... Да взойдет над нами новое Солнце!

— Ох, князюшка, горе — то какое! Ох, беда — напасть на Русь — матушку свалилась! — маленький пухлый старичок не самой приятной наружности, с клочковатой бородой, легкой залысиной на голове, но с ясными, ещё молодцеватыми глазами, от взгляда которых многих до сих пор становилось не по себе, суетился вокруг только что прибывшего к нему царского опричника. — Полно тебе, Пахом, — одернул старика мужчина лет тридцати, слезая с коня, -Плох был наш государь последние деньки, а ты, старая шельма, и пальцем не пошевелил, чтобы спасти его. Признайся, чёрт, приезжал к тебе князь Гецаев за снадобьем лечебным, да ты, пёс, отказал ему? Старик, к горлу которого опричник в порыве гнева приставил саблю, испугался. Соврать бы, да себе дороже выйдет: чувствовал Паниковский, дьявольское отродье, когда лгали ему. Вот и сейчас смотрит на старого колдуна так, словно глазами своими синими дыры прожечь в нем желает, да челюсти сжимает, что делает его и без того явные скулы ещё заметнее. «Говаривают, что у меня взгляд демона, ан нет, у князюшки — то поубийственнее будет», — подумал про себя Пахом, а в слух же проговорил: — Господь с тобой, Алексей Анатольевич, да разве я пошел бы против нашего великого царя Петра? Ох, да что ж мы на улице беседуем? Уваж, батюшка, старика, пройди в мою скромную обитель, да оттрапезничай со мной. Сам знаешь, что за чаркой водки и разговор иначе складывается. Усмехнулся князь, но приглашение принял. Старый колдун явно что — то скрывал, и не помешало бы узнать, что именно. Как знать, вдруг именно он приложил руку к тому, чтобы на трон взошел новый государь? Петр, безусловно, был отличным правителем для государства, но в последнее время его политика не устраивала многих. Беспредел опричников, бесконечные войны — ну кто же будет этого долго терпеть? Да ещё и князь Миткевич — Далецкий, сбежавший в Литву, « подливал масла в огонь» своими «разоблачениями» царской власти. Алексей Анатольевич был далеко не дурак и прекрасно понимал, что смена власти, в первую очередь, отразится на опричнине. Новый государь, Александр Олегович, жаловал больше земских, поэтому, стало быть, настанет теперь их время. И вдовствующая царица Надежда Эдуардовна не поможет. Князь, с грустью наблюдая за тем, как старый колдун отдавал распоряжения своей помощнице, невысокой девушке Ангелине, думал о своей невеселой участи. — Не печалься, княже, — Пахом присел напротив Паниковского, — Найдем мы способ, как сохранить высокое положение вашей братии. Принесшая трапезу Ангелина внимательно прислушивалась к разговору двух мужчин. Девице не терпелось поделиться своей идеей, да вот только не знала, как отреагируют на её слова. Боялась она Паниковского до ужаса, не так прост был князь, как хотел казаться, да и гневить его не стоило. А уж к дедушке она привыкла — покричал бы за то, что глупости несет, да на том бы и успокоился. — Эх, легко тебе говорить, Пахом, — князь опрокинул в себя первую чарку, — А нам теперь себя спасать нужно. Боярам — то чего, они как крысы, к любым условиям приспособятся. А вот опричной дружине худо теперь придется. Вон кравчего нашего, сына боярина Высоцкого, уже заменили на некого княженка из рода Турчиных. Видал я его, старый, пару раз. Ну баба бабой! Разве что в летнике бабьем по трапезной не разгуливает. Глазища свои сурьмой подведет, да улыбается так, что аж тошно становится. Да чёрт с ним, с княженком этим проклятущим, не в этом дело. Кто следующим будет? Кому стоит забыть о спокойных днях? Сомневаюсь я, Пахом, что Денис Станиславович — то живым останется. Как пить дать, думный боярин Сафронов оговорит его и обвинит в заговоре против государя. Он на парнишку давно зуб имеет. — Да, Лексей Анатольевич, тяжела ситуация, — колдун понимающе взглянул на опричника, — Но не кручинься раньше времени, придумаю я что — нибудь, подсоблю тебе. А вот воеводу вашего, Романа Лексеевича, ты всё — таки предупреди, чтобы впредь аккуратнее был. Ему следующему быть… Паниковский тяжело вздохнул. Не нравилась князю эта ситуация, и то, что к колдуну пришлось обратиться, тоже не нравилось. Но одному ему не справиться. Как только начало на улице темнеть, царский опричник покинул избу старого колдуна и его внучки, отправляясь в Александровскую слободу.

