Ad Interim

Не знаю, чего я боюсь больше — увидеть тебя снова или не увидеть вообще.© Пьеро Строцци в своей жизни никогда не надеялся: ему было незачем, ибо с рождения он получал всё, чего требовал. Надежда - термин для бедняков, для слабых духом людей. Надежда - как слово, услышав которое, человек, происходящей из династии Медичи, лишь криво усмехался или издавал снисходительный смешок. И Пьеро Строцци вёл себя так же. Не вспоминал о слове «надежда» никогда, презрительно кривился, думая о «счастливой случайности», «совпадении» или «удачном случае», строил великие планы на своё будущее. К двадцати пяти годам он собирался стать кондотьером. После - воспроизвести нечто, что навеки запечатает его имя в мире, в умах других людей. Его будут помнить не только, как Медичи, но как человека, который совершил нечто значимое. И именно из-за своих далеко идущих планов, именно из-за мечты создать нечто устойчивое и вечное, Пьеро Строцци в данный момент своей жизни надеялся, как никогда. Он хотел, чтобы у него родился мальчик. Да, этот ребёнок будет бастардом, но его можно будет признать. Его сын пойдет по его стопам, или даже будет шагать рядом. Они будут помогать друг другу, станут поддержкой и опорой друг для друга, вместе откроют для этого мира нечто значимое. Если родиться мальчик - о его глупости, о том, что он позволил себе влюбиться и проводить ночи с простолюдинкой, забудут. И, возможно, ему даже позволять жениться на Клариссе. Да, она не была герцогиней или принцессой, не имела огромных земель и армии, но была фрейлиной его матери. Фрейлина - не служанка, не посудомойка. Отец Клариссы смог бы дать приданное, и плодородные земли у них тоже имелись. Только бы Кларисса родила сына. Только бы Кларисса родила сына. Кларисса родила дочь, тем самым поставив клеймо. На нём, Пьеро Строцци, на себе, и на их новорожденной дочери. Пьеро понимал, что его ситуацию можно было спасти. Всё, что ему нужно было сделать, это жениться на девушке, с которой он помолвлен с самого рождения. Разумеется, эта девушка, которую он видел раз в жизни и не помнил её имени, простит ему проступок. Но она не простит его Клариссе. Она никогда не простит его дочь. Если Пьеро Строцци мог спасти себя, значит, он был должен, обязан, спасти тех, кого он любил. Увезти их туда, где их никогда не найдут, не видеться с ними и иногда, лишь изредка, присылать письма, справляться об их здоровье. В тот же день Пьеро Строцци принял решение: Клариссу, и его дочь, которая будет носить чужую, новую фамилию, тем самым став Авророй Андерсен, но никогда Авророй Строцци, нужно вывозить из города. Нужно спрятать их, но спрятать у всех на виду, ближе к себе. Тем же вечером, в феврале 1526 года, Кларисса и Аврора Андерсен покинули Флоренцию. *** Мать Авроры часто рассказывала ей истории о своём отце, с самого детства. Тогда они звучали как сказки, а после, когда Авроре исполнилось пятнадцать, стали озвучиваться факты. Кларисса перестала приукрашивать правду, переделывать её в волшебные истории. Аврора была этому рада - ей нравилось, что мать была честна с ней. - Ты заслуживаешь знать правду, - часто говорила Кларисса. - И, что самое главное, я знаю, что ты её примешь правильно. - Откуда у тебя такая уверенность? - как-то раз ответила ей Аврора. Кларисса засмеялась, откинув назад свои русые волосы, заплетенные в небрежную косу. Здесь, в их городе, можно было не сильно беспокоиться о своих прическах и нарядах. - Когда тебе было пять лет, ты пришла ко мне в комнату среди ночи, - блестя глазами, поделилась с ней Кларисса. - Разбудила меня, посмотрела серьёзно и спросила: «Мама, какую ты живешь жизнь? Я вот - вторую». А потом ушла к себе и легла в кровать. Никогда не забуду этого, Рори, никогда! Ты была такой маленькой, но такой серьёзной и вдумчивой, такой милой. Чудо-ребёнок, вот что я подумала тогда о тебе. Поддавшись порыву нежности, Аврора крепко обняла свою мать, погладив её по косе. - Мам, честно, когда я спрашиваю о папе - мне просто нестерпимо скучно, и я хочу послушать твои истории, твой голос. Мне всё равно, что он оставил нас. Я счастлива с тобой, счастлива жить в этом городе, где никто не может нас достать и обидеть. Я так люблю нашу спокойную жизнь. - Ох, Рори, но