***
Чжиын возвращается с прогулки, когда ее отец просит разрешения поговорить с ней. Девушка на мгновение чувствует себя неуверенно, но потом кивает и идет следом на кухню. Эмили ей ободряюще улыбается из зала, где читает Каю книжку. Она думает, о чем хочет поговорить отец. Возможно, разговор пойдет про университет, ведь девушка так и не определилась с выбором в Торонто. Сколько бы Эмили не предлагала варианты, Чжиын оставалась довольно равнодушной, пожимая плечами. Ей было все равно, где придется учиться через месяц. — Присаживайся, Чжиын-и, — мужчина мягко улыбается ей, указывая на стул напротив себя. И брюнетка садится аккуратно на самый краешек, отчего-то вспоминая прошлое. Когда-то ее вот также вызывала мать и разговаривала с ней об ухудшении ее отметок и падении общего балла. Чжиын держала спину всегда выпрямленной, а руки лежали на коленях, сжимая их. Ей много чего хотелось сказать тогда, но она не позволяла себе перебивать родителей. Это было так давно, словно в прошлой жизни. До появления в ее жизни рваных джинсов, клетчатых рубашек и больших толстовок. До изрезанных запястий и синяков с кровоподтеками на ребрах, разбитых в кровь губах и коротких волос. До одних наушников на двоих, ласковых прикосновений и сладких поцелуев, стащенных футболок на несколько размеров больше и чужой зубной щетки в ванной. Это было так давно, что Чжиын почти не может вспомнить это. — Что-то произошло, отец? Она смотрит на своего отца и замечает, как сильно тот устал за последние недели. Как бы мужчина не старался проводить время дома с семьей, ему приходится слишком много работать. И Чжиын немного жаль Кая, ведь она тоже прошла через это все. Но мальчишка всегда улыбается и отвечает, что ничего страшного, ведь папа старается ради них. А девушка не может понять, откуда в этом маленьком ребенке столе веры и понимания. Чжиын не знает, как поверить в слова отца, постоянно повторяющего, что она тоже такой была. Ли Квансу вздыхает и отпивает из чашки свой травяной чай, успокаивающий нервы. У него складка меж бровей почти никогда не исчезает, а карие глаза заволочены усталостью. Он говорит, что через пару недель станет легче, и Эмили это подтверждает. Но Чжиын замечает, что ее отец вовсе не молодеет. Такой ритм жизни может его вообще добить, однако девушка продолжает отмалчиваться. — Я думал, что поступаю верно, забирая тебя в Торонто, — говорит мужчина, отставляя чашку в сторону, — вот только ты здесь несчастна. — Мне просто непривычно, — Чжиын сама не понимает, почему пытается оспорить его заявление. — Я привыкну, и все наладится, вот увидишь. — Это казалось правильным, ведь я так хотел дать тебе дом, — он улыбается, немного кривя губы. — Считал, что время все разрешит. Но ты продолжаешь тосковать, пытаясь скрыть от нас свои слезы. Эмили права. Очевидно, что твое сердце не будет спокойно ни через неделю, ни через месяц. — Что ты хочешь этим сказать? — Чжиын чувствует себя непонятно, словно ее система жизнеобеспечения перезагружается. Ее отец смотрит на нее ласково и нежно, но с толикой грусти. Он протягивает к ней руку, накрывая ее ладонь, и сжимает крепко. Хватка почти такая же, как она помнила из детства. Такое забытое чувство, от которого сердце в тиски сжимается. — Я даже представить себе не мог этого, — продолжает говорить мужчина, улыбаясь. — Я хотел дать тебе дом, но так опоздал со своим предложением, ведь ты его уже обрела в одном человеке. — Чонгук, — шепотом срывается с губ Чжиын, и она пытается сморгнуть набежавшие слезы. — Ты так сильно его любишь, милая, а потому ты должна вернуться домой. Ты всегда можешь навестить нас на своих каникулах. На самом деле, вы оба можете приехать. Но Чжиын почти не слышит его последующие слова, слишком ошарашенная. Сердце бешено стучит в ее грудной клетке, а на лице растягивается немного глупая улыбка. Она любит Чонгука. Она любит его. И теперь пустота внутри объясняется так просто. Все ее чувства, которые она испытывала к этому парнишке, изменившему ее жизнь с помощью простых черных наушников, наконец, получили свое название. Девушка поднимает свои глаза на отца, не обращая внимания на слезы, стекающие по ее лицу. Она все равно улыбается облегченно и счастливо, ведь мучавшие ее сомнения и вопросы получили свой ответ. — Я люблю Чонгука, папа, — шепчет Чжиын, и ее глаза блестят так, как давно не блестели. — Я люблю его. — Я рад, что ты это поняла, — смеется мужчина, а потом удивляется, когда Чжиын вскакивает с места и подходит к нему, крепко обнимая и шепча тихое «спасибо, папа». Чжиын много плачет в тот вечер, но она ощущает себя такой свободной и счастливой, как никогда до этого. Билет до Сеула покупается на ближайший же рейс. И она возвращается домой.***