***

В Александровскую слободу прибыл князь как раз к вечернему богослужению и трапезе. Сменив дорожный кафтан на опричные одежды и отдав конюху Антону распоряжение позаботиться о лошади, Паниковский направился в церковь. — Здрав будь, келарь — отец! — поприветствовал присоединившегося к службе князя Гецаев. — И тебе не хворать, Тимур* Константинович, — Паниковский встал рядом с князей, и, оглянувшись, тихо проговорил, — Еду я от нашего с тобой старого друга, от Пахома. Ничего хорошего не ждет нас, княже. Плохи дела наши. Старик тот ещё смутьян, и будь другая ситуация, я бы не спешил ему доверять, но тут придется отказаться ото всех своих подозрений, да принять помощь. — Полно тебе, Лексей Анатольевич, — вмешался в разговор воевода Роман Алексеевич, сын покойного боярина Фада, — Проклятый мельник не единственный кудесник, кто помощь оказать может. Вот слыхивал я не так давно, будто бы женушка царского писаря Бойкова, Виктория, ворожит тайно. Многие наши девки к ней бегают погадать да будущее свое узнать. Дочка князя Шатунова, Василиса, и вовсе снадобье приворотное умоляла её сварить, да только Виктория с такой бранью девку со двора прогнала, что над ней потешаются теперь. — Твоя правда, Роман Лексеевич, ведьма у Бойкова жена, — подтвердил князь Гецаев правдивость слов воеводы, — Только вот на сносях она, и не занимается ворожбой. Впрочем, не она одна такова: опальная супруга изменщика Миткевича — Далецкого, Татьяна Иванова Ларина, говаривают, тоже кое — что умеет. Да и царица наша, матушка Надежда Эдуардовна, слыхивал, чёрною магией владеет. Только вот не помогут они нам: Кащей**, как только властью царской завладел, приказал стражникам посадить их в темницу. Как и кравчего нашего бывшего. Казнить через три дня будут… Пёс старый, Сафронов, оговорил их. Ну, Господь судья ему. Поток этой информации заметно омрачил келаря. Продвигаясь сквозь толпу опричников ближе к царю, Паниковский в памяти перебирал имена тех кудесников, кого он знал ещё. Вспомнился знахарь Алёшка из рода Похабовых, но князь имел с ним в последнее время напряженные отношения, да и в опале он отныне, скорее всего. Новый государь, видать, на всех приближенных царя Петра имел зуб, другого объяснения этим многочисленных арестам и казням князь Алексей не находил. Мерзкая картина предстала перед опричником: юный, похожий на девушку, кравчий, сидел в ногах у высокого молодого мужчины в наглухо застегнутых чёрных одеждах, имевшего вид весьма болезненный. Тут же рядом и рыжий Сафронов, пропади он пропадом, сразу же заметивший приближавшегося к ним Паниковского. — Что — то ты, Алексей свет Анатольевич, невесел, — думный боярин достаточно громко обратился к опричнику, заставляя царя и кравчего обернуться, — Али дома у тебя что стряслось? — Твоими молитвами, Сергей Владимирович, все живы — здоровы, — Паниковский скрипнул зубами, что вызвало у смазливого кравчего полную презрения гримассу. — Смотри, Алёшка, — угрожающе прошептал Сафронов, поглаживая одной рукой свою бороду, а другою перебирал чётки, — Узнаю, что замышляешь что — то, лишишься головы в канун Рождества, это я тебе обещаю. Остаток службы прошел куда спокойнее. Князь Паниковский хотел было переговорить со священником, отцом Максимом, но тот быстро был уведен на трапезу царем Александром Олеговичем.

***

— Мне тут одна прехорошенькая птичка нащебетала, — начал за трапезой разговор боярин Иван Шабанов, — Мол, завтра у нас два значимых события намечаются. Перво — наперво, князь Платонов из дипломатической поездки возвращается. Сколько его там, два года не было? — Два с половиной, — уточнил воевода, — Эх, не знает Никита Юрьевич, куда возвращается. А что ещё завтра за событие? — Невесту нашему государю везут, заморскую, — Шабанов похабно улыбнулся, — Огонь — девка, говорят, и собою уж очень хороша. — Чужие девки, Ивашка, нас интересовать не должны, — отрезал князь Тимур, — Да и что эти бабы заморские? Вот Софьюшка моя всем бабам баба! И внешне без изъянов, и характер такой, что ух, коня на ходу остановит! Боярин хотел возразить князю, но замер, в ужасе глядя в сторону государева стола. Навстречу ему, легкой походкой, словно лебедь по озеру плывет, шел Никита, юный кравчий с ликом девушки, неся в руках чарку с медовухой. — Иван — ста, государь наш жалует тебя чашею с царского стола, — слащавым голосом протянул мальчишка, а сам все глаза на князя Паниковского продал, — Прими, уваж кормильца нашего! Шабанов поднялся из — за стола, поклонился царю до пола, только после этого приняв чарку из рук кравчего и осушил её за два глотка. Несколько мгновений — и тело боярина замертво упало на пол. — Отравили — таки, собаки, — тихо прошептал князь Виктор Голунов, задумчиво глядя в спину удаляющегося Турчина, — Скольких этот содомит проклятый по приказу нашего нового Ирода людей перетравит? Возвращался Паниковский домой после трапезы с тяжелыми мыслями. Старый мельник прав: нет им жития при это государе. Нужно что — то делать. К колдуну соваться пока что не стоит, но и без кудесника здесь не обойтись. Думая о том, что помощь знахаря Похабова тут не помешает и нужно наведаться к нему с утра, князь не заметил, как уснул.