в нашей жизни происходит так мало, - ласково ответила ей Кларисса. - Подчас мне и самой становится скучно. И по тебе я прекрасно вижу, что и тебе чего-то не хватает. Ты иногда себя найти не можешь, нервная, всё время порываешься сбежать. Словно пытаешься что-то найти. Аврора не стало этого отрицать. Она прекрасно понимала, о чём говорила её мать, так как жила с этой мыслью с возраста сознательного. «Ты словно пытаешься найти что-то». Так оно и было. Только вот Аврора сама не понимала, что именно ей нужно найти. Ей нужно было найти что-то. Ей нужно было найти... кого-то? Иногда ей снились странные сны. Там было какое-то серое здание, умирающие люди, множество боли физической и моральной. И посреди всего этого ужаса, было то, к чему Аврора бежала, тянулась так сильно, как только могла: столб золотого света. Он был где-то в этом огромном здании, и Аврора пыталась его найти, заглядывая поочередно в каждую комнату. И она его находила, смотря, как столб света становится человеком. Он говорил, но она его не слышала: просто читала по губам. Ретт Шварцшильд. Меня зовут Ретт Шварцшильд. Когда она просыпалась, то думала о том, что эти сны всё же счастливые. Этот столб света, этот Ретт Шварцшильд... ей было нестерпимо гадко от того, что в её жизни нет этих вещей. Когда Аврора волновалась, из дома вылетали стекла и трескалась посуда. После таких снов им с матерью приходилось убираться по нескольку дней подряд. - Может быть, стоит сводить тебя к священнику? - как-то попыталась пошутить Кларисса. Клариссу это пугало, и Аврора прекрасно видела это: но всё, что происходило в их дома, оставалось за его стенами. Чувство страха потерять дочь у Клариссы было гораздо сильнее. - Мама, я и так хожу к священнику чуть ли не каждый день, - засмеялась Аврора. Кларисса недовольно поджала губы. В их городе была небольшая церковь, до прошлого года двери которой были всегда закрыты: крыша церкви обвалилась ещё когда Авроры не было на свете, и никто даже не думал о том, чтобы её восстановить. Семьи, которые отдавали вере всех себя, ездили на прочищения и молитвы в соседний город, и эта их привычка прочно в них укоренилась. Когда церковь отстроили заново, жители города даже не сразу заметили: просто в какой-то момент, всего за несколько месяцев, в ней починили крышу, заменили витражи, отреставрировали внутренние помещения. А после в их городе поселились алтарник и чтец. Ещё через какое-то время приехал священник. Люди в городе не возлюбили его сразу же. За имя, за внешность: Десмонд Льюис был красив. Не должен священник так выглядеть, не должен затмевать собой Бога. Когда Аврора слышала эти слова, видела восхищение и раболепие в глазах, когда речь заходила о боге, её начинало мутить. Аврора не хотела верить, не могла. Её мать, нежно верующую с малых лет, мать, которая целовала крест каждую ночь и тихо молилась, это огорчало. - Бог не сделал тебе ничего плохого, Рори, - как-то раз сказала Кларисса, сказала жалобно. - Напротив, всё, что окружает нас, всё, что вокруг нас, даже ты - всё это благодаря Ему. Тебя мне послал Бог тоже. Он оберегает тебя, защищает. Что же Бог сделал тебе плохого, что ты не хочешь даже на миг подумать, будто он существует. Рори. Он не сделал тебе ничего плохого, Рори. Он не сделал тебе ничего плохого, Аврора. Ей - не сделал. Авроре Андерсен бог ничего не сделал, никак не обидел, и она это понимала. И это её удивляло её саму: почему она так сильно не хочет верить? И нужно ли задумываться об этом? Аврора не хотела. В конечном итоге, на причины её веры, или не веры, ей было всё равно. Единственное, на что ей всё равно не было, она не понимала. Чего ей не хватало? Когда-нибудь она узнает об этом? Аврора верила только в то, что узнает. - Мама? - Да, Рори? - расстроенно спросила её Кларисса. - Может быть, я не верю в бога, - сказала ей Аврора. - Но иногда у меня складывается ощущение, что я верю в нечто другое. Я верю в ангелов. «Я верю в ангелов». На следующий день, после этих слов, она пошла в отстроенную церковь их города. Аврора не знала, была ли эта задумка или же на построение крыши выделили совсем немного времени: сквозь дерево просачивались полосы солнечного света, рассекая полы, отбрасывая цветные блики