***
Evening Twilite — Sweet Dreams***
Тонкая кромка люда покрывала стены маленького серого подвала, она распространилась по-всему и уже подбиралась к потолку, облезлому и со следами уже ободравшейся побелки. От тонких линий белой краски, расходились трещины, заполнявшие весь центр. Эти узоры времени, напоминали маленьких пауков, плетущих свои сети. Кроме ниточек рисунков все пространство потолка было заполнено различной грязью: ошмётками не когда прекрасных тканевых подвесов в форме листов клёна, паутиной, свисающей с балок прикрученных к потолку, неизвестной по происхождению слизью, она сгрупировалась в пятно за одним из поршней, придерживающих стены, а в довершении ужасной картины потолка, по нему ползала различная живность. Насекомые бегали маленькими мохнатыми ножками по стенам уже с отвисшими обоями, и облупившейся краской, но если приглядеться, то из следов кисти, большие мазки которые складывались в слово «Квиддич», когда писали эти каллиграфические буквы, наверное очень волновались, так как местами были видны потеки от надписи. Они спускались к полу усыпанному грудой хлама: старые бумаги, исписанные странными символами, брошюры о путешествиях и экскурсиях от прогоревшей компании, прогоревшей в прямом смысле, краешки обшарпанного глянца были обуглены и осыпались, пепел от них окутывал рядом лежащие простыни, разорванные на какие-то клоки, когда-то они закрывали мебель, находящуюся в комнате, но сейчас мало что было закрыто, стулья с тремя ножками, кожаные диваны с дырками, обнажающими пружины и наполнитель, парты покрытые слоями пыли на которых так же валялось море бумажек, ошмёток с потолка, и различных побрякушек, среди которых было все на столько разнообразное что можно было найти все что угодно. Периодически что-то падало с захламленных парт, и скапливалось на полу из цельного цемента, кое-где на котором виднелись следы от подошвы и капли акрила, в некоторых местах обмотанные паутиной лежали трупы насекомых и крыс с поднятыми хвостами, от этих мерзких тварей всегда слышался ужасный запах затхлости и гниения, маленькое подвальное окошко не могло проветрить помещение, и от этого даже сам воздух был каким-то тягучим и наполненным страхом. Ужас вселяли маленькие скелеты домовиков, стоящих в самом углу, они будто смотрели своими пустыми глазницами, и тянулись иссохшемися костяшками рук к любому зашедшему сюда, и только один скелет отличался от остальных, он был повернут в другую сторону и указывал на малюсенькую выемку в стене, в которую было вставлено пыльное зеркало. Оно было со старинной оправой состоящей из цельного куска меди на котором были высечены узоры в форме котов ходящих по надгробиям, они были мертвыми и кое-где от них уже отошел кожный покров и было видно стухшее мясо покрытое сероватой плесенью, эту было передано очень пугающе, материал давал объем, а роспись цвет и живость. От рамы отходили поручни которые и держали зеркало на весу, они были в форме все тех же серых могильных досок, на которых было что-то написано на руническом. Руны отходили от ручек и оплетали зеркальную поверхность, но где-то прочитать руны было невозможно, по центру зеркало было разбито, и трещина скрадывала буквы, другие же нельзя было прочитать из-за пыли, наседавшей на поверхность. Но смутные образы там можно было разглядеть. Темные очертания комнаты, и находящегося в ней. Единственное что привлекало в этом зеркале это было искажение реальности, казалось что возле тебя отражающегося кто-то или что-то стоит. Оно было высоким и темным, лишь бледное пятно вверху выделялось из общей массы. Если оттереть пыль от зеркальной глади, то напротив себя можно было увидеть не свое отражение, а лик молодого мужчины с яркими скулами, что если проведешь пальцами, сразу порежешься, тонким аристократичным носом, серебрянными волосами собранными ослабевший хвост, и завораживающими стальными глазами. Они смотрят не мигая, излучая недружелюбие и злость, их серый оттенок холоден и пугает, зрачки не двигаются, но при этом всегда смотрят на стоящего перед собой, под ними залегла тонкая сеточка вен, темно-синего цвета, как ночное небо в июле. Они не дают живость образу, только показывают его отторженность от этого мира, но находятся эти пугающие жилки не только под глазами, но и на шее, которую не много скрывает идеальная белая рубашка, будто только из магазина «мадам Малкин», только возле ворота она более старая, потертая от черного галстука, сейчас ослабленного и, свисающего плетью отвесно вниз, он открывает некоторые пуговки на блузе мужчины, маленькие и явно пришитые самим хозяином так как кое-где виден маленький шов, самые верхние пуговицы обломаны будто их пытались открыть в панике, и ломали об них ногти кое-где на них видны следы ногтей, и длинные царапины ножа, с очень острым лезвием. Он и вспорол кое-где ткань галстука, уничтожив и подкладку. Из отверстий видна мертвенно-бледная кожа, по которой и проступают сосуды, только тут они уже более бледные как и сам человек, и человек ли это. Что с ним случилось, кто он, и почему он там за поверхностью нашего мира.***
