Если бросил - то не возвращайся

***

— Уолкера Такуми и Уэстон Мэй! Или, уже, быть более верным: Уолкер Такуми и Мэй! Произошло то, что многие ждаи с нетерпением: дома Уолкеров и Уэстонов создали союз, основаный на браке двух юных наследников. У Мисаки потерялся пол под ногами. Она не падала, но не чувствовала пола. По телу пробежал маленький холодок, который с каждым шагом становился холоднее. Сердце начало бешено биться чаще. Голова стала жутко болеть. Коленки трясутся. Бокал, который девушка держала вот-вот треснет от напряжения ее ладоней. Слезы, вот-вот хлынут. Дыхание вот-вот оборвется Боль, от осознания того, что тот кому верил, предал. Бросил. Растоптал. Это не детское предательство, а нож в спину. А как известно, глубокие раны заживают, очень болезненно, но заживают. Но также оставляют шрам на всю жизнь. Иногда шрамы бывают настолько уродливыми, что они просто портят жизнь человеку. Кошки скребли, а даже не так, раздирали несчастную, но такую честную душу девушки. Это вовсе не игра, а жизнь. Ничего нельзя перезапустить, нельзя загрузить последнее сохранение. Не жизнь, а одна боль. У девушки было ощущение которое невозможно передать. Она никому не нужна. Больше никому. Она может спокойно сдохнуть? Кому будет до этого дело? КОМУ БУДЕТ ДЕЛО? ХА, И ПРАВДА НИКОМУ. ОНА НИКОМУ НЕ НУЖНА «почему бы не сдохнуть сейчас, никому ненужной, глупой-глупой-глупой-глупой девочкоц?» — думала девушка. — Мисаки, ты в порядке? — Сзади подошел Тора, легко взяв девушку за локоть левой рукой. — Может, пойдем? Ты выглядишь плохо. — А я должна радоваться? — Девушка говорила тихо, но разборчиво. — Я должна, блять, радоваться, когда меня предал, близкий мне человек? Я должна просто улыбаться? Мне все время врали… и я… — Она набрала воздух и продолжила: и я только об этом узнала, спустя 3 года. Три. Мать. Его. Года. Ты это понимаешь? Мне. Все время. Врали. Всегда.Я. Жила. Во лжи. Что сейчас мне мешает его убить, за то что он меня обманывал? И шалаву ту, которая наверняка знает про шашни со мной. Гнида. Все время, девушка говорила тихо, разборчиво, спокойно. Ее голос не разу не дрогнул. Она ниразу не сделала запинки.Она говорила настолько тихо, что было ощущение что она шептала. Однако, Тора хорошо ее слышал. Пока он ее держал, та даже не выкручивалась. Наверное, со стороны выглядило жутко. Вокруг ребят, наверное, была темная аура. Мисаки была зла. Даже слов не найдется чтобы описать ее состояние. Но, когда одному человку плохо — другой радуется. Не то чтобы Игараши было приятно наблюдать сею картину: ему было приятно осознание того, что самая большая и неприятная проблема его, да и ее, жизни ушла сама. Теперь ничего не мешает действовать. — Боюсь, в таком состоянии с тобой точно что-то случится. Лучше отправляйся в номер. — Парень отвернулся. Увидев недалеко от них Рину, которая в уголке тихо переживала, он ее позвал. — Отведи Мисс Аюдзаву в ее номер, она плохо себя чувствует. Если то, что происходило в душе — описать словами нельзя было, но то что снаружи — проще простого. У девушки побледнело лицо. Руки были ледяными, и немного тряслись. Глаза, будто стеклянные, смотрели на бокал, который она держала в ледяных руках. Само тело дрожало. — Мисаки, — Рина не смотрела на хозяина, что бы тот ей ничего не сказал. Ну что поделаешь, ведь они договорились обращатся к друг другу по имени! — Пройдем, видно из-за нервов, вы… ты начала плохо себя чувствовать. Девушки вышли из залы. Желтоволосый непоколебимо стоял у стола с напитками. Парень нервничал, ибо всё шло по плану — однако очень рискованному плану. Парень откинул голову назад и выдохнул. С этим камнем на душе он будет жить вечность. Когда-то, он расскажет Мисаки про то, что знал что ждёт ее здесь. Когда-то тогда, когда она поймет что с ним ей лучше, чем с ним. Летая в раздумьях он обратил внимание на пшеничную шевелюру, которая находилась прямо напротив желтоволосого. — Надо же подойти, спасибо сказать. — Пробормотал Тора и направился к Уолкеру. Не успел парень подойти к тому, как он ушел на балкон, на котором было мало людей, однако он выходил на самую видную точку во дворе. Балкон был красив, мраморные большие колонны, которые были обвиты цветущими растениями. От стен отдавал холод, однако на улице было тепло, и этот холод придавал лишь комфорт. Игараши подошёл к Такуми сзади, последний же, не обратил внимания, и облокотившись на перила смотрел в даль. Тора подошёл и принял такую же позу. На его лице играла злорадская улыбка. Ему даже ничего говорить не нужно. Он уже победил. Хеппи энд. — Доволен, ублюдок? — Прошептал Уолкер. Этот голос вывел Игараши из транса победы. — Что, прости? Наш женишек что-то рассказывает, наверное… хм… про свою новоспеченную невесту! Ну что, раскажи какая она. — Начал говорить Тора. — Да заткнись. Ты не выиграл. Возможно, сейчас ты думаешь, что победа в твоих руках, однако всё только начинается. — Не успел договорить Такуми. — Игра уже закончилась. И ты в ней проиграл. Мне не нужно твои слёзные речи, ты прекрасно знал, что проигравшим будешь ты, а я буду плескаться в лучах победы. Так что, закрой свой рот, и прими то, что ты, будучи наследником крупного дома, такого же как и моего — идиот, который проиграл сейчас, и будет проигрывать всегда. Ведь таким как ты, нету места в обществе. — Игараши сказал это, даже не смотрев, на своего собеседника. Уолкер же, смотрел в пол. Пряди его волос прикрывали лицо. Лицо толи, боли и грусти, толи ярости. Но нам не узнать, никому не узнать что он чувствовал тогда. — Да ты сам никечемный! Раз лучше меня, то зачем привел ее сюда? Разве так любящий парень поступает со своей возлюбленной? Ты же даже сейчас не с ней, когда ей так нужна помощь. — Боже, прости. Не хотел ранить твои чувства, женишочек. Однако не тебе судить что должен делать любящий парень. Кажется ты бросил ее, причем по сообщению, да еще и в другой страну смотался, до которой больше полутысячи километров. Проиграл, Уолкер. Смирись. — Парень обернулся, и облокотился об перила уже спиной. Скрестив руки на груди, он с такой же улыбкой сказал. — Хотя ты проиграл скорее как Усуи, а твои будущие проигрыши под фамилией Уолкер ждут тебя. Прощай и удачной свадьбы, хах! И он ушёл, оставляя Такуми в собственных мыслях.

***

— М-мисаки? Б-б-б-боже, что с тобой? Ты вся в слезах! — Рина обернула к себе лицом Мисаки, в чьих глазах читалась боль.