на скамьи и витражи в окнах. Аврора села под одним из этих витражей: под тем, где не были изображены апостолы, или страдающие. Просто цветное стекло из множества переплетающихся лилий, с несколькими трещинами на поверхности. Их дом, предметы мебели, посуда, а теперь и витраж церкви - всё было покрыто трещинами. Была ли она виновата в этом? А если да - что с того? Аврора не понимала природу своей сути. И, к её несчастью, это было единственным, что она понять хотела. Узнать правду о том, кем она являлась. Узнать правду о том, чего ей не хватает. - Вы хотели бы исповедаться? Аврора посмотрела на человека, подошедшего к ней. На человека, о котором в городе ходило так много слухов. Он и вправду был красив: ровный, чуть курносый, крупноватый нос, узкое лицо с выступающей скуловой костью. Его нижняя губа была заметно толще верхней, но даже это ничуть его не портило. И глаза. Широко поставленные, ярко-голубые глаза. Десмонд Льюис, священник города Вичи. Впрочем, священником его никто не называл. Его называли Верховным, и смысл в это слово обычно вкладывали оскорбительный. Верховный - как тот, кто верховодит над простыми смертными. Верховный - как волк, завернутый в овечью шкуру. Верховный - как посланник дьявола под маской ангела. Десмонду Льюсу не верили. Его ассоциировали с демоном, а иногда и с самим дьяволом. Самого его имя, говорили эти люди, происходит от дьявола. - Разве что принести жертву, - иронично ответила Аврора. - Простите? - явно опешил Десмонд Льюис. Авроре стало стыдно. Вряд ли он слушал, что говорили другие за его спиной: вряд ли он догадывался об этом. - не обращайте на меня внимания, - сказала Аврора. - Мне просто нравится витраж. - Только этот? - Да, - мазнув взглядом по остальным витражам, сказала Аврора. - Знаете, вам нужно убрать все остальные, и оставить только такие. Обычные цветы, без страдающих людей, людей, которые совершают великие подвиги или людей, которые приносят себя в жертву ради всего человечества. - Почему они не могут успокоиться, оставить в покое других и просто жить, да? - усмехнулся Десмонд. Наверное, священникам не полагается так усмехаться. Наверное, священникам не полагается читать мысли. Кто-то другой обязательно подумал бы об этом. - Могу я присесть рядом? - Нет, что вы. Я запрещаю вам садиться где бы то ни было в вашей же церкви. В тот день они больше не сказали друг другу ни слова. Просто смотрели на солнечные лучи, постепенно бледнеющие, а после вовсе исчезнувшие. Когда освещение в церкви приобрело бледный, синеватый цвет, Аврора начала клевать носом. А после - уснула, неловко прижавшись щекой к плечу Десмонда Льюиса. Проснулась она через час: под веками взорвался столб золотой пыли. Она встала со скамьи и, даже не попрощавшись, просто ушла. С тех пор Аврора стала появляться в церкви почти каждый день. Её мать смотрела на неё со страхом, или же с неприязнью. Но для Авроры это не имело значения. Важнее было другое: проводя время рядом с Десмондом, ей становилось спокойнее. Ей становилось легче. Всё вокруг перестало исходить трещинами: и сразу становилось тихо. Рядом с Десмондом Льюисом, чтобы они не делали, молча сидели, говорили, а подчас и спорили, рядом с ним всегда было тихо. Пропадал шум в голове. Пропадала окружающая обстановка. Ночами пропадали плохие сны об отвратительном, сером здании. Пропадал весь мир. За год Аврора поняла одну вещь: они были похожи. Не любили задумываться над тем, сколько в мире горя и ужасов, не переносили чужих страданий, и им было страшно от того, что когда-нибудь в жизни им придется кого-нибудь защитить. Потому что они - два глупых мечтателя, который бросятся в огонь и воду лишь ради того, чтобы другому человеку не было больно. Эти мысли были наивными и глупыми, по крайней мере, так считала Аврора. Десмонд был с ней не согласен. Не смотря на всю их похожесть в характере, они редко соглашались друг с другом. И слишком часто спорили. - Вам не кажется, что в нашей дружбе есть какая-то ирония? - спросила его Аврора: в то время зацветали розы в саду её матери. - От чего же? Вы увлечены собой, драматургией и психопатами. У нас много общего. Аврора действительно была увлечена драматургией: её отец часто посылал её матери книги, но то