jensen ackles — running***
Я все ещё здесь, в этой ужасной грязной комнате, заполненной хламом. Мой взгляд уже множество раз осмотрел пространство, окружающее меня, но ничего ценного я так и не заметил. Сейчас же я пытаюсь уничтожить своим взглядом деревянную дверь окованную железными полосами, она открыта я знаю, мои волосы чувствуют маленький сквозняк, отходящий от нее, а очень красивая ручка в форме лапы льва манит дернуть её, но я не могу. Я нахожусь по ту сторону мира, за этой ужасной зеркальной поверхностью мне видно все, но при этом я не могу дотронуться до этого. Я как в оболочке, я чувствую только холод дотрагиваясь до стен своей тюрьмы они уже давно измазаны моей кровью, засохшей коричневой жиже, но при этом через нее видно все что мне захочется. Любой каприз, любой приказ, и я появляюсь в другом зеркале, в том каком я захочу. Мой дух может быть везде, но в тоже время нигде. Каждый раз, когда я стучусь о преграду, я делаю это одновременно с ударами сердца, образовывая какой-то бит слышимый только мне. Но с каждым столкновением, моё сознание дробится, и каждый отколовшийся кусочек уносит в бездну частичку моего разума. Я хочу подать сигнал, что я тут, чтобы меня спасли, но меня никто не видит, и даже не чувствует, а я все равно бьюсь и бьюсь, хотя выбраться из этого стеклянного ада. Мои крылья трутся об эти преграды, о стенки моей камеры, отделяющей от моих желаний. Я хочу быть угрозой, я хочу достать звезду с неба, и получить власть. Но как бы не старался не одно проклятье не берет мою преграду, ни одна мольба не ослабляет её, а моя кровь все капает вниз, мучая меня, заставляя меня биться птицей в клетке. Я хочу снова стать свободным, я уже давно знаю правду о всех, мой разум все еще может говорить, а мои глаза не ослепли от беспомощности. И в этом обличии я имею силы видеть все, и я вижу жалкий земной перон, который так далек от меня, но и близок. На нем стоит мужчина в том костюме, в том же наряде в котором меня и заточил, тебя не мучает совесть жалкая и праведная крыса. Ты всегда был мне другом, мы с тобой были вместе, но за одно препятствие к жизни твоего любимого правительства, падла, ты меня засадил, в клетку с железными оковами. Я знаю где ты Альбус, мой прекрасный друг, и клянусь ты еще услышишь обо мне. Все имеет тенденцию возвращаться, ну и мой лик вернется в твою жизнь. И моя месть будет страшна, мой извращенный ум, уничтожит все, что помешает исполнить предначертанное судьбой. Альби, твои кости сгорят первыми, но мы же с тобой знаем кто еще сгорит, все твои приспешники получат по заслугам. Но если ты решишь сделать что-то с моей Даной ты умрешь навсегда, я сотру тебя из всей истории и никто, и ничто не вспомнит о роде Дамблдоров. Лайт, то что я хочу оставить себе, растерзать, разломать, искромсать все что в ней есть, она испортила жизнь невинным, оставив многие чистокровные и грязнокровые рода без счастья. Мой разум давно бьется над задачей куда вы дели других, где же Якоб Лансер, где маленькая Клара, которая была моим другом когда-то, но потом на одном из торжеств по случаю празднеств ворвался ваш орден ощипанных птеродактелей, и сорвал весь праздник к чертям. Мало кто после него выжил, мало кто нашел свой разум, и никто не нашел двух детей. Позже говорили в пророке, что Якоб и Клара были убиты, но я не верю в это. Я поклялся, что доберусь до истины, что буду искать сколько будет длиться моя жизнь, и сейчас я тоже ищу, путешествую по зеркалам, но каждый день бываю у зеркала одной англичанки, тонкой и хрупкой, но при этом боевой девушки с короткими волосами, и я знаю кто она. Не думайте, что от меня возможно что-то спрятать, а то что вы скрыли, еще ускорит вашу участь. Я буду биться пока у меня есть шанс, выбраться отсюда, пока я могу дышать, я буду стучаться, и долбиться. Бегите и молитесь, крысы, пока что я в тени, но не навсегда, я достану до ваших ушек, вы еще услышите мои стуки. Клянусь я — Геллерт Грин-де-вальд, и я разобью этот чертов мир!