За чужой счет

Честно говоря, Джордж сильно сомневается в том, что он не спятил. И в том, что все происходящее вокруг — реальность. Совсем недавно у него была любимая девушка, друзья и уверенность в светлом будущем. А теперь он целыми днями молчит и вместо разноцветных пластиковых погремушек вешает на детскую коляску деревянные кресты. Прошел месяц со дня рождения его дочери, Евы, и полтора — с того момента, когда к ним в дом пришел высший вампир и увел Митчелла. Джордж теперь не смотрит на календарь, чтобы узнать, когда у него выходной — он считает, сколько дней жизни выторговал им Митчелл. Они не видели его все эти полтора месяца. Знали, что он в городе, но ни разу его не встречали. Джордж часто думает об этом. Думает и ненавидит себя. Если бы он тогда успел воткнуть Митчеллу кол в сердце, что было бы? Он бы спас его. Митчелл бы умер человеком. А теперь каждый раз, когда Джордж ложится спать после очередного прожитого дня, ему кажется, будто знакомый голос шепчет из темноты: «Смотри, Джордж, я подарю тебе еще сутки. Вместо тебя умрет кто-то другой. Проживи этот лишний день достойно». И Джордж идет и работает, а после работы проводит все время с дочкой, за которой днем присматривает Энни. С ней и Ниной он почти не разговаривает. Он понимает, что это неправильно, и тем более по отношению к своей девушке, но стоит ему открыть рот, как в ушах начинает звучать: «Это мне потом собирать тебя по кусочкам», «Он снова будет убивать», «Надо все взвесить…» И он вновь замыкается и уходит наверх, к Еве. Так продолжается, и продолжается, и продолжается. Первое время Джордж ожидает у Энни истерик, но их нет. Она всё так же заваривает чай и не пьет его, смотрит телевизор, когда Нина сменяет ее у кроватки Евы, даже находит в себе силы смеяться и часто сидит около окна. Ублюдок Уиндем обещал, что придет за Энни, но пока никто не появляется на пороге их дома, и Джордж гадает, происходит это потому, что Энни на самом деле не представляет для вампиров такого уж интереса, или потому, что ее защищает Митчелл. Иногда Джорджу хочется спросить у нее: «И это все? Они пришли за ним из-за тебя, и это все, что ты испытываешь?» Но какое он имеет на это право, когда сам обрек своего друга на то, чего он так хотел избежать? С Ниной гораздо труднее, чем с Энни. Джордж не может не замечать мать собственного ребенка. Хотя все их попытки поговорить дольше, чем пару минут, оканчиваются примерно одинаково. «Хватит ходить с похоронным лицом, Джордж! Это ему не поможет!» «Ему уже ничто не поможет, кроме нашей смерти» «Ты нужен мне» «А мне нужен он!» После этого Нина плачет, закрывшись в детской, а Джордж сидит на первом этаже и невидящим взглядом смотрит в телевизор. Возможно, Митчелл был прав: Джорджа он искалечил сильнее остальных. А иначе почему ему так дерьмово? Их маленький уютный мирок рушится, а у Джорджа нет сил выбираться из-под его обломков. Они не могут уехать из города: им достаточно красноречиво дали понять, что достанут их где угодно и последствия будут плачевны, хотя остальным заколотая собака, подброшенная под дверь, показалась бы не больше чем злой шуткой. Иногда Джордж замечает за собой слежку — чаще всего это происходит во время прогулок с Евой, — и тогда он хватается за колясочную сумку, где среди детских вещей спрятан деревянный кол. Но вампиры ничего не предпринимают, и скоро их присутствие становится для Джорджа своего рода посланием: Митчелл в порядке, он послушно сидит на привязи и не дергается. Хотя Энни, с которой он однажды поделился своими мыслями, считает, что это обычные люди, а у Джорджа поехала крыша. «Кто бы говорил» — думает он, глядя, как Энни заваривает чай в любимой чашке Митчелла и снова садится с ней у окна. Раньше у них была семья, а теперь есть одно удушающее чувство вины на троих. Однажды вечером Джордж выходит погулять с Евой. Он неторопливо прогуливается по парку и останавливается на пару секунд, чтобы поправить в коляске одеяльце, как вдруг слышит сзади: «Эй, пёсик» — и издевательский свист. Его первая мысль: Митчелл все-таки прикончил того ублюдка. Вторая: кол! Он успевает вытащить его, но тут следует удар по руке, и его отшвыривают назад, а между ним и коляской встает мерзко ухмыляющийся вампир. Ева начинает хныкать, будто чувствует