Братская ноша

Он должен ненавидеть меня. Я искренне не понимаю, почему это не так. Я забрал у него всё: его жизнь, его тело, его будущее. Разве это справедливо, что я продолжаю жить? Что я чувствую жизнь, хотя из нас двоих он всегда гораздо больше осознавал её ценность и хрупкость? Я не понимаю, я, действительно, не понимаю. Почему он остался со мной? У него нет ни одной причины идти со мной бок о бок, называть меня братом и верить, что я могу всё вернуть. Чтобы исправлять ошибки, которые я совершил. И всё же часть меня знает, что если он, действительно, уйдёт, если скажет, что винит меня во всём и ненавидит, я сломаюсь. Я разобьюсь на куски. На такое их огромное количество, что, думаю, мне уже никогда не собраться воедино. В самом деле, эта эгоистичная часть меня отчаянно цепляется за нас, почти болезненно надеется, что он никогда не произнесёт слов, которые я так боюсь услышать. Наверное, именно поэтому я никогда не перекладываю даже часть этой тяжести на его плечи, никогда не говорю о том, что на самом деле тревожит меня. Какое право я имею жаловаться после всего того, что случилось? Жаловаться на такие обычные вещи, как автоброня под палящим солнцем, или жуткий вкус молока, или простую усталость после дня ходьбы. Какое право я имею жаловаться на что-либо подобное, после того как лишил его всего этого? Он не может почувствовать ничего, и всё из-за меня. Он не может спать, вовсе не может видеть снов. Каждую ночь он вынужден бодрствовать, проводить её в полном одиночестве, теряясь в самых различных мыслях, которые приходят ему в голову. Поэтому я не рассказываю ему о кошмарах. О тех, что заставляют меня дрожать. О тех, в которых я стою рядом с разрушенной печатью крови на доспехах, или о тех, где эта штука гонится за мной через прихожую и вопит, кричит на меня, требуя ответа: как я посмел привести своего младшего брата на эту дорожку. О тех, в которых Она провозглашает всё это моей виной. Так, из-за страха, наверное, я держу всё в себе. Я никогда не рассказываю, почему просыпаюсь, задыхаясь, насквозь мокрый от пота. Я никогда не рассказываю, о чём задумываюсь во время долгих поездок на поезде, когда я не могу спокойно дышать, а мои глаза тускнеют. Я предполагаю, что в большинстве случаев Ал этого даже не замечает. Однако когда это всё-таки происходит, я легко отмахиваюсь от него, а потом быстро меняю тему разговора. Это не идеально. Но, чёрт возьми, в нашей жизни больше нет ничего идеального. Мы оставили всё это давным-давно. Я оставил всё это давным-давно. Просто так и должно быть. Бремя, которое я должен нести. Один.