Когда Чонгук тем вечером возвращается домой после подработки в книжном магазине на углу, то он мечтает о постели. Парень пытается полностью погрузится в работе, чтобы не оставлять себе время на размышления. Но возвращаясь в пустую квартиру каждый вечер, он не может избежать воспоминаний. Сколько бы раз родители или хены не приглашали его к себе, Чонгук никак не мог оставить это место. Это был дом. И, кажется, что все это понимали, не настаивая. Чонгук вставляет ключ в дверной замок, но начинает хмуриться, осознавая, что дверь не заперта. Однако позже парень вспоминает, что запасной комплект имеется у Сокджина, а потому списывает на то, что внутри его ждут хены. Видимо, те решили убедиться, что он еще жив и питается нормальной едой. Поэтому Чонгук спокойно заходит в квартиру, скидывая кеды на пороге и стягивая с себя ветровку. Он копошится в своем рюкзаке, когда слышит позади себя легкую и довольно знакомую поступь. Что-то явно ощущается совсем иначе в воздухе, но парень сильно устал, чтобы обращать внимания на мелочи. Его больше интересуют потерявшийся в рюкзаке бумажник. Он ворчит себе под нос, ожидая, когда хен скажет уже хоть что-то. — Джин-хен, я скоро буду на кухне, не обязательно стоять за моей спиной, — проворчал Чонгук, раздраженно опуская рюкзак и возвращаясь к ветровке, чтобы проверить карман и найти там потерявшийся бумажник. — Джин-хен, ну я же сказал… Парень поворачивается назад и буквально начинает кашлять из-за того, что поперхнулся воздухом. Откашлявшись, он смотрит расширившимися глазами на человека перед собой, боясь за собственное психическое состояние. Ведь так не бывает. — Добро пожаловать домой, Чонгуки, — и нет, это вовсе не глюк, ведь голос звучит также тихо и ласково, как несколько недель назад. — Ты здесь, — Чонгук произносит это вопросительно, словно сомневаясь в увиденном, и протягивает к ней руку. — Ты здесь прямо сейчас. Чжиын тихо смеется, но ловит его руку, переплетая их пальцы. Она улыбается, но по щекам все равно прослеживают свой путь блестящие дорожки слез. И тогда Чонгук не выдерживает. Он тянет ее на себя, крепко обнимая за плечи одной рукой, а второй аккуратно стирает ее слезы. Ему хочется попросить ее не плакать, но парень даже собственные эмоции контролировать не может. Чжиын находится в его объятьях. Изменившаяся, но все еще родная и незабываемая. И Чонгук не сдерживает себя, осыпая ее лицо поцелуями. Он не оставляет без внимания ни ее щеки, ни скулы, ни лоб, ни нос, ни уголки губ, оставляя поцелуи по всему лицу. Прижимается своим лбом с ее лбом и роняет слезы на ее щеки. Ему не стыдно за проявление эмоций, ведь он боялся, что потерял ее навсегда. — Но почему? — он даже договорить не может, но Чжиын его понимает. Как это было и раньше, когда Чонгук молчал. — Потому что ты — мой дом, — отвечает девушка, касаясь пальцами его скул. — Потому что я хочу провести с тобой еще множество дней и ночей вместе. Хочу ходить за продуктами каждые выходные, устраивать киномарафоны по пятницам, засыпать в твоих объятьях, готовить ужины и завтраки, а по субботам посещать твоих родителей. Она замолкает и придвигается к нему ближе, вставая на носочки. Ее дыхание обжигает его губы, а карие глаза встречаются с его темным взглядом. И в ней искренности столько, что Чонгуку хочется зажмуриться, а потом смотреть пристальнее, впитывая каждую эмоцию. — Я люблю тебя, Чон Чонгук.И она целует его нежно и трепетно, как в первый самый раз. Чжиын целует Чонгука и ощущает, как все ее трещины затягиваются окончательно, и как тело наполняет потрясающее чувство, говорящее ей, что она дома.