Ad Interim

- Тебе когда-нибудь доводилось слышать фразу «как тесен мир»? - спросила Блисс сразу же после того, как Кормак взял трубку. На другом конце провода подозрительно молчали. - Кормак? - встревожилась Блисс. - Всё хорошо? - Не понимаю. Я же думаю, - озадачено ответил Кормак на другом конце провода. - Это событие настолько грандиозно, что ты сразу же разучился говорить? Или на две вещи тебя попросту не хватает? - Не смешно, - буркнул Кормак. - А по моему, очень. Объяснишь мне, что происходит? - Помнишь, я говорил тебе, что Блейз помогал мне с телефоном? Так вот, он пытался объяснить мне эту систему около часа, а потом пробормотал что-то про телепатию, и убежал. Как думаешь, что это значило на самом деле? - Вряд ли он имел в виду то, что ты телепатический идиот. В любом случае, спроси у него при встрече, а сейчас мне очень нужна твоя помощь. - Ты же не расплатишься, Бромлей, - тяжело вздохнул Кормак. - О, милый, у тебя случился бы приступ, узнай ты о сумме моего наследства, - доверительно сообщила Блисс. - У меня случается каждый раз, когда я вспоминаю. Но речь идет не о деньгах. - Тогда я весь во внимании. - Мне хотелось бы пошутить о твоей доброте и щедрости, но в голову совсем ничего не приходит, - вздохнула Блисс. - В общем, если снова вернуться к вопросу о тесноте мира. Дело в том, что мне пришлось купить картину... - Решила вложить мои деньги в искусство? - Будем считать, что так. И вложила очень неплохо, кстати. Думаю, лет через десять она будет стоить в два раза дороже, чем сейчас. Только если решишься продать её, умалчивай об одной части легенды, связанной с этой картиной. Честность не всегда идет на пользу делу. - Если упустить тот факт, что картина в будущем достанется мне, - чем я очень тронут, - что конкретно тебе нужно от меня? - Мне нужен кто-то, кто сможет её отреставрировать, - перешла к делу Блисс. - И будет совсем хорошо, если этот человек окажется магом, потому что надпись на обратной стороне картины совсем не пригодна к чтению. Перед покупкой мне дали телефон и имя человека, который мог бы этим занять, но, боюсь, к нему я обратиться не могу. Если, конечно, не хочу встретиться с тем человеком, который реставрирует все картины, которые покупает моя мать. - К вопросу о тесноте мира, полагаю? - Именно о нем, - тяжело вздохнула Блисс. - Постараюсь разузнать как можно скорее, - ответил Кормак и, помолчав несколько секунд, спросил. - Случилось что-то плохое? - С чего ты взял? - Концентрация сарказма и шуточек превышает твой обычный лимит, - пояснил Кормак. - Я заметил, что ты начинаешь так себя вести, когда хочешь не думать о вещах, которые тебя тревожат. Так в чем дело? Ты в порядке? - Нет. Полагаю, что я совсем не в порядке, - наконец ответила она. - Но, если не считать галлюцинаций на яву, всё идет более или менее стабильно. А стабильность - всё, на что я могу сейчас рассчитывать. - Хочешь поговорить об этом? - Нет, я так не думаю. Просто... когда разузнаешь всё, позвони мне сразу же, ладно? - Конечно. Блисс отключила телефон и махнула рукой официанту. - Ещё чашку кофе, пожалуйста. - Минуту. Блисс посмотрела на улицу, на мост и на тихую, темную реку, слабо переливающуюся на едва выглянувшем солнце. Глаза Киллиана Маррея были ярко-голубого цвета, чистого и очень, очень красивого. Но река, которую она там увидела, отличалась от них досконально. Она была темной, причем настолько, что если и Блисс и видела её когда-то, то явно глубокой ночью. Темная, дрожащая, тревожная река. Блисс заправила волосы за уши и пару раз дернула за пряди, пытаясь сосредоточиться. Тот мужчина, с которым она говорила рядом с картиной, кем он был? Обычным человеком, с которым она действительно обсуждала картину, только вовсе не ту, что была на стене? Тогда получается, что всё было реально - всё, кроме самой картины, о которой она... догадалась? Почувствовала? Просто вспомнила и таким образом её разум спроецировал её туда, где её не должно было быть? Ей было страшно. Раньше она понимала, что является реальностью, а что какими-то обрывками из прошлого. Но то, что произошло там, на выставке, не поддавалась никакому объяснению. Она окончательно погрузилась в безумие? Всё, что она находит, является правдой или сплошным бредом? Сейчас ей было бы легче поверить в это, и никакие найденные картины и записи не смогли бы убедить её в обратном. Но мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось. «Вы пожертвуете своими эмоциями, Блисс. Вы будете его помнить, и память эта навсегда останется с вами. Но те эмоции, которые вы испытывали рядом с этим человеком - они сотрутся. Исчезнут так, будто их никогда и не было». «Я хочу, чтобы вы знали - вас ни к чему не принуждают. Этот выбор - полностью ваш. Если вы хотите, то можете сейчас же встать и выйти из кабинета. И мы больше никогда не увидимся с вами. Но позвольте сказать то, о чем вы, возможно, догадываетесь сами - лучше вам не станет. Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось». - Мисс, с вами всё в порядке? - встревоженно спросила официантка. Блисс быстро провела рукой под глазами, судорожно улыбнувшись. - Да, со мной всё хорошо. Спасибо за кофе. Сейчас, вспоминая это, вспоминая тот год и последующие несколько месяцев, отвратительных месяцев, наполненных кошмаром и отвращением к самой себе, она как никогда понимала, что её жизни была наполнена безумием гораздо раньше, чем ей казалось. Но она помнила об этом безумии, она хранила его в памяти, пусть и вытаскивала на поверхность ничтожно редко. И сейчас всё, о чем она могла думать, это о предстоящем выборе. Если она сделает его сейчас, то уже к завтрашнему вечеру сможет узнать, был ли он верен. А если нет - это будет означать лишь, что она не сделала попытки, которая могла бы помочь. «Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось». Блисс устала от этой крутящейся в голове фразы точно так же, как устала от неё ещё в тот год. Она её ненавидела. Ненавидела, потому что знала, что та была слишком правдива. Блисс помнила и ещё кое-что. То, что узнала по чистой случайности и то, чего знать была не должна. Узнав это, она запустила механизм. Теперь лишь оставалось сделать так, чтобы он сделал то, ради чего был предназначен. - Я узнал имена трех реставраторов, все они волшебники, но двое из них предпочитают не распространяться об этом. Один из них сейчас проживает в Дании, ещё один во Франции, и третий - в Англии. Думаю, тебе удобнее будет пойти к первому варианту? - Нет. Мне нужен тот, который проживает во Франции, - быстро ответила Блисс. - Через час у меня самолет. - Вот как, - запнувшись, ответил Кормак. - И куда ты летишь, если не секрет? - В Биарриц. - Там находится что-то интересное? - деланно легкомысленно спросил Кормак. - Кто-то интересный, - тихо поправила его Блисс. - Кормак, сейчас я скажу тебе одну вещь, о который ты, возможно, не догадываешься. Я очень ценю всё, что ты делаешь для меня. И есть вещи, которые мне очень хочется тебе рассказать. Не потому, что я считаю это своего рода платой. А потому, что точно знаю - ты будешь меня слушать. А я, в свою очередь, буду услышана. И я обо всём тебе расскажу, обещаю. Потому что ты заслуживаешь это знать, и заслуживаешь своего рода право выбора. Но сейчас... - Сейчас не время, - серьёзно закончил Кормак. - Я понимаю это. И спасибо. Спасибо, за эти слова. Это действительно важно для меня. Записав адрес и имя, Блисс поблагодарила Кормака и отправилась на стойку регистрации. В Биаррице шел проливной дождь вкупе с мелким снегом. Раскрыв зонт, Блисс добежала до первого в зоне видимости такси и спросила, сколько займет время пути до Марселя. - Если погода не собрала пробки на дороге - то не больше сорока минут, - добродушно ответил таксист. - Если же учитывать их - то около полутора часов. - Тогда не будем терять времени, - сказала Блисс, садясь в машину. - И ещё, у меня будет к вам просьба. Не могли вы подождать меня там, где высадите? Это дело десяти минут. - Думаю, моему счетчику это пойдет только на пользу, - засмеялся таксист. - А куда вас вести потом? - Обратно. - Так не проще ли покончить с делами здесь, а потом ехать в Марсель? - искренне изумился он. Проще? Нет, вовсе не проще. То, как она поступала сейчас, являлось трусостью. Но, пожалуй, она будет потакать этой трусости ещё несколько часов. Сейчас они будут казаться вечностью. А потом уже будут не важны. - Просто я сильно опаздываю, - наконец ответила она. - Девушки часто опаздывают, не так ли? - Не знаю на счет остальных, но относительно себя я часто слышу эту фразу. - И что же вы можете на неё ответить? - Иногда мне кажется, что я опаздываю на целую жизнь. Небольшой антикварный магазинчик, название которого Блисс не удосужилась посмотреть, встретил Блисс