Свет мой, зеркальце, скажи! (13 драбблов по 1 заявке)

Она нашла эту раму, когда все изобретения Уолтера Бишопа были конфискованы после того, как международный суд признал его виновным в геноциде и преступлениях против человечества. Будто это могло что-то изменить. Будто это могло вернуть тот мир. Оливия знала об этой раме по рассказу Уолтера. Конец света начался с мертвого ребенка и окна в другой мир, где Питер все еще был жив. Рама, лежавшая сейчас на коленях Оливии, как раз была тем «окном». Агент Данэм уже не раз приходила в эту комнату, где под строжайшей охраной держались изобретения доктора Бишопа. У нее был сюда доступ, но даже если бы его не имелось, ее бы ничто не остановило. Мир распадался на части, и когда становилось особенно невмоготу, Оливия шла сюда. Ее бы казнили, если бы хоть кто-то узнал, что она делает. Ее бы приговорили к пожизненному заключению, несмотря на все ее заслуги, если бы кто-то увидел, как она подключает раму к электрическому контуру и особому прибору, изобретенному Уолтером. Ее бы пристрелили на месте, взорвали бы вместе со зданием и людьми в нем, если бы хоть кому-то стало известно, как рама заполняется неким полем — будто зеркальной поверхностью — за которыми тьма. Оливия подолгу вглядывается в черноту. — Свет мой, зеркальце, скажи… — шепчет она, надеясь увидеть хотя бы малейшее свечение, которое теперь постоянно видит вокруг Питера. Она старается высмотреть знакомые лица. Или свое собственное. Ей уже не важно, почему ее муж не узнал ее в другой Оливии когда-то, или хорошо ли ему было, когда он спал с ней. Это не имеет значения. Пусть будет жив хоть кто-то, пусть даже другая Оливия. Только тогда у них будет шанс на спасение.