл, хлопнув дверью, и оставил после себя запах ментоловых сигарет, шуршание страниц книги, громкий смех и светло-жёлтые розы. Он был слишком честным, чтобы просто скрыть измену, он был слишком уставшим, чтобы попытаться убедить молодую жену в сохранении брака. Когда тебе десять, всё, что нужно, это поддержка родителей, но если «папа» остался рядом только в виде фотографий, а матери куда важнее стало сдать отчёты руководителю вовремя, чем забрать ребёнка из школы, детство превращается в ночной кошмар, а сердце — в камень. Мне было больно. Мне было обидно. Почему другие могут быть счастливы, а я нет? Чем я так сильно отличаюсь от того мальчишки за второй парты или от тех близняшек в ряду у окна? Я считала нечестным, что остальные имеют право на улыбки, материнские объятия, выходные в кругу семьи, а у меня есть лишь няня с неподвижным лицом, взглядом исподлобья и холодными руками, обжигающими кожу плеча, за которое она постоянно держала меня. Я просто хотела справедливости, считала, что несчастье других облегчит мою боль. Джой и Дженни. Мы не дружили с ними с пелёнок, мы не общались в начальной школе, мы не обедали за одним столиком в кафетерии. Они не были дружелюбными или добрыми, интересными собеседниками или надёжными советчиками. Они были брошенными и обиженными на весь мир. Так же, как и я. С богатыми родителями, обеспеченным будущем, хорошим образованием, но до чёртиков одинокими. У СуЁн мама умерла при родах, а строгий отец обеспечил ей золотую клетку. Сначала запертый дом с тремя гувернантками и двумя горничными, потом школа, где он — директор, который безостановочно следит за каждым её шагом. Всё, что у неё есть, это «Джой» — имя матери, которое она носила, пока жила в Америке, и то, эти четыре буквы произносятся лишь в стенах школы и лишь её одноклассниками. У Дженни ситуация чуть лучше, у неё большая семья, кроме родителей есть старший брат и младшая сестра, но она постоянно повторяет, что была бы рада, если бы у неё не было никого. Мама занята лишь младшей Ким, а требовательный отец ежедневно повторяет: «Почему ты не можешь быть похожа на своего брата?!» Джо Ким — тот самый брат, живёт в Нью-Йорке, работает юристом в собственной фирме, у него удачный брак, маленький сын и любовь родителей. У него есть всё, а у Дженни — любовь к рисованию, танцам и собачкам. У нас были отличные взаимоотношения, как ни крути, и я была бы очень рада, если бы всё сложилось по-другому. Если бы мы дружили не ради желания унижать тех, кто, по-нашему мнению, был не достоин счастья, а ради того, чтобы скрасить боль от одиночества друг другу. Когда я только подумала о том, что Лиса, ЧонГук и Тэхён стали мне очень близки, и я счастлива, что они решились подружиться со мной, вмешалась ЙеРим, Цветочник и ЮнГи. Я даже не знаю, кто или что вмешалось, просто теперь нет того общения, которое было. Нет тех переписок в общем чате, записочек на уроках, совместных обедов, глупых шуток Тэ, смеха Лалисы и научных фактов, прочитанных в Интернете от Гука. Мы сидим всё так же в последнем ряду, иногда списываем домашнюю работу друг у друга, но каждый раз, когда я поворачиваюсь к подруге, чтобы поговорить, она уже стоит у окна вместе с ЙеРи. Когда я хочу обсудить что-то с Кимом, наше общение сводится к парочке каких-то незначительных фраз. Возможно, мы просто надоели друг другу, ведь всё к этому и вело. Мы не могли стать друзьями за пару секунд, нам просто нравилось играть в детективов. С момента вечеринки у СыльГи прошло две недели. Мы так и не расспрашивали ЮнГи, и, кажется, всем окончательно стало плевать на Цветочника. Всем, кроме меня. Я не была готова мириться с тем, что убийца спокойно ходит, ест, спит, дышит, живёт, что жизни пострадавших недостойны даже небольшого расследования. В этот понедельник я, наконец, набралась смелости, чтобы подойти к Мину и узнать всё самой, ведь помощи со стороны мне уже ждать бесполезно. Я заранее узнала, когда у него проходят тренировки с футбольной командой, и хоть мысль о допросе при лишних свидетелях меня не грела, других вариантов не было.***