слепящим синим светом в глаза. Впрочем, через несколько секунд зеркало, издававшее это свечение, полностью потухло. - Даже не надейтесь, - категорично сказала хрупкая пожилая женщина. - Я уже тридцать лет отказываю вам, а вы всё не уйметесь! Что мне нужно сделать, чтобы вы, наконец, отстали от меня? Умереть? Опять же, не надейтесь. Не надейтесь и всё тут. Блисс почувствовала острый приступ раздражения. - Мадам, при всём уважении, но если вы говорите эту фразу всем своим клиентам, то, поверьте мне, они точно уже ни на что не надеются. Ни на что и никогда в принципе. Несколько секунд женщина стояла, просто смотря на Блисс, после чего достала очки из кармана кардигана и, протерев их, водрузила себе на нос. - Ох, - тихо сказала женщина и внезапно тепло улыбнулась. - Я извиняюсь, но ко мне очень редко заходят маги. А если и заходят, то являются лишь пройдохами из магической ассоциации искусства. Им, видите ли, всегда не хватает реставраторов и оценщиков. На протяжении тридцати лет указываю им путь в такие места, которые добропорядочная женщина вроде меня не должна знать вовсе, но каждый раз они умудряются оттуда возвращаться. Блисс громко рассмеялась, окончательно расслабившись. Воистину, если бы она была чуть более нормальной, чем сейчас, то в будущем стала очень похожей на эту пожилую леди. - Так какая у вас проблема, мадмуазель? - Оставьте, зовите меня... Барбарой. - В таком случае, вы можете звать меня Жаклин, - рассмеялась она. - Никогда не любила эти формальности. Давайте посмотрим, что тут у вас. Жаклин бережно сняла упаковку с картины и восхищенно посмотрела на неё. - Какая же красота. Думаю, если смотреть на неё издалека, то картина станет ещё более понятной. Это дом, если я правильно понимаю? - Да, вы правы. У вас очень хорошо наметан глаз. - После стольких то лет, - тихо рассмеялась Жаклин. - Но я не понимаю, что именно вы хотите отреставрировать. Даже рама превосходно сохранилась, если это, конечно, именно та, в которой работа была изначально. - Я хотела отреставрировать не саму картину, - ответила Блисс, переворачивая холст. - А вот это. Видите? Если я правильно понимаю, здесь должно быть что-то написано. Возможно ли восстановить это? Жаклин внимательно осмотрела расплывшиеся символы, после чего облегченно кивнула. - Сделаю это без проблем. Думаю, мне даже не придется использовать магию, так как единственное повреждение, нанесенное картине, является временем. И то, слишком уж незначительным. В каком веке она была написана? - В восемнадцатом, если верить документам. Так когда я могу зайти за ней? - Думаю, к завтрашнему дню она будет готова. Приходите после двенадцати. Забрав квитанцию и ещё раз поблагодарив Жаклин, Блисс побежала к такси. - Вы уверены, что дали мне правильный адрес? - с сомнением спросил таксист, пытаясь найти место парковки. - Более чем. Блисс стояла рядом с небольшим зданием, не в силах сдвинуться с места. Острое чувство дежа вю скрутило её, и на несколько секунд ей показалось, что именно сейчас всё и закончится - она упадет прямо здесь и просто задохнется, не в силах сделать вдох. Через какое-то время её отпустило. Она понимала, что будет дышать и рваться вперед до тех пор, пока не выяснит правду. И в этом ей поможет психологический центр доктора Франца. Она надеялась на это. Блисс зашла в уютный холл клиники, осторожно ступая по начищенному до блеска мраморному полу. В те времена, когда она приходила сюда каждый, то всегда смотрела на него и думала, использует ли доктор Франц магию, чтобы держать полы в таком идеально чистом состоянии. Однажды она даже спросила его об этом, а он ответил, что цвет чайной розы очень капризен, и без магии тут не обойдешься. Доктор Франц любил магию и то, кем он являлся, но свою работу и осознание того, что может помогать людям обычным, любил всё же больше. - Здравствуйте, мадмуазель. Во сколько у вас назначен прием? - Я не записана на прием, - ответила Блисс. - Но мне очень нужно увидеться со своим лечащем врачом. - Как зовут вашего доктора? - Ламбер Франц. Ресепсионист удивленно на неё посмотрела. - Вы уверены, что проводите сеансы именно с доктором Францом? Насколько я знаю, сейчас за ним числятся только три пациента. - Я бывший пациент. Я наблюдалась у доктора Франца более года тому назад, но сейчас мне нужно встретиться с ним. Просто скажите, что к нему пришла, - на секунду Блисс