Под рождественскими огнями.

Я люблю истории, которые красиво написаны. Я всегда любил историю Кая и Герды. Не смотря на всю её драматичность, она является самой блистательной на моей памяти, и я всегда буду возвращаться к ней своими мыслями, потому что она так много дала мне. Сначала, когда я прочитал её впервые, сидя в своей комнате, я не понимал, как это Герда могла так самоотверженно бросаться на помощь Каю, преодолевая все препятствия на своём пути, и как мог Кай так слепо следовать красоте Снежной Королевы, позабыв обо всём прекрасном, что у них было с Гердой. Я правда не понимал, но это не делало книгу плохой в моём представлении. Я перечитывал её не только потому, что хотел понять, я перечитывал, потому что обжал это красивейшее повествование. Из года в год я жил с этой сказкой в своём сердце: знакомился с новыми людьми, переходил из одного класса в другой, получал хорошие оценки и плохие, но продолжал хранить в сердце одну красивую историю о Кае и Герде. И я осознал, что понимание, отвергнутого моим сознанием в более ранние годы, посетило меня тогда, когда я сам оказался в подобной ситуации, чуть изменённой, очень трудной, но, в итоге, самой красиво составленной. И я попытаюсь рассказать её, по максимуму сохранив изначальный лоск, и передать каждую частичку тех чувств, которые захлёстывали меня стремительно и беспощадно. С самого детства рядом со мной находилась одна замечательная девочка. Она всегда была моей подругой. Мы часто проводили вечера друг у друга в гостях. Мои родители считали её членом нашей семьи, а её бабушка всегда пекла для нас самые вкусные печенья. Темы для наших разговоров никогда не иссякали, а с возрастом лишь многократно умножались. Я не чувствовал скуки, когда мы находились рядом, не чувствовал отдаления, когда, случалось, мы не разговаривали несколько дней, по причине моего или её отъезда за город к родственникам. И у нас, как и у Кая с Гердой было кое-что общее. Не кусты роз. У нас это были огни гирлянд. Нам разрешали наряжать ёлку так, как мы захотим, и сначала дерево наряжалось в моём доме, а потом мы шли к ней. Её бабушка уже ждала нас, подогревая молоко и раскладывала на тарелке печения. Родители подруги часто разъезжали по различным городам, но с ребёнком пребывали в исключительно тёплых отношениях, как и со мной. Так вот, мы наряжали ёлку в её доме, заранее выбирали день, и могли приступить к этому занятию даже в середине ноября. И после увлекательной процедуры мы расстилали под деревцем тёплое покрывало и садились, вооружившись стаканом молока и тарелкой вкусностей, выключали свет и звали бабушку. Она всегда рассказывала интересные истории, и мы с упоением слушали их. Это продолжалось из года в год. Правда, ничего не менялось. И в девять лет, и в одиннадцать, и в тринадцать, и в пятнадцать — мы наряжали сначала ёлку у меня, а потом шли к Мэри. Бабушка, по прежнему, пекла печения, но молоко заменилось вкуснейшим чаем, и её истории закончились, потому что она просто уходила к соседям, оставляя нас двоих наедине, приговаривая о том, что пора бы уже нам написать свою историю. И мы мечтали. Выбирали страны, в которые обязательно поедем вместе, составляли целый список дел, которые совершим в течение месяца и писали письма родственникам, домашним питомцам, и даже друг другу. Это, пожалуй, самые яркие воспоминания, связанные с Мэри, на моей памяти. И самое важное — это всё происходило под мерцанием ярких огней. Иногда мне стоило взглянуть на любую гирлянду, и в памяти возобновлялся один из наших разговоров о чудесах, сказках, мечтах и обо всём волшебном. Это лишь начало нашей красивой истории. Она начиналась так трепетно