Monster

Красные пятна, желтые пятна, синие и зеленые. Я не могла открыть глаза. Боялась. Все звуки словно издалека доносились до меня, обрывки слов, фраз. Наконец, с трудом разлепив веки, я огляделась вокруг. Пустая палата, к запястью присоединена капельница, и жутко болит горло. Я попыталась прикоснуться к коже, но тут же отдёрнула руку. Все пылало. Я поднялась на постели, пытаясь собраться с силами. Чанёль. Его имя и лицо вспыхнули в моем сознании ярким пламенем. На мне была лишь больничная пижама, поэтому я огляделась вокруг в поисках своей одежды. Прошедшие события показались мне настолько далекими, нереальными и дикими, что на долю секунды я засомневалась в их подлинности, но мое травмированное горло буквально "кричало" об обратном. На тумбе около кровати лежал мой телефон. Экран был исцарапан, но все еще работал и...белый конверт. Полная дурных предчувствий я вытащила сложенный вдвое белоснежный лист бумаги. Красивыми иероглифами было выведено "죄송합니다. 사랑해요" Я не умею ни читать, ни писать по–корейски, так что мне понадобится время, чтобы разобраться с запиской. Пока что я должна найти Чанёля. На стуле лежали мои вещи. Я надела их, хоть они и были в ужасном состоянии. За окном было темно, и шел мелкий дождик. В коридоре было тихо, только где–то слышался шум приборов. Я набрала номер Чанёля. Недоступен. Номер Сехуна – недоступен. Да что происходит?! Я начинала паниковать. Опираясь о стену, я нашла приемное отделение. Ко мне выбежала молодая медсестра. Та самая, что флиртовала с Сехуном. –Вы проснулись! Вам пока нельзя вставать! –Г...,–голос мой сорвался, точнее то, что от него осталось. –Берегите горло, вы повредили связки,–медсестра взяла меня под руку и повела обратно в палату. –Где они?–просипела я. Словно в самое нутро мне залили расплавленный свинец. –Вашим друзьям оказали первую помощь, и они ушли,–медсестра заметно покраснела,–так же забрали того господина. –Не может быть,–я замотала головой. –Да, так и есть. С ними была полиция, и они отказались от помощи. –Они в порядке?–сердце колотилось как сумасшедшее. –Да, только молодой человек, ну тот что с красными волосами, выглядел не очень хорошо. –Вот же!–разозлилась я. –А господин О был в порядке,–при упоминании Сехуна медсестра раскраснелась. Ох уж этот Сехун. –Мне тоже надо...,–я не договорила, голос сорвался, горло словно раздирали на части. –Лучше остаться тут, утром придет доктор, и вас выпишет, если захотите. Я понимала, что время уходит. Мне было страшнее, чем когда либо. Ночь я не сомкнула глаз, смотрела то на дверь, то в потолок, то в окно. Ждала, что вот–вот, вот сейчас, еще через десять минут войдет Чанёль, скажет что все хорошо. Я пыталась расшифровать что же написано на записке, но у меня не хватает навыков и терпения. Так, в тщетных попытках разобраться что к чему, пришел рассвет, а с ним и надежда на лучшее. Около восьми утра пришел врач, и по моей настоятельной просьбе, оформил выписку. К счастью и каким–то чудом, мой велосипед оказался припаркованным рядом с больницей, и уже к десяти я была рядом с домом. Бросив велосипед, я побежала к дому Чанёля. Я постучала в дверь. Прошла минута. Еще одна. Ответа не последовало. Я колотила в дверь около пятнадцати минут. Тишина. На меня странно озирались немногочисленные прохожие и соседи, но я не чувствовала себя странно, скорее растеряно, потеряно, и одиноко. Внезапно ослабев, я поплелась домой, нащупав под карнизом ключ, вошла в пустой и холодный дом. Хотелось как можно скорее смыть с себя больничный запах. Он словно преследовал меня по пятам. Наконец, когда я стала пахнуть собой и гелем для душа, я смогла немного отдохнуть. Прилив адреналина прошел, и бессонная ночь дала о себе знать. Незаметно для себя я провалилась в тяжелый, глубокий сон. Прошло не меньше семи часов, прежде чем меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Прямо в пижаме и с растрепанной головой я рванулась к двери. Это Чанёль. Точно он. Но все мои надежды рухнули, как только щелкнул замок. На пороге стоял незнакомый усатый дяденька в полицейской форме. Он назвал мое имя, фамилию, и стал уточнять все подробности вчерашнего происшествия. Я старалась припомнить все точно, но один вопрос не давал мне сосредоточиться. –Простите, а мои друзья, что с ними? Вы их арестовали?–не выдержала я. –Господин Пак Чанёль и его отец, а так же господин О Сехун, отправились в Сеул. Для выяснения всех подробностей этого события. Дело было направлено в один из участков Сеула, название которого я не в силах повторить. От вас мне требуются показания и больше ничего. Против вас наша полиция ничего не имеет, вы в этом деле скорее жертва. –В Сеул,–бормотала я, пропустив все то, что полицейский глворил после. Покончив со всеми формальностями и бумажками, он ушел. Чанёль уехал в Сеул. Разгребать ту кашу, которая заварилась тут. Он не зашел ко мне, не позвонил, не попрощался. Почему? Оставил записку, которую я не могу прочитать. Я чувствовала, как внутри меня растет огромная дыра, сквозь которую дует ледяной ветер приближающейся зимы. Я бесчисленное число раз набирала номер Чанёля, оставляя голосовые сообщения с просьбой перезвонить. Мне дали больничный, и все мое время занимало наблюдение за улицей. Я как Хатико ждала того, кто больше не придет. Шло время, а легче не становилось. Прошла неделя, две, три, месяц, два...