что-то неладное. — Прошу, не надо. — Мольба унизительно похожа на скулёж, но Джорджу плевать, в его голове бьется только «ЕваЕваЕва». Второй вампир держится за коляску; он не может дотронуться до младенца, но может просто перевернуть коляску. — Давай, пёсик, поскули ещё. — Из темноты выныривает третий и хватает Джорджа за горло, поднимая его над асфальтом и не давая снова схватить кол. Джордж пытается пнуть его в живот, когда вдруг за спиной нападающего вырастает четвертая фигура, и руки в митенках отрывают вампира от Джорджа. Он падает, заходясь кашлем. — Я выполнил приказ, — рычит Митчелл, загораживая Джорджа. — Он мертв. Вы не можете их тронуть. — Долго ты с этим тянул, Митчелл, — скалится тот, кто застыл в изголовье коляски. — Мы уж думали, что ты затеял бунт, хотели отправить твоего пёсика развлечь нас послезавтра. Через день должно наступить полнолуние. Джордж холодеет: его собирались отправить на собачьи бои. — Он мертв, — повторяет Митчелл. — Проваливайте. — Как грубо, — притворно морщится вампир. Джордж не видит, но догадывается, что у Митчелла на лице заходили желваки. — Пожалуйста, Блэйк, — выдавливает он из себя, и Джордж понимает, что именно такой была его жизнь последние несколько недель. Убийства по указке и фальшивое подчинение. От этого Джорджу становится еще более мерзко. Блэйк напоследок ухмыляется ему и подает знак двум другим. Они уходят. Митчелл остается. Первым делом Джордж бросается к затихшей дочери и берет ее на руки. Он знает, что ее не тронули, но всё равно лихорадочно осматривает. — Прости, — шепчет Митчелл и поворачивается было, чтобы уйти, но Джордж не дает ему это сделать. — Нет, стой, чёрт возьми! — он пытается не кричать, чтобы не напугать Еву. — Что за хрень это была? — Прости, — повторяет Митчелл; приглядевшись к нему, Джордж замечает, что он выглядит даже хуже, чем в тот момент, когда просил убить его. — Я не выполнил приказ сразу. Думал, что смогу… Идиот! Во взгляде Митчелла искреннее сожаление, и его очень трудно вынести. Тем не менее Джордж смотрит ему в глаза и пытается придумать, что он должен сказать в такой ситуации. — Джордж, — Митчелл делает шаг к нему. — Можно мне… — он несмело протягивает руки, и Джордж осторожно отдает ему Еву. Митчелл смотрит на ребенка и улыбается, совсем как раньше. Когда у них еще все было хорошо. Вот только они стоят в темном парке после нападения вампиров, и в их жизнях почти не осталось ничего хорошего. — Митчелл, что ты… — начинает было Джордж, но тот обрывает его. — Не надо. Я не хочу взваливать это на тебя. И снова молчание. — Как Нина? — наконец спрашивает Митчелл. — Нормально. — А Энни? — Нормально. — Ты? — А как ты думаешь, чёрт возьми? — не выдерживает и срывается Джордж. — Я не знал что с тобой; по тому, преследуют ли меня вампиры, я пытался понять, что ты делаешь! — Это была ошибка, — лицо Митчелла стремительно мрачнеет. — Клянусь, такого больше не повторится. — Да не в этом дело, Митчелл! — Джордж взмахивает руками. — Я не смог убить тебя, и теперь ты… — Это не твоя вина, — поспешно говорит Митчелл. Джордж пристально смотрит на него и решает не продолжать. — Может, зайдешь? — предлагает он. Митчелл вполне предсказуемо качает головой. — Не пойми неправильно, — просит он, — они всё равно часть сделки. Но все-таки трудно уже в более адекватном состоянии посмотреть в глаза тем, кто даже не пытался препятствовать твоему намечающемуся убийству. — Но со мной же ты говоришь, — Джордж зачем-то принимается копаться в сумке. — Это другое, — задумчиво тянет Митчелл и, еще раз улыбнувшись радостно взвизгнувшей Еве, отдает ее отцу. Джордж думает, за каким же чертом оно другое, но не спрашивает. — Мне пора, — говорит Митчелл, — да и тебе тоже. Послезавтра полнолуние. Не волнуйся насчет Нины и малышки. Уиндему я еще нужен, так что он осадит особо ретивых. Тебя тоже не тронут. Завтра я сделаю все как надо. Они поймут, что это пророчество — бред собачий, — едва слышно бормочет он себе под нос. — Мы еще увидимся? — Джорджу плевать, насколько жалостливо или слащаво звучит эта фраза; он должен знать. — Надеюсь, что нет, Джордж, — серьезно смотрит на него Митчелл. — Надеюсь, что нет. Он разворачивается и уходит, а Джордж понимает, что от этой встречи им обоим станет только хуже.