и нежно, что иногда я ощущал лёгкие приятные покалывания на кончиках пальцев. Снежная Королева ворвалась в мою жизнь внезапно. Она считалась самой красивой девочкой нашего класса. В девятом классе было не так много красивых девочек, поэтому Сара выделялась. Но я же знал, что самая красивая во всех смыслах этого слова всегда была, есть и будет — моя подруга. Но тогда я забыл обо всём. Смотрел на кружево ЕЁ завитых локонов, провожал взглядом, и сердце замерло. Её улыбка попала в поле моего зрения, словно чёртова льдинка. Я позабыл обо всём, а она лишь улыбалась, увлекая в свой холодный и тусклый мир, сжимая моё горячее сердце своими ледяными руками, не переставая улыбаться. Я подчинялся ей, словно ребёнок, словно мне не пятнадцать лет, а пять; словно она не обычная девушка, которая младше меня на два месяца, а кто-то важный, как моя мама. Наши разговоры с Мэри сводились к минимуму. Мне казалось совершенно абсурдным, что она осуждает Сару за лицемерие и использование меня ради своей выгоды. Я был так зол на свою подругу и совершенно не хотел с ней разговаривать. Потом стало лишь хуже — я пересел к Саре, оставив Мэри одну за партой; я сделал своей девушке милую открытку, на которую она отреагировала безразличием, но не сделал ничего для своей подруги; и я даже не сразу заметил приближение рождества, потому что… потому что МЫ не наряжали ёлку, не вешали гирлянды, не говорили весь вечер, сидя под рождественскими огнями. Огни в моём мире стали бледными, а сердце замёрзло. Я понимал, что всё рушится, что кубики, с которыми я радостно играл раньше — сделаны изо льда, а Снежная Королева в облике Сары — не такая красивая, как это показалось мне сначала. Я желал остановить этот разрушительный процесс, но не знал как. Однажды после уроков Мэри спросила меня, не хочу ли я прийти к ней, чтобы нарядить ёлку. Она давала мне шанс, давала мне спасительную нить. После всех моих высказываний в её адрес, она расчищала для меня дорогу к освобождению, а я заметал её своим вихрем, в придачу, завалив снегом и подругу. Я сказал, что иду к Саре и прошёл мимо Мэри. Родителей моей девушки не было дома, когда мы пришли. В просторной гостиной я увидел огромную ёлку, украшенную прекрасными шарами разных размеров. Я подошёл ближе, пока Сара мыла руки, и, к своему удивлению, не увидел гирлянды. Нет, мне не показалось, на ёлке не было тех волшебных огней, которые так часто согревали моё сердце зимой, и воспоминания о которых, грели моё сердце весной, летом и осенью. — Сара, — призвал я. — Почему на ёлке нет гирлянды? — Не люблю эти мерцающие огни, — прокричала она с кухни. — В глазах рябит, когда смотрю долго. — Разве это не волшебно? — Пф-ф-ф… волшебство? О чём ты вообще, Гарри? Это всё глупости, а гирлянда слишком много тратит электричества. Можно включить фонарик на телефоне при необходимости. Я замолчал, пытаясь перейти на сторону Сары, но не мог. Я закрыл глаза и представил мерцание гирлянды, любой гирлянды. Картинки всплывали в памяти поочерёдно, и я уже видел гирлянду на ёлке в доме моей подруги. Следуя хронологии воспоминаний, я увидел нас двоих, сидящих под ёлкой. И я услышал разговор, два голоса, мой и её, мы говорили о путешествии в Лапландию. Голоса из прошлого звучали так громко, будто пытаясь спасти самих себя, пока они окончательно не превратились в пустой шёпот, не несущий в себе, ровным счётом, ничего. Я тряхнул головой. Моему сердцу никогда не было так больно. — Гарри, ты в порядке? — когда я открыл глаза, увидел Сару. Оглядывая её, наткнулся на полу выпитую бутылку коньяка. — Это ещё что такое? — Родители придут через два часа. Они не заметят, — она пыталась заманить