В середине урагана

Помнишь, когда мы встретились впервые, ты мне сказал, что твои недостатки – это то, что ты часто играешь на скрипке и можешь часами не разговаривать... Только потом я понял, что это у тебя такое чувство юмора поганое. Нет, серьёзно. Твоя замечательная игра на скрипке и твоё драгоценное молчание - две вещи, которые раздражали меня меньше всего. В таком случае, моё терпение тоже можно считать недостатком. Я не хвастаюсь, просто мне всегда говорили, когда я жил с тобой, что у меня должно быть просто ангельское терпение, если я могу проводить с тобой почти двадцать четыре часа в сутки и не убить тебя при этом. Хотя, честно, это было не так уж трудно, как они полагают. Да, я часто злился на тебя за едкие ремарки, когда лучше было бы промолчать (и где твой недостаток, когда он нужен?), за бесконечные, иногда совсем бессмысленные требования, за мерзость в холодильнике, куда я, между прочим, кладу продукты, из которых готовлю ужин, который ты иногда соблаговолишь съесть. Тебе самому не противно? Хотя, о чём это я? Да, я злился, но мне трудно это делать, когда ты вытворяешь что-нибудь невероятное, невозможное для других людей. Как можно злиться на извергающийся вулкан? Да, он бывает разрушителен, приносит с собой огонь и хаос, но после на плодородной почве вырастет что-то прекрасное, а лава так завораживает... Я могу принять любые твои недостатки. Такая у меня природа. Я врач и военный. Я привык помогать и бороться. Единственное, что мне никак не получается простить тебе – что ты слишком тороплив. Я сказал, когда был в плену у китайской мафии, что ты не слишком то спешил, но... Ты слишком быстро ушёл. Зачем нужно было умирать так рано? Ты мог бы ещё так долго испытывать моё терпение, играть на скрипке, размышлять над преступлениями, ругать Андерсона и бесить Майкрофта. Ты поторопился.