Ведьмины сказки

Он приходит к жрецу и взывает, почти молясь: «Вот тебе камень, вот перья, вот кожа и кровь моя; Вот осколки от сердца из самой моей груди. Забирай это, жрец, и в чащобищу уходи. Сделай там зелье, всесильный и безотказный яд, А потом из шершавой пригоршни им напои меня. Не нужна черемша и мята, пусть же на дне руки Плавают мерзкие слизни и склизкие червяки. Я не достоин большего, ведь страха слепой оскал Вижу всегда в бесстрастном я серебре зеркал. Из них на меня взирает не человек, а зверь. Зелье свари, шаман, мне и зверя внутри убей. Жрец потирает в пальцах бусы из клыков лис. «Ну же, не стой у входа, ты проходи, садись. Вот черемша и мята, вот теплый огонь костра, Вот в нем трещит, сгорая, ноябрьская листва. Вон в небе реет сокол, вон где-то вдали скала… Слушай, видал ли, путник, в чащобище зеркала? Звери не видят боле, чем отраженья трав В тихих затонных водах под сенью моих дубрав. Ты забери обратно осколки ушедших дней, Домой возвратись на рассвете и все зеркала разбей. И впредь гляди, путник, только, а то не ровен час, В преданные глубины любящих чистых глаз.»