запнулась. - Блисс Бромлей. К нему пришла Блисс Бромлей. - Подождите в кресле, мадмуазель, - улыбнулась девушка. Ламбер Франц не заставил себя ждать. Судя по его запыхавшемуся виду и бисеринкам пота на седых висках, он едва ли бежал к ней через всю больницу. Ну, по крайне мере так, как может бежать мужчина, справивший шестой десяток лет и не расстающийся с пачкой сигарет. Впрочем, даже злоупотребление табаком не мешало выглядеть доктору Францу на десять лет моложе своего возраста. - Блисс, - потрясенно выдохнул он. - Сказать, что я удивлен, значит не сказать ничего. - Я пока что тоже не совсем всё понимаю, - криво улыбнулась Блисс. - Франц, нам нужно с вами поговорить. - Да. Да, разумеется, Блисс, - горячо ответил Франц. - Патриция, дорогая, перенеси сегодняшний сеанс с одной нашей мадам на завтра. Ты знаешь, с какой. Франц провел Блисс в кабинет, сразу же убежав колдовать над чаем. Блисс осмотрелась, снова погружаясь в воспоминания. Всё тот же пол цвета чайной розы, светлые кожаные кресла, мебель красного дерева и множество хрустальных предметов, начиная от обычных роз и заканчивая целым макетом леса. - Держите, Блисс. А ещё чай с красным перцем. Конечно, куда же без него. - Так о чем вы хотели поговорить со мной? - спросил доктор Франц, усаживаясь напротив неё. - Надеюсь, вам больше не снятся кошмары? Они прошли у вас в первую неделю, и это было... - Нет, доктор Франц. Мне не снятся кошмары, - оборвала его Блисс. В кабине воцарилось молчание. - Блисс, позвольте задать вопрос, - осторожно начал доктор Франц, но снова был перебит: - Знают ли мои родители, что я сейчас здесь? Нет. Вы, должно быть, в курсе, что в Хогвартсе каникулы начались два дня назад. Так вот, мои родители свято уверены, что все каникулы я проведу у своей подруги. А я же, в свою очередь, даже не появлялась у неё дома. Первым делом я отправилась в Копенгаген. А потом сразу же к вам. - Почему вы рассказываете мне это? - наконец спросил Франц. - Неужели вы не боитесь, что я сейчас же позвоню вашему отцу? Клянусь, я уже готов сделать это. - Почему я рассказываю вам это? - переспросила Блисс. - Потому, что надеюсь на вашу помощь. На самом деле, мне всё равно, позвоните ли вы моему отцу, моей матери, президенту Англии. Если вы не поможете мне сейчас, то мне будет ровным счетом всё равно на всё остальное. Но прежде, чем окончательно вас напугать, я скажу, что пойму вас, если вы действительно решите мне отказать. Правда, пойму. И не буду делать никаких глупостей, останусь в вашем кабинете, допью этот чай и буду дожидаться отца, который примчится сюда сразу же после вашего звонка. Франц замолчал, сосредоточенно вертя в руках чашку с чаем. - Полагаю, я имею права задать вам несколько вопросов. - Конечно, доктор. Сейчас прав на вопросы у вас больше всех. Франц поставил кружку на стол и внимательно посмотрел на Блисс. - Начнем с главного вопроса - как часто вы думаете о нем? - Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Возможно, я пойму это, если вы ответите на мой - должна ли я его забывать? - Я не совсем понял суть вопроса. - Приведу вам простой пример, доктор Франц, - невесело усмехнулась Блисс. - Совсем недавно, на квиддичном поле я размышляла о том, что никогда ни кого к себе не подпускала в плане романтическом. Я свято уверена в этом несколько дней, а потом вспоминаю о нем. В следующие дни я точно знаю, что никогда не была влюблена настолько сильно, насколько... неважно. А после я снова вспоминаю о его существовании. Если углубиться чуть дальше - то на ум приходит моя окончательная поездка на самолете из Франции в Англию. Тогда я думала об ужасных вещах, которые произошли в моей жизни. Знаете, как сам факт, что со мной произошло что-то ужасное. Но ни разу в голове не всплыло его лицо. И так постоянно. Я могу вспоминать прошлое, могу часами думать о том, что у меня есть тайна - но он, его образ, и воспоминания открываются мне спустя дни или недели. Иногда я даже верю в то, что мои родители действительно переехали из-за своих нелепых традиций и бизнеса, а не из-за меня. Скажите, доктор, когда я принимала то зелье, когда вы гипнотизировали меня, вы знали, что может случиться такое? Должно ли оно было случиться? Должна ли я была забывать его? - Нет, - твердо ответил Франц. - Единственное, что должно было исчезнуть, это все эмоции, которые вы испытывали к этому человеку. Больше