увлекалась только любовными романами, а остальное откладывала на полки. Так Аврора открыла для себя произведения Фернандо де Рохаса, многочисленные переводы Компару Дзэнтику, зачитывалась стихами Джона Хейвуда. Читала всё, что представляло для неё интерес: что заставало её размышлять. А в увлеченности собой, своим разумом, она признавалась спокойно: как себе, так и Десмонду Льюису. - Я согласна с первыми двумя утверждениями, - озадаченно ответила ему Аврора. - Но при чем тут психопаты? Десмонд Льюис тихо рассмеялся. - Ну как же, Аврора, вспоминайте. Когда я сказал, что если бы произошла гипотетическая ситуация, в которой гипотетически угрожала опасность дорогому мне человеку и всему миру, я бы послал к черту весь мир. - Да, я помню, что назвала вас психопатом, - закатила глаза Аврора. - Но я не говорила об этом серьёзно. И потом, причем тут вы, психопаты и моя увлеченность? Десмонд посмотрел на неё с полуулыбкой, с лисьим прищуром. Аврора даже не покраснела, и первое время ничего не говорила: просто не знала, куда себя деть - от возмущения и безграничного веселья. - Вы просто... ужасны! Вы - священник! Вы должны нести светлое и доброе в этот мир, а что делаете вы? Флиртуете со своей прихожанкой! - Я просто ужасен, согласны? - Да, вы просто ужасны. - И именно поэтому я вам так нравлюсь? - Полагаю, да. Всё дело в этом. - А как же моё чувство юмора? - Моё чувство юмора - всё равно лучше. Аврора замолчала, прикрыв глаза. Ей становилось всё спокойнее. Ей становилось всё тише, а солнца, пробивающегося сквозь крышу и золотой пыли под веками становилось всё больше. Ей становилось лучше. - Десмонд, я тут подумала о том, что будет завтра. - И что будет завтра, Аврора? Голос Десмонда Льюиса был рядом с ней: голос Десмонда Льюиса был повсюду. - Ничего. Просто мне исполнится шестнадцать. Шестнадцатилетние Авроры пошло не по плану: утром в их дом принесли письмо. Авроре не составило труда понять, от кого оно могло прийти. Письмо от отца. Наверное, пара слов поздравления с днём рождения. Его внеплановой, внебрачной дочери исполняется шестнадцать. Но она ошиблась. Отец не вспомнил о её дне рождении вовсе: в его жизни случилось событие более значимое. - Его жена сегодня родила, - ничего не выражающим голос сказала Кларисса. - Спустя шестнадцать лет, у твоего отца, наконец, появилась законная наследница. - Наследница? - внезапно улыбнулась Аврора. - Значит, у меня есть сестра? Как её зовут? И её мать, её добрая, тихая, кроткая мать, всегда такая нежная и ласковая, злобно скривила губы. - Кларисса. Он назвал свою дочь Клариссой. И никогда в жизни она не будет тебе сестрой. Аврора рассмеялась: - Мама, это даже не мечты, а просто... - Ты так похожа на своего отца, - с внезапной горечью сказала Кларисса. - Думаю, ты похожа на него гораздо больше, чем на меня. Ведь мы с тобой такие разные, Рори. Наверное, ты бы тоже забыла о том, кому когда-то признавалась в любви, если бы поняла, что тебя ждёт нечто значимое. Нечто, что ты обязана совершить. - Но ты прекрасно знаешь, что я не увлечена этим, - Аврора не удержалась и закатила глаза. - Если отец хочет создать нечто значимое, войти в историю, спасти мир, хорошо. Но я не такая! Нет на свете того, ради чего я могла бы бросить дорогих мне людей. - Твой отец тоже говорил так, - Кларисса отвернулась к окну, и на свою дочь больше не смотрела. - А потом - исчез. Бросил всё ради своей цели. Иногда я смотрю на тебя и мне кажется, что у тебя тоже есть нечто, ради чего ты будешь бросать дорогих людей. Ради чего ты бросишь меня. И когда ты найдёшь это... - Тогда мы об этом и поговорим, - перебила её Аврора. Настроение было испорчено, голова, такая легкая с утра, сильно разболелась. Золотая пыль интенсивно взрывалась под веками, заползала под кожу, куда-то её толкала. И Аврора не знала, что движется быстрее: пыль или она сама. - Аврора, вы сегодня рано, - удивленно сказал Десмонд. - Тогда было прикосновение, ведь так? Десмонд остановился на месте, в один миг растеряв спокойствие и, кажется, немножечко себя. Он выглядел как человек, поглощённый горем. Он выглядел потерянным. Безумным. - Не прикасайтесь ко мне, Аврора, - он умолял её, осторожно делая шаги назад. - Почему я думаю о том, что