Прим.: для атмосферы Christina Perri — Human. Будучи уже на подходе к спортивному залу, мимо меня проходит одна из старшеклассниц, которую я никогда не встречала до этого, задевая плечом и даже не обращая на это внимание. Она невысокая, ниже меня практически на голову, с чёрными волосами до плеч, собранными в невысокий хвостик, поджатыми губами и откровенно злым взглядом. — Эй, будь внимательнее, — не сдерживаюсь я, совсем забывая, что в стенах школах моего голоса не должно быть слышно. Испуганно оглядываюсь вокруг, проверяя, точно ли никого нет поблизости, но коридор пуст, только я и девчонка, у которой на металлическом, позолоченном бейджике выгравировано: «Чо Ли Ин». Видимо, мне придётся говорить. — Извините, я случайно, — она не смотрит на меня, чему я крайне рада, ведь никто не отменяет того, что моё лицо может быть ей знакомо. Я уже собираюсь пойти дальше, как вдруг она продолжает. — Просто понимаете, мне впервые выдался один свободный вечер, когда мне не нужно спешить на дополнительные занятия, и я, наконец, могла посмотреть, как тренируется ЮнГи-оппа со своей командой, а меня оттуда выгнали, представляете! Один из этих баскетболистов, такой наглый выпускник! Сказал, что малолетки могут прийти пускать слюни на него после шести часов вечера, когда у него будет индивидуальная тренировка, а мне к тому времени уже надо быть дома. Ащ, ну что за несправедливости! — шипит ученица Чо, разворачиваясь на пятках, так и не взглянув на меня. Видимо, девочка хотела поделиться всей своей болью от неразделённой любви, тем самым дав мне отличную подсказку. После двух утомительных часов в женской раздевалке наедине с телефоном и криками из спортивного зала я молилась всем богам, чтобы Мин не решил уйти с этой своей тренировки, ибо в другом случае мне будет крайне обидно, ведь потраченное время уже не вернуть. — Йа, Юн, не будь таким занудой, пошли! — кричит кто-то из парней, шмыгая носом. Женская раздевалка находится прямо напротив мужской и у каждой ученицы есть свой собственный ключ от неё. Здесь удобно прятаться, нет страха быть раскрытой, но только вот в замочную скважину подсмотреть нельзя ни с внутренней, ни с внешней стороны. Это тоже одна из мер безопасности, введённая для девичьего спокойствия, но в данный момент она крайне мешает мне тем, что я не могу видеть говорящих. — Я не могу, прости. Мне надо отработать подачу, а то командир бьёт слабее девчонки, — голос с хрипотцой точно принадлежит ЮнГи. Слышу размеренный стук мяча о пол, так делает Мин, когда начинает нервничать или раздражаться. Капитан команды всегда был упрямым, своенравным и принципиальным, а уговорить его сделать что-либо равно чудо. — Ах, Юн, не преувеличивай, нормально ты кидаешь. Ну пошли, чувак, пожалуйста, не каждый же день можем провести в клубе! — продолжает настаивать собеседник. — Хёк, вали давай, а то сейчас свою тренировку превращу в нашу. — Тц, ну и зануда же ты! Вот и сиди весь вечер в компании мяча, пока мы будем с девчонками. До завтра, капитан Мин, — вслед за ленивым шарканьем друга ЮнГи исчезает и монотонное стучание мяча. В здание школы наступает тишина и только несколько голосов приглушённо слышны. Я думаю некоторое время, стоит ли мне уже сейчас идти к парню, но всё же решаю подождать, пока основная часть команды уйдёт отсюда прочь. Не то, чтобы мне было страшно, но и нет больше той решительности, присутствующая до этого момента. Чем больше хлопков дверью я слышу, тем меньше времени у меня остаётся до разговора с Мином, ведь из баскетбольной команды в гардеробной осталось человека три от силы. Я не боюсь ЮнГи, я боюсь того, кем он может быть, и пусть я пытаюсь убедить себя в том, что даже если версия ЧонГука подтвердится, и бывший окажется Цветочником, он не посмеет напасть на меня в стенах школы, я так же помню, что никакие стены учебного заведения преступнику не помеха. Когда в школе всё стихает, а единственным источником звука остаётся вентилятор, работающий где-то в конце небольшой комнатки со шкафчиками, я надеваю рюкзак на правое плечо и медленно выхожу в коридор. Передо мной стоит невысокий стеллаж из пяти полок с различными спортивными кубками школы, а перед ним размещается длинная скамья, на которую могут усесться чуть ли не до 10 старшеклассников. Я подхожу чуть ближе к закрытой деревянной двери, за которой еле слышен скрип кроссовок и тяжёлое дыхание, вперемешку с бранью, видимо получающейся из-за очередного неудачного броска. Я закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Куда делась та Пак ЧеЁн, которой было плевать на каждого и Цветочника в том же числе, та Пак