ничего. Да и потом, то, о чем вы мне сейчас рассказываете, не укладывается в моей голове. С вашей... - Гипертимезией. - Да. С ней у вас вряд ли будет шанс забыть важную информацию. И то, что произошло с вами тогда... вы не могли забыть при всём желании. - Но у меня не было желания забывать, Франц, - тихо ответила Блисс. - И я не хочу забывать. По правде говоря, мне нужно вспомнить. Я не знаю, как объяснить, насколько много мне нужно вспомнить. - Так чего же вы хотите от меня, Блисс? Зачем вы прошли? - осторожно спросил Франц. После продолжительного молчания Блисс посмотрела ему в глаза и сказала: - Я хотела попросить вас о выбросе. *** Выброс. Она не должна была знать об этом. Не должна была знать о значении слова, или забыть его сразу же, как только услышала. Подслушала. - Вы хотите сказать, что ничего не сможет разрушить вашего эффекта? - Я уверен в этом. И, если позволите, ваша идея с переездом - слишком сильная перестраховка. - Не позволю, - резко ответил Филипп Бромлей, и в его голосе слышалась неприкрытая злость. - Слишком сильная перестраховка в чем? В душевном спокойствии моей дочери? В её умственной и физической безопасности? - Она пыталась навредить себе? - Нет, не пыталась. Но она каждую ночь ходит на то чертово место, и бог знает, сколько сидит там. Как-то раз мы не сразу смогли найти место, в котором она спряталась. А когда нашли, то было подумали, что она замерзла до смерти. Филипп замолчал. - У вас нет дочери, и с вашей семьей не случалось того, что случилось с нами, но вы тоже отец. Вы должны понимать, что если с моей девочкой случится что-то, я никогда не прощу себе этого, я умру. И сейчас я спрашиваю вас в последний раз - уверены ли вы, что эффект зелья и гипноза ничего не сможет нарушить? - Ничего... кроме непосредственного специального вмешательства. - Поясните, будьте любезны. - Этому нет научного термина, но я называю данный вид вмешательства в подсознание отдельно взятого индивидуума выбросом. Выброс основывается на введении в организм специального набора препаратов, заклинаний и гипноза одновременно. Вся комбинация создает раскол в установленном барьере, таким образом возвращая объект в первичное состояние. Но, если возвратиться к теме, почему у выброса нет научного термина, и, поверьте мне, никогда не будет. Потому что этот метод создал я. Никто в этом мире больше не способен на подобное. Несколько минут в кабинете молчали. - Пообещайте мне одну вещь. Никогда, не при каких обстоятельствах, моя дочь не должна снова пережить подобное. - Боюсь, я не в праве... - Обещайте мне, - тихо сказал Филипп. Все, кто хоть немного знал его, понимали, насколько сейчас взбешен этот человек. - Я обещаю вам. *** - Вы подслушивали, верно? - бесцветно спросил Франц. - Не знаю, поверите ли вы мне, но я всё скажу, что не хотела этого. - Я верю вам, Блисс, - устало откликнулся Франц. - Но это не отменяет того факта, что я не могу. Вы же помните моё обещание, не правда ли? - Конечно, я помню. Вы обещали моему отцу, что я больше никогда не переживу подобное. Но... вы когда-нибудь прислушивались к своему шестому чувству? - Думаю, я делаю это чаще, чем нужно. - Пожалуй, я тоже. И знаете, что оно мне говорит? Что я больше не переживу подобного никогда. Но, если не узнаю то, что скрывается за этим барьером, со мной может произойти нечто гораздо хуже. Пожалуйста, хотя бы на минуту, представьте себе, что я чувствовала тогда. А теперь подумайте, что со мной случится, если произойдут вещи ещё более ужасные. Франц, прошу вас, помогите мне. Дайте мне остановить эту приливную волну, пока не стало слишком поздно. - И вы хотите, чтобы я помог вам без объяснений причин, без чего-то, что могло бы меня убедить в том, что вам действительно это необходимо? - Да. Мне очень жаль, Франц, но именно этого я и хочу. Когда Франц заговорил снова, Блисс показалось, что прошло несколько часов. - Приходите ко мне завтра, - сказал он. - Часа в три, если вас не затруднит. Думаю, к тому моменту я окончательно приму решение. - Разумеется, - сказала Блисс, вставая с кресла. - До завтра, доктор Франц. В дверях она остановилась и повернулась к нему: - Я хотела бы сказать ещё кое-что. В начале нашей встречи вы спросили, почему я рассказываю вам всё это. - А вы ответили, что вам нужна моя помощь. - Да, так и есть. Но, знаете, думаю я нашла бы человека, который был бы в силах мне помочь, и при этом не имел никаких связей с моими родителями. Вы думаете, что это невозможно, но я нашла бы. Вы даже не представляете, насколько я упряма. - О, поверьте мне, я представляю это, как никто другой. - Что же, значит, вы знаете меня лучше, чем я думала. Но я хотела сказать вот что. Весь сегодняшний день я только и делала, что думала о той фразе, которую вы повторяли мне на протяжении нескольких месяцев наших с вами сеансов. Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось. О, как сильно я ненавидела за эти слова, которые вы повторяли каждый раз, снова и снова. Знаете, когда моя ненависть исчезла? На нашем последнем сеансе. Тогда, когда я приняла решение, потому что так было бы лучше для меня. Но ненавидеть я перестала вас ещё до процедуры. В тот момент, когда вы сказали, что у меня есть выбор, и что я могу встать и уйти, я твердо знала, что могу это сделать. И что тогда никакие уговоры моей матери и угрозы моего отца не подействуют на вас. Потому что единственный человек, чье решение вы бы приняли, была лишь я. - И всё же вы согласились на процедуру. - Да, согласилась. Потому что мимолетное легче - не всегда лучше, помните? Тогда я жертвовала своими эмоциями. А сейчас я жертвую своим спокойствие ради их возвращения. Я не хочу, чтобы они вернулись, я не хочу испытывать то, что испытала тогда. Мне бы так было гораздо легче. - Мы с вами оба знает, что последует за этой фразой. - Ну конечно. - Я доверяю вам. - Простите? - опешил Франц. - К настоящему ответу на вопрос, почему я рассказала вам всё, что могла. Почему я пришла к вам. В тот момент, когда вы предоставили мне выбор, я стала вам доверять. Блисс печально улыбнулась. - Ещё раз до завтра. Он ей так и не ответил. После их разговора Блисс вернулась в Марсель, и заселившись в первом же отеле, который увидела, уснула крепким сном без сновидений. - Мне удалось полностью восстановить запись, - сказала Жаклин сразу же, как увидела Блисс. - И кое-что ещё. - Там было что-то ещё? - нахмурилась Блисс. - Да, - кивнула Жаклин. - Непосредственно на самой картине. Художник целенаправленно использовал красную краску, чтобы выделить этот момент, но со временем она стала бурой. Мне стало интересно, вот и пришлось немного... поколдовать. Вот ваша картина, а ещё я взяла на себя право переписать всё, что было на ней, на бумагу. Те, кто писал на ней, имели просто ужасные подчерки. Блисс удивленно посмотрела на неё: - Почему вы уверены, что записи на картине принадлежат разным людям? - Но это же очевидно! - сказала Жаклин вещь вовсе для Блисс не очевидную. - Если смотреть на ту запись, что находится на обратной стороне картины, складывается ощущение, что её писали... не один день. Слишком много деформаций и сильных нажатий карандаша, а иногда и наоборот, штрихи были едва заметны. - По легенде художник, написавший эту работу, был слепым. - Это можно рассмотреть как один из вариантов. - А вторая надпись? Та, что сделана краской? - Написана очень быстро и размашисто, по одной линии. Вот, видите, если посмотреть под этим углом... - Да, конечно, - быстро сказала Блисс. Последнее время её просто преследовали безмерно увлекающиеся люди. - Спасибо вам, Жаклин. Вы очень мне помогли. - Это всего лишь моя работа, - добродушно ответила Жаклин. - В любом случае, я была рада работать с такой картиной. Кем бы ни был этот Стефа̀н, талантом его природа не обделила. Блисс уже хотела открыть дверь, но внезапно остановилась. - Вы назвали его Стефа̀н? Почему не Стѐфан? - Потому что, если верить восстановленным записям, этот человек проживал в Болгарии. И, если он родился в этой же стране, то ударение нужно ставить на второй слог. Но это лишь мое предположение, ничего более. - Да. Точно. Ещё раз спасибо вам. Сев в такси, Блисс дотронулась до листка, в котором были все переведенные записи, но, подумав, отложила его. Сейчас она не хотела знать, что там написано. Если у неё появится ещё одна зацепка, она, не раздумывая, ухватится за неё. Ей так не хотелось рушить барьер, так не хотелось переживать всё заново. Хотелось, чтобы мимолетное легче... а, к черту. Блисс хотелось выжечь эту фразу из своей головы. Ламбер Франц провел Блисс в свой кабинет и всё, что он делал последние пять минут, лишь вертел в руках чашку. - Если с минуты на минуту явится мой отец, то лучше скажите мне сейчас. Могу повторить ещё раз - я никуда не убегу. Не то, чтобы Блисс действительно в это верила. Сегодня - нет. - Думаю, ваш отец явится сюда только в том случае, если за то время, что мы с ним не виделись, научился телепатически определять ваше местонахождение. - С учетом того, что у многих из моего окружения проблемы с... телепатией, вряд ли это возможно. - Камень в чей-то огород? - Как всегда при наших беседах. - Да, этого я не забыл. Франц сцепил руки в замок и глубоко вздохнул. - Блисс, вы позволите задать вам личный вопрос? - Думаю, у меня нет выбора. - Не надо так. В этом кабинете у вас всегда будет выбор, - покачал головой Франц. - Вчера вы сказали, что никогда не были влюблены настолько сильно, насколько вы влюблены сейчас. Вы не договорили, но ведь именно это вы и хотели сказать, правда? - Да. - Ответьте мне - вы в отношениях с этим человеком? Вы чувствуете к нему хотя бы половину того, что чувствовали к... - Нет! - воскликнула Блисс, продолжив тише. - Нет, не произносите его имя. Блисс опустила голову, сжав ладони. - Чувствую ли я к нему половину того, что чувствовала когда-то? Но я не знаю, что я чувствовала к... нему. Ведь на это все мы и рассчитывали, верно? Что я забуду, какие эмоции и чувства он у меня вызывал? Я и забыла. Забыла, и не прошло и полугода, как я влюбилась снова. Чувствую ли я вину за это? Нет. Я рада, что процедура подействовала, я действительно была рада, когда всё прекратилось. - Но вы всё ещё не хотите слышать его имя. - Да. Потому что когда я слышу его имя, кое-что всё-таки случается. Мне становится больно. Становится так больно, что я не могу дышать. В этом чувстве нет примесей воспоминаний, радости, счастья, или незначительных обид. Только боль и всепоглощающее чувство вины. - Не знаю, говорил ли я, но мне так жаль, что с вами это случилось. - Нет, не говорили. Но я была этому рада. - Вернемся к вопросу о человеке, в которого вы влюблены сейчас. Если не сравнивать, что вы чувствуете к нему? - Могу ли я сказать, что он моя первая любовь? - просто ответила Блисс. - Потому что именно так я и чувствую. Я никогда не испытывала того, что испытываю рядом с ним, а даже если и просто не помню - к черту это. К черту всё, пока он рядом, пока я могу думать, что он самый прекрасный человек в мире, а в следующую секунду испытывать желание прибить его чем-то тяжелым. Он... в чем-то он сильно несчастен, не может доверять людям и в каждом действии ищет подвох. - Вы когда-нибудь думали, что хотите его изменить? - Изменить кого-то? Нет, я никогда не думала об этом. Он прекрасен сам по себе, со своим характером, замашками, словами. Потому что даже с ними он хороший человек. Хорошие люди всегда остаются такими, как бы сильно не старались это скрывать. - А с вами? Он скрывается с вами? - Нет. Мы можем не скрываться рядом друг с другом. Поэтому он мне нравится. Нравится то, что он может сделать счастливой меня. А я, в свою очередь, его. А ещё я думаю вот о чем - я просто очень сильно в него влюблена. Несмотря на все первопричины, действия и ситуации. Франц снял очки, и, сложив их в карман халата, встал из-за стола. - Я согласен, Блисс. Я, должно быть, тронулся умом, раз всё ещё не позвонил вашему отцу и делать этого не собираюсь, но я согласен помочь вам с выбросом. - Спасибо вам, - только и смогла ответить Блисс. - Но пообещайте мне одну вещь. От начала и до конца выброса думайте, цепляйтесь за того человека, с которым вы сейчас. Не позволяйте пропадать его образу из вашей головы. Сосредоточьтесь на нем и не отпускайте. Если вы всё сделаете верно, то эмоции, которые вернутся к вам, не причинят никакого вреда. И если так и будет, то всё, что случится сегодня, будет направлено лишь на то, чтобы лишь оказать вам помощь. - Я обещаю. Комната, в которую привел её Франц, мало чем отличалась от кабинета дантиста. Блисс села в кресло и вытянула ноги, закатывая рукава свитера. - Напомните, вы не боитесь иголок? - Нет, всё будет хорошо. Это было спорное утверждение, но, в конце концов, от иголок ей действительно не могло стать плохо. Если бы это было самой большой проблемой в её жизни. Кажется, Блисс даже смогла задремать, потому что когда проснулась и посмотрела на свои руки, её немного замутило. По две иглы в каждой руке. Две на внутреннем сгибе локтей, две в запястьях. - Вы готовы, Блисс? Вы уверены, что мы должны продолжить? - Уверена. Можете начинать, доктор. Над