тишина. Звенящая, пугающая тишина. Я не плакала, просто замкнулась. Вздрагивала от каждого звонка телефона, в дверь. Поэтому в итоге поставила всю свою жизнь на режим "не беспокоить". После зимней сессии, нам дали каникулы. К Рождеству вернулся отец, и мы как обычно встретили праздник. Я молчала о том, что произошло со мной за время его полугодового отпуска. Все прошло, я почти не пострадала, тогда к чему постфактум ему портить нервы. С тех пор, как уехал Чанёль, я не притрагивалась к его записке, и по чистой случайности, в наш университет приехал профессор кафедры восточной лингвистики. Я взяла с собой нетронутый, аккуратно сложенный листок и попросила перевести. –Здесь написано "Я сожалею. Я люблю тебя",– улыбаясь сказал профессор. –Спасибо,–поблагодарила я и поклонилась. Профессор был удивлен таким выражением благодарности от меня. –Вижу, вам знаки восточный этикет,–профессор похлопал меня по плечу. Я вымученно улыбнулась, и чуть ли не бегом выбежала из аудитории, прижимая к груди листок. Он сожалеет, ое любит меня. Почему не возвращается?! Я выбежала на улицу в распахнутое пальто. Двор был пуст, и не в силах чтоять я оручтилась на колени в хрустящий снег. Январь в этом году выдался на редкость морозным. Следы всех прошедших месяцев катились по щекам, боль разрывала грудь, и черная дыра внутри почти поглотила меня. –Умереть захотела?!–рука легла на мою голову. Я медленно подниму глаза. Эльфийские уши из–под шапки, черные грустные глаза полные беспокойства. –Чанёль,–едва дыша прошептала я. –Ну что за несносная девчонка!–Чанёль опустился на колени рядом со мной, и снял с себя шапку. Копна ярко алых волос словно взрыв на фоне белоснежной зимы. Чанёль натянул на меня шапку. Он смотрел мне в глаза. Смотрел и молчал. В его взгляде было столько страха, что я не выдержала и просто рухнула в его объятья и громко расплакалась. Очень крепко он прижимал меня к себе, гладил по спине, пока я хоть чуть –чуть не успокоилась. –Залезай,–Чанёль подставил спину, и я не в силах идти, неуклюже забралась на нее. Всю дорогу на нас смотрели как на психов, а мне было плевать, ведь мы и есть сумасшедшие. Мы быстро дошли до ближайшей кофейни. Там было тепло, уютно и пахло выпечкой. Гирлянды еще не сняли после нового года, и было ощущение праздника. Ми сидели друг напротив друга. Чанёль протянул ко мне руку, и я с радость вручила ему свои заледеневшие пальцы. Я не решалась смотреть ему в глаза, а все –таки рискнув, увидела в них слезы. –Прости, что оставил тебя вот так. Одну. Ты нуждалась во мне, ты ждала меня, я знаю, потому что меня тянуло к тебе с такой силой, что я едва мог ходить, думать и дышать. Я потеря свой телефон, не мог найти твой номер, прости. Когда мы вернулись в Сеул, нам с отцом пришлось долго разбираться с этим делом. Был суд, несколько слушаний. Отца не обвиняли, но как свидетель он был нужен, как и я, и Сехун. После окончания слушаний я поместил отца в реабилитационный центр, он будет в порядке. Когда он поправит здоровье, то вернется домой и будет жить как нормальный человек. Мы крепко погрязли в этом, и я хотел предстать перед тобой чистым, без этого груза. Ты настрадалась из–за меня, я сделаю все что смогу, чтобы ты меня простила. Чанёль склонил голову, и слеза упала на чистую скатерть. –Я боялась, что с тобой, отцом и Сехуном что–то нехорошее могло произойти. Я каждый день смотрела в окно, я постоянно смотрела на экран телефона, никогда не выключала его, все ждала, что ты позвонишь. Я думала, что ты забыл меня, и только сейчас смогла прочесть твою записку. Ты ни в чем не виноват. Забота об отце должна быть вперед всех дел, но я так скучала по тебе, думала что умру, я и не знала, что может быть так плохо без человека, которого ты знаешь так мало. Чанёль сел рядом со мной, прижимая меня к груди, и его волшебный ни на что не похожий аромат окутал меня словно теплый плед. –Я больше не уйду, если только ты позволишь мне, монстру с кучей недостатков быть рядом,–прошептал Чанёль. –Да, обожаю монстров,–я впервые за долгое время смогла улыбнуться, и дыра внутри меня медленно сократилась. Едва я это произнесла, Чанёль впился жадным поцелуем в мои истосковавшиеся по нему губы. Мы забыли где мы, кто мы, каких мы национальностей, вероисповеданий, социальных слоев. Мы это мы. Монстры, красавицы, чудовища, обычные люди с трудностями, проблемами и большой любовью.