сначала было прикосновение? - растерянно спросила Аврора, смотря на свои руки. - Я кого-то коснулась? Я что-то сделала? Я - что-то странное? - Аврора, послушайте, - горячо зашептал Десмонд. - Вы - вовсе не странное. Вы - самое прекрасное, что может быть в этой жизни. И вы... не хотите того, что будет после того, как произойдёт касание. Лучше вам ничего не помнить, никогда не вспоминать о произошедшем. Аврора, вы проживете прекрасную, долгую жизнь. И с вами всё будет хорошо, вас никто никогда не обидит. Я так рад тому, что вы живы. Так рад тому, что ты жива и стоишь передо мной. Теперь я поступлю правильно. - Ты прав, - внимательно следя за его движениями, сказала Аврора. - Со мной всё хорошо. С нами - всё хорошо. Десмонд, сделай мне одолжение. Аврора находилась так близко к Десмонду Льюису. Десмонд Льюис не хотел от неё убегать. - Какое? - Подними руку. Когда Аврора прижала его ладонь к своей, пол ушел из под ног: пола больше не было. Остального мира - тоже. Только море пространства и бесконечные потоки золотой пыли. В тот момент, когда Авроре показалось, что пылью стала она сама - всё прекратилось. Аврора Андерсен и Десмонд Льюис стояли, по-прежнему соприкасаясь ладонями. Аврора Андерсен вспомнила всё. Аврора Андерсен наотмашь ударила Десмонда по лицу. - Я заслужил? - светски поинтересовался Десмонд, утирая кровь: кровь исчезала сама. - Да, - мрачно кивнула Аврора. - Ты заслужил. А ещё я заслужила объяснений. Это невозможно. Как это вообще может быть возможным? - Но, не смотря на невозможность, ты здесь. К чему тогда вопросы? - К тому, что я не понимаю, почему всё ещё жива. Почему родилась заново. Ты говорил, что я не такая же, как ты. Но... я здесь. И ты здесь. С новым лицом и именем. Что происходит, Десмонд? Или мне по-прежнему называть тебя Шварцем? - Нет, - покачал головой Десмонд. - Теперь я Десмонд Льюис. Мне кажется, я был им всегда. Они снова сидели на скамье, под витражом с лилиями. Солнце вело себя так же хаотично, как и всегда: или подстраивалось под настроение Авроры. - То, что я... как это можно назвать? - Перерождение, - подумав, ответил ей Десмонд. - Реинкарнация. Называй, как тебе удобнее. Ты могла бы прожить новую жизнь. Хорошую жизнь, Аврора. Зачем ты коснулась меня? Нужно было подождать лишь день. - День? - удивилась Аврора, лихорадочно пытаясь понять. - Я умерла, когда мне было пятнадцать. Значит, именно каждое пятнадцатилетие я должна вспоминать о том, кем была раньше. - Ты не совсем права. Когда тебе было пятнадцать, ты умерла. И я... ты прожила слишком мало. И я был виноват в этом. Я смотрел на твоё тело, и думал о том, что было бы, если бы я не ворвался в твою жизнь. Когда ты перестала дышать, я, кажется, немного потерял разум. Я распылил тебя, распался сам, и моя пыль, ты, полетели прочь. К звёздам. Не знаю, почему я превратил тебя в пыль. Не знаю, почему искренне верил, будто это может тебя спасти. Просто действия, как просветление или наитие, или какие-то инстинкты, заложенные в таких, как я, с рождения. Когда тебе исполнилось пятнадцать, вспомнил я. Просто снова появился на этой земле, и снова как человек. Я больше не был пылью, мой разум был в порядке. Я знал, что должен найти тебя. Я чувствовал, что ты где-то в этом мире. И всё, чего я хотел, просто посмотреть: в порядке ли ты. Хорошо ли живёшь. Насколько ты счастлива. Я хотел провести с тобой время до твоей старости. Счастливой старости. А потом просто уйти. Идиот, с какой-то обреченностью подумала Аврора. Период распада - как насмешка над пространством, а в случае с Десмондом, и временем тоже. В случае с Авророй - только над пространством. Ты распадаешься - и оказываешься в другом месте. Ты распадаешься - и становишься золотой пылью, которая застывает в одной точке на несколько секунд, а потом исчезаешь. Ты исчезаешь - и больше ты не в городе Вичи, а где-то. Где-то - во Флоренции. Аврора всегда мечтала побывать там, в большом городе, на родине своего отца. Они с Десмондом распадаются и оказываются рядом с Палаццо Строцци. Кларисса всегда говорила ей, что отец хотел создать нечто значимое. Что же, он сделал это. Палаццо Строцци - выпуклые каменные блоки, красный кирпич, величественные, мраморные колонны с резьбой. И всё же - внутри он выглядел элегантным, уютным. Палаццо Строцци выглядел как дом, который строили для человека любимого, не задумываясь о себе, или своем мнимом величии. Палаццо Строцци - как воспоминания о Клариссе Андерсен. - Я люблю свою мать, - сказала Аврора, когда они с Десмондом прокрались на крышу Палаццо Строцци и смотрели на плывущие, розоватые облака. - Я люблю то место, в котором живу. И наш город я люблю тоже. В Вичи так много зелени, а весной зацветает так много камелий. Но... - Ощущение, будто у тебя никогда не было дома, - продолжил за неё Десмонд. - Ты живешь, тебе нравится твоя жизнь, но ты ощущаешь, будто тебе не хватает чего-то. И это место - твой собственный дом. - Аврора, - сказал Десмонд. - Дом - не постройка на цветущей земле. Дом - он вот здесь. И Десмонд коснулся того места, где билось её сердце. Ты распадаешься - и оказываешься в Испании. Потому что Аврора всегда мечтала побывать в Испании, где-то там, где глубокое синие море, галька на пляже, ракушки, запах йода и соли. Десмонд сначала отказывался. Говорил, что распад - исключительно в пределах страны, не дальше. А когда Аврора требовала объяснений, Десмонд только закрывал глаза и мысленно считал про себя. Иногда его шея краснела. Думай о Флоренции. Думай о Риме. Думай о Новаре. Ты - проводник, Аврора. Только ты задаешь цель, в которой окажешься. Ты распадаешься. Но каждый раз ты возвращаешься обратно и оказываешься в церкви. - А что с Ребеккой и Винсентом? - однажды спросила Аврора. - Ты знаешь, где они сейчас? - Обосновались в Англии, - ответил Десмонд, улыбнувшись. - А Ребекка не слишком хрупкая для Англии? - удивилась Аврора. - Мне казалось, ей бы лучше жить там, где всегда светит солнце. - Ребекка не сильно жалует солнце, - объяснил Десмонд. - Слишком чувствительные глаза, и она сразу покрывается красными пятнами. Если честно, выглядит это смешно - ты бы видела. Они часто говорили о Ребекке и Винсенте. Вспоминали какие-то моменты, разговоры или ситуации, а ситуаций этих можно было пересчитать по пальцам. Хотелось новых ситуаций, да и воспоминаний - тоже. Они не встретились с Ребеккой на следующее утро - и Аврора, вспомнив обо всём, никак это забыть не могла. Хотелось поговорить с Винсентом. Расспросить о том, чем он занимается сейчас, да и вообще, как им там живётся. Хотелось узнать от Ребекки как можно больше - о том, что она использует в своей магии, о том, много ли раз она перерождалась, и видела ли она что-то, кроме бесконечной черноты и холода, пока вновь не перерождалась. Всё было так странно. Всё было так запутано. Но Десмонд был рядом - какая, в сущности, была разница, если было так правильно и спокойно. - Может быть, нам стоит написать им? - как-то раз спросила Аврора. - Ты знаешь, где именно они живут? - Конечно, я знаю, где они живут, - кивнул Десмонд. - Я всё время был с ним, пока ты... - Я поняла, - ответила Аврора. - Так что? Напишем им, пригласим к нам? Здесь есть прекрасные летние дома. Ребекка и Винсент появились на пороге их церкви через месяц. - Десмонд, со всей серьёзностью заявляю, что ты - ужасен, - сразу сказал Винсент, крепко его обнимая. - Додумался же ты отправить нам письмо! Ты же прекрасно знаешь, у тебя был более быстрый способ связаться с нами. - Просто он не хотел оставлять меня одну, - пропела Аврора, выходя из темной ниши. - Почему вы смотрите на меня так, что мне хочется сказать «сюрприз»? - Потому что мы не знали, - ответила Ребекка, подбегая к ней и крепко обнимая. - Мы не знали, что ты выжила! - Прекрати, Ребекка, - ответил Винсент, подходя к Авроре и тепло её обнимая. - Разумеется, мы знали, что совсем скоро увидимся снова. Аврора вопросительно посмотрела на Ребекку, чуть склонив голову. - Разумеется, я знаю, что они могут вытворять такое с истинными, - закатила глаза Ребекка. - Но я не знала, что это случится так скоро, и тем более не представляла, что у Моргана это может получиться. - Морган? - переспросил Винсент. - Подожди, последним же был... Янг, если не ошибаюсь? - Они издеваются, - вздохнув, обречённо сказал Десмонд. - В этом обличие мы виделись, по меньшей мере, два раза. - В этом обличие мы виделись с тобой всего один раз, - отчеканила Ребекка. - И я была уверена, что надолго тебя