меня, но я увеличивал расстояние между нами со скоростью геометрической прогрессии, мысленно. — Что ты несёшь? — я качал головой, глядя в эти холодные глаза. — Тебе пятнадцать лет, Сара! — И что? — Думаешь, это круто — пить в пятнадцать лет? Думаешь, что ты таким образом поднимаешь себе планку? Что ты творишь вообще?! — я отошёл на несколько шагов, теперь физически увеличив между нами расстояние. Моё сердце выстукивало дикий ритм, будто его внезапно разбудили после продолжительного сна, и моё сердце болело, плохо справляясь с этим ритмом. Глаза наполнились слезами, что являлось признаком оттаявшего сердца. — Думаешь, это круто — мечтать о волшебстве до сих пор? — девушка саркастично вскинула бровью. Я лишь покачал головой. Я выбежал из её дома и направился к дому Мэри. Я бежал изо всех сил. На улице мела метель, будто Снежная Королева яростно прятала правильную дорогу, пуская мне снежную пыль в глаза. Но я найду правильную дорогу, ведущую к правильному дому, даже если мне их завяжут. Я найду дорогу по мерцающим огонькам в моей памяти. Дыхание сбилось, а слезинки скатывались по щекам, моментально замерзая. Осколки льда, попавшие в моё сердце, покидали тело, даря мне невероятное облегчение. Я остановился у дома, где жила Мэри и поднял голову, чтобы посмотреть в окно. Я покачал головой и зарыдал, пряча лицо в ладони. В окне были видны мерцающие огни гирлянд. Совладав с эмоциями, я взлетел по лестнице на второй этаж и зажал дверной звонок. Через несколько мгновений, бабушка открыла дверь и облегчённо вздохнула, увидев меня на пороге. После всего, что я натворил, она продолжала любить меня, как родного. — Я к соседям. Печения на столе, а в заварочном чайнике настоялся чай с апельсинами и корицей, — констатировала она и оказалась заключённой в мои объятия. — Ещё не поздно, — проговорила она, отстранившись, и отошла с прохода, потому что рисковала оказаться сваленной с ног, так как я, разувшись, побежал в гостиную. Моё сердце, ранее заледеневшее, сейчас пылало огнём и обливалось кровью. Мэри лежала на покрывале под ёлкой и плакала. Мигом очутившись близко с ней, я лёг рядом и крепко обнял её, прижимая к себе изо всех сил. Она развернулась и обняла меня в ответ. После всего сказанного… Мы плакали, прижимаясь друг к другу под нашими огнями. — Прости меня пожалуйста, — шептал я. — Я не понимал, что происходит. Я не хотел тебя обижать, но обижал. Я очень боюсь, что ты не простишь меня. Я никогда не смогу объяснить те чувства, что испытал, когда ощутил весь масштаб совершённой ошибки. Я очень боюсь потерять тебя. Моё сердце просто разрывается. Оно было ледяным. Но наши огни… я всегда буду помнить о наших огнях. И о тебе. Прости меня. Она не отвечала, лишь продолжала плакать, крепко обнимая меня. Я готов был сделать всё, что угодно. Готов был снять с этой ёлки всё, убрать её на улицу, а потом снова занести домой и наряжать, разговаривая о предстоящих праздниках, вместе с Мэри. Я готов был кормить подругу печеньями сам, посадив её перед собой, укутанную в одеяло. И я готов был признаться сам себе, и ей в том, что я люблю её. Что она всегда будет для меня той самой Гердой, которая растопила ледяное сердце Кая. У моей Герды есть огни, которые вернут меня к жизни даже из самого глубокого коматозного состояния. Герда по имени Мэри, вокруг которой сосредоточена вся любовь, каждой частички моего сознания. И у нас с Мэри есть история, которая не уступит в красоте той самой, которую я так долго хранил в сердце. И теперь, это две мои любимые истории. Такие похожие, но такие особенные в своём исполнении. У одних — навсегда будут розы в саду. А у других — гирлянды на ёлке.