ухом слабо запищали датчики. - Смотрите на меня, - сказал Франц, внимательно глядя ей в глаза. - Отлично. А теперь переводите взгляд на маятник. Медленно. Круглый металлический шарик на цепочке, знакомый Блисс ещё с прошлой жизни, мирно покачивался на уровне подбородка Франца. - Теперь снова смотрите мне в глаза. Хорошо. Какого цвета мои глаза, Блисс? - Карие. - Хорошо. Снова смотрите на маятник. Теперь снова на меня. Какого цвета мои глаза? Его глаза были светло-зеленого цвета. Когда Блисс увидела эти глаза в первый раз, то сказала... «- Вы в порядке? - Да. Просто... ваши глаза. Они напоминают спелый крыжовник. У вас очень красивые глаза. - Кажется, вы всё же ударились головой». Она упала с лестницы, как только увидела его. Кажется, это своего рода традиция, ведь с Малфоем она познакомилась, когда тоже упала. А он её поймал. - Блисс, какого цвета мои глаза? У него были серые глаза, которые застыли в одном выражении и смотрели в пустоту. Но она видела, сколько жизни и неудержимости скрываются за ними на самом деле. Все возвращалось. Все воспоминания, которые казались не значащими внимания, словно их и не было вовсе, начали обретать поразительную силу. « - Никогда не видел, чтобы кто-то так эпично летел с лестницы. - О, так вам понравилось? Знаете, я могла бы повторить. Только в этот раз вы меня поймаете. Как вам такая идея? - Филипп, у нашей дочери шок. Её нужно немедленно отвести в больницу». « - Почему пончики? - Ну, во всех фильмах все полицейские постоянно пьют кофе и едят пончики. - Крутые полицейские так себя не ведут. - Именно поэтому я принесла вам пончики! - Вы нарываетесь, мадмуазель! - Надеюсь, не на ваш пистолет?» Тогда он рассмеялся и сказал ей, что её шуточки станут его погибелью. Его улыбка была самым прекрасным, что она видела в своей жизни. А видела она её очень часто. Когда улыбался Малфой, ей казалось, что ад покрывался льдом. Но в те моменты ей было всё равно. Потому что он улыбался, и она служила этому причиной. Какой же счастливой делало её это. Воспоминания, которые казались блеклой открыткой, начали проступать с пугающей четкостью. Водовороты, вихри, целый год её жизни выстраивался в голове как заново отстроенный карточный домик. Но ей нужно было идти дальше. Ей нужно было идти сквозь этот год, сквозь всё, что произошло, чтобы ей стало легче. Чтобы она смогла попасть к доктору Францу, чтобы он смог помочь ей, чтобы она переехала в другую страну и встретила Драко Малфоя. Потому что прошлого она изменить не могла. А двигаться вперёд, чтобы попытаться спасти своё будущее - на это она была способна. «Она каждый день ходит на то чертово место». Почему она не помнит это? Она должна помнить всё. О каком месте говорил её отец? «Чертово место». Место, с которого всё началось. Место, на котором всё и закончилось. Датчики запищали сильнее, и Блисс выгнуло на кресле в длинной судороге. После этого она отключилась. Когда она пришла в себя, то чувствовала себя прекрасно. Тело слушалось её, голова не болела, а эмоции, которые она обрела вновь, просто бережно хранились в её памяти. Спустя полтора года остались лишь безграничная теплота и горькая злость. А ещё она испытала то, о чем раньше даже никогда не задумывалась. Месть. Как только Блисс найдёт того, кто сделал это с её близким человеком, она убьет его. И даже если потом она будет жалеть об этом всю свою жизнь, в тот момент ей будет всё равно. Потому что теперь она поняла то, чего не могла понять всё это время. Белые нити. Насколько же всё было ими сшито, и насколько сильно она их игнорировала. - Доктор, - осторожно позвала она Франца, который спал в кресле рядом с её кроватью. - Доктор Франц! Франц встрепенулся и протер глаза. - Надолго я отключилась? - Я сразу же привел вас в чувство, - успокоил её Франц. - Но, как только вы пришли в себя, то сразу же заснули. Пришлось перенести вас сюда. - И сколько я спала? Франц бегло посмотрел на часы. - Около четырнадцати часов. - О мой бог. Сколько сейчас времени? - Почти шесть утра. Вы уже купили билет обратно? Блисс на секунду запнулась: - Я... нет. Я хотела купить билет сразу же, как только закончу с выбросом. А теперь оказалось, что место, которое я должна посетить сейчас, находится всего в пяти часах езды. Франц посмотрел на неё со смесью грусти и понимая. - Вы хотите сказать... - Да. Я должна вернуться в Салон-де-Прованс.