не хватит. Но я не хочу говорить о тебе. Как тебя зовут теперь, цветочек? - Аврора. Меня зовут Аврора Андерсен. Она ответила, находясь в какой-то прострации, и не понимая, что происходит. Слишком много было информации, и ей хотелось получить более детальные подробности. Десмонд часто перевоплощался? Почему это происходило? И что значит «истинный», о котором все они твердят сто лет. Буквально - сто лет. Тем же вечером Ребекка и Винсент познакомились с её матерью. Летний дом, в котором они обосновались, находился совсем рядом, и Ребекке не составило труда разыграть целый спектакль, чтобы очаровать всех, с кем она успела пообщаться. - Теперь ты можешь приходить к нам, когда душе угодно, - щебетала Ребекка, накладывая пирожных в тарелку Авроре. - Твоя мать души не чает во мне и Винсенте. - Так и есть, - подтвердил Винсент. - Она сказала, что Ребекка - отличный пример для подражания и это именно то, что нужно тебе в твоём возрасте. - В сто шестнадцать лет мне всё ещё необходим пример для подражания? - легкомысленно спросила Аврора. - Ты играешь нечестно, - покачала головой Ребекка. - Считать можно только то время, что ты прожила, а не в каком веке родилась. Даже если у тебя будут тысячи перерождений. - Точно, - подтвердил Десмонд, не обращая внимания, как Аврора выразительно поднимает брови. - Извини, но я на их стороне. Аврора показательно съела два пирожных, не запив их чаем. Ребекка, смотревшая на всё это действо, громко вздохнула и погладила Аврору по голове. - Ох, Десмонд. Она у тебя тепличный цветочек, который застрял в тот самом возрасте шестнадцати. Надейся, что это не продлится всю жизнь. Через месяц Ребекка устала от бесконечного безделья, но на вопрос Винсента, не хочет ли она вернуться в Лондон, ответила категорическим отказом. Спустя ещё полмесяца на одной из улиц Вичи открылась швейная лавка. Много времени не прошло, и Аврора сама не заметила, как устроилась на работу к Ребекке. Поначалу и она, и Винсент, и Десмонд были уверены, что затея провальная. Но скоро оказалось, что Ребекка прекрасно знала, что делает. Простой ремонт, особенно за ту цену, что они брали, требовался везде. Заказы на рабочую одежду тоже поступали исправно. Платья для знатных дам, прекрасно скроенные Ребеккой и дополненные вышивками Авроры, хоть и продавались редко, но уходили за баснословные цены. Всё благодаря летним домам и светским дамам, приезжающих из больших городов. - Я хотела бы шить больше красивых платьев, - как-то раз пожаловалась Ребекка, без сил опускаясь на один из диванов своей гостиной. - Почему бы этим знатным дамам не чесать языками чуть сильнее, чтобы о нас узнало больше народу? - Знатные дамы слишком дорожат своими секретами и индивидуальностью, - пожала плечами Аврора. - Поверь, они не будут распространяться о нас. И это хорошо. - Боишься, что работы будет больше? - весело спросила Ребекка. - Боюсь, что если о нас узнает много народу, нам придётся расширяться, - не согласилась с ней Аврора, перелистывая страницу. - Зачем? Здесь прекрасно, тихо и малолюдно, но денег мы всё равно получаем достаточно. - Ох, Аврора, Ребекка так не умеет, - покачал головой Винсент из своего угла. - Ей нужно, чтобы всё было с огромным размахом, со спектаклем и громкими аплодисментами после. - Гнусная клевета! - возмущенно воскликнула Ребекка, всплеснув руками. - Всё именно так, как ты говорил, - кивнула Аврора, снова утыкаясь в свою книгу. Через час со службы вернулся Десмонд, и Винсенту с Авророй досталось: жаловаться Ребекка умела прекрасно. Театрально, с сильными приукрашиваниями, которые без преувеличения можно было назвать наглой ложью, но даже те, кто прекрасно об этом знал, всегда попадались на удочку. Особенно Десмонд. Аврора сама не заметила, как постепенно, в течение двух лет, они полностью наладили свои жизни, обосновавшись в Вичи. Она и Ребекка по-прежнему работали в швейной лавке, последнее время пытаясь понять, каким способом можно было не расширять производство при возросшем количестве нагрузки. Винсент, неожиданно для всех, увлекся посадкой виноградников и приготовлением домашнего вина. Каждый месяц они сравнивали свою прибыль и тот, кто оказывался в выигрыше, выбирал место для распада. Десмонд все ещё управлял