ЧеЁн, которая могла спокойно прервать любую тренировку или урок, чтобы высказать свои недовольства, та Пак ЧеЁн, которую знал каждый, та Пак ЧеЁн, с которой привык общаться Мин ЮнГи. — Приветик, Мин, — я останавливаюсь прямо дверном проёме, сложив руки на груди. ЮнГи, стоящий в середине спортивного зала, поднимает мяч с пола, лишь мельком взглянув на меня. Я немного расслабляюсь, ведь Цветочник бы поступил по-другому: одарил бы меня взглядом больше, чем длиной в полсекунды, а для блондина я, кажется, не представляю совершенно никакого интереса, что с голосом, что без. — Ого, сама Пак ЧеЁн пришла. Это чем я заслужил такой подарок судьбы? — он хмыкает, направляясь к большой картонной коробке, в которой хранятся мячи. — Да вот хотела поинтересоваться, как у тебя дела, — я внимательно слежу за одноклассником, но он выглядит полностью расслабленным и уставшим. В белой майке, промокшей насквозь и чёрных спортивных штанах, задёрнутых до колена. Он достаёт три мяча из коробки, начиная каждый подбрасывать в воздух, видимо, ища подходящий вариант для себя. — У меня всё чудесно, — Юн останавливает свой выбор на втором мяче и, наконец, поворачивается всем корпусом ко мне, чтобы продолжить разговор. — А я смотрю к тебе голос вернулся. — Да, есть такое, — замечание про голос немного кольнуло, но я предпочитаю пропустить это мимо ушей, ведь скорее всего это обычное любопытство, и глупо искать в этом нездоровый интерес, присущий Цветочнику. — Хах, значит не рассказываешь, чтобы на уроках не отвечать. Умно, Пак ЧеЁн, умно. Я сохраню этот секрет между нами, — старшеклассник чуть ухмыляется, внимательно смотря на меня и, переходя уже на более серьёзный тон. — Так чего хотела? — Расскажи мне о Чон ХоСоке, — Мин теряется, это видно по его глазам. Он отводит взгляд в сторону и поджимает губы. — Зачем тебе это, — говорит он, стиснув зубы. — Продолжаешь расследование? — Нет, просто интересуюсь. Вспомнила вдруг, что вы с ХоСоком были друзьями, а после его смерти ты даже ни разу не вспоминал о нём. Не думал о нём, не сочувствовал, не горевал, не сожалел. Спокойно стал командиром баскетбольной команды и продолжил жить, будто ничего и не случилось вовсе. И это мне показалось уж слишком подозрительным, поэтому… — Закрой свой рот, Пак ЧеЁн, ты ничего не знаешь! — вдруг выкрикнул Мин, бросив мяч в стену. Он сжал кулаки, начиная приближаться ко мне, и я даже не успела вздохнуть, как между нами осталось не больше пяти метров. — Подозреваешь меня в том, что я Цветочник, ведь так? — шаг. — Говоришь, что я не горевал, — ещё один шаг с его стороны, заставляющий меня вжаться спиной в дверь, лишь бы увеличить расстояние ещё хотя бы на сантиметр. — Два месяца я посещал психолога лишь бы отделаться от чувства вины за то, что в тот день я позволил себе поссориться с ним и, в итоге, мы не пошли домой вместе, — третий шаг. — Каждый день, каждый чёртов день я ходил в колумбарий, надеясь, что сейчас я приду, а его урны там не будет! Хо позвонит мне и скажет, что он ждёт меня дома для ещё одной партии в шахматы, и всё произошедшее окажется просто дерьмовым сном! — ещё два шага. — Я надеялся проснуться и получить глупое утреннее сообщение от него! Надеялся встретить по дороге в школе или на тренировке! Надеялся хотя бы ещё один раз увидеть его живым! — предпоследний шаг. — Я больше вас всех вместе взятых тосковал по нему! — шипит он, и я замечаю слёзы в его глазах. Мин приближается вплотную, нависая сверху и хрипя осипшим голосом: — Но кому я должен был рассказать об этом? Тебе, последней суке, заинтересованной только в своей популярности? Да ты кроме себя никого не видела! Никто здесь не был ни в чём заинтересован, кроме себя! Ты даже не замечала того, что Хо был влюблён в тебя!!! И я ни капли не удивлюсь, если он погиб тоже из-за тебя!!! — ЮнГи кричит, нет, вопит, обхватывая мои плечи и практически отшвыривая от двери. — Не смей упоминать ХоСока в моём присутствие, — его голос становится ледяным, металлическим, безэмоциональным. В голове паника, сердце колотится, и только сейчас я понимаю, что плачу. Мин снова поднимает взгляд на меня, и одна единственная слеза скатывается по его щеке, заставляя меня всхлипнуть и опуститься на пол от щемящей боли в груди. Он закрывает передо мной дверь, и всё, что я успеваю сделать, это лишь одними губами прошептать: «Прости».