церковью, не смотря на то, что относились к нему по-прежнему с огромным предубеждением. Единственный раз, когда их мирная жизнь нарушилась, произошёл на восемнадцатилетние Авроры. Её отец прислал дочери гувернантку, в письме выражая искреннее соболезнования, что не сделал этого раньше. Так же он интересовался, хватало ли Клариссе денег, не нуждалась ли она и не нуждалась ли его дочь. История закончилась тем, что Кларисса изгнала гувернантку с короткой запиской: с воспитанием своей дочери она прекрасно справлялась, и некто, кто воспитывал отпрысков высшего общества - последнее, что ей было необходимо. Аврора вздохнула с облегчением. К двадцати годам воспоминания столетней давности вернулись к ней в полной мере. И первое, что ей необходимо было сделать - найти Винсента. А Винсента, если его не было дома, всегда можно было найти на плантациях виноградников. Он никогда там не работал, и грубой силой служили его рабочие. Но не контролировать процесс он не мог. - Привет, цветочек, - улыбнулся Винсент, едва её заметив. И тут же поморщился. - Прошу прощения. - Десмонд меня тоже так называет, если забывается, - вздохнула Аврора, махнув рукой. - Не знаешь, почему Ребекка называет меня так настолько часто? - Не имею ни малейшего представления, - развёл руками Винсент. - Я как-то раз спросил, а она отвечать не стала. Ну, да и ладно. Ты что-то хотела спросить? Аврора кивнула, облокотившись на одну из каменных стен небольшого строения. На небе ярко светило солнце, рабочие снимали посевы, плющ обвивал все каменные поверхности, до которых мог дотянуться. Было нестерпимо хорошо, и вопросов, которые тревожили, задавать не хотелось. Но Аврора хотела кое-что узнать. - Когда я ударилась о землю, в тот момент, я вспомнила всё. Всё то, что ты стёр из моей головы. Винсент, зачем ты это сделал? Винсент отвернулся, и всё, что Аврора видела, это его напряженную спину и огненно-рыжие волосы, закрытые полями широкой шляпы. - Это риторический вопрос? - наконец спросил Винсент, и в голосе его слышалась тревожность и что-то, чего Аврора понять не могла. - Или ты действительно не понимаешь, что именно видела? Или считала всё происходящее нормальным? - Конечно, я не считала это нормальным, - с горечью ответила Аврора. - Но я бы справилась. Я знала, что там происходит, знала, что творилось. Я знала, как вёл себя Шварц, и я знаю, что ты не такой же, как он. Возможно, ты преследовал свои цели, и делал что-то, что я бы посчитала аморальным, но... - Причём здесь Шварц? - перебил её Винсент. - Ты же меня слушаешь, да? - слегка разозлилась Аврора. - Я говорю о своих воспоминаниях. О том, что происходило в Копенгагене, в той лечебнице, с теми людьми. Винсент, я знала, что с ними происходит. Меня просто интересует, почему ты это сделал. - А есть предположения? - Есть одно, с учетом того, что я примерно догадываюсь, какой ты человек, - отозвалась Аврора. - Ты просто не хотел оттуда уезжать, да? И ты прекрасно знал, что если я буду осознавать происходящее в полной мере, я захочу уйти оттуда. А у тебя были дела, да и Шварц - единственный, кто точно такой же, как ты. Ты не хотел его терять. Винсент обернулся к ней, сняв шляпу. Он смотрел на неё с улыбкой мягкой, почти какой-то отеческой. Он покачал головой, и аккуратно потрепал её по голове, словно боясь навредить. - Цветочек, - сказал он, и повторил это слово вновь. - Цветочек. Кажется, я примерно понял направление мыслей Ребекки. Но ты не совсем права, Аврора. Ты права в том, что я не хотел бы, чтобы вы уезжали. И ты права в том, что дела у меня там были, и мои помыслы были далеко не так возвышенны, как помыслы Шварца. Но если бы решила уйти - я бы не был против. Я просто хотел, чтобы ты прожила свою жизнь, не думая обо всём, что там случилось. Не обременяя себя. Они порывисто обнялись, и Аврора не знала, кто именно был инициатором объятий: кажется, они потянулись друг к другу одновременно. Когда Аврора отошла, она сказала: - Пообещай мне кое-что. - Что угодно, Аврора. - Больше не при каких обстоятельствах не стирай мне память. Как бы больно, как бы плохо мне не было. Это полностью моя жизнь, мои воспоминания. Все они - мои. Немного поколебавшись, Винсент решительно кивнул: - Это я тебе обещаю.