Игнотус

      — … И на этом мы заканчиваем наш блок рекламы, уважаемые слушатели! Делайте звук погромче и наслаждайтесь отборными хитами на волне «Радио Ливингстон»!       Генри Экланд отключил микрофон, снял наушники и потянулся за пачкой сигарет. Говорят, морской воздух способен очистить легкие от какой угодно дряни. По мнению Генри, те, кто так считал, ни разу не проводили хотя бы сутки на судне.       Машинный отсек их списанного сухогруза был эквивалентен пяти редакционным курилкам. Удивительно, как эта посудина до сих пор не выплюнула собственный двигатель. С другой стороны, деньги, которые приносила древняя баржа, и размещенный на ней радиопередатчик, вскоре позволят нанять корыто поприличнее.       Пиратство, как вывел для себя Генри Экланд, было чем-то сродни национальному достоянию Великобритании. Достоянию — и козлу отпущения.       Вначале ватаги отважных парней прокладывали путь к богатству, а затем правительство вежливо оттесняло их от эльдорадо, заботливо истребляя всякую память о первопроходцах. Так было на морских волнах и повторилось на волнах ультракоротких.       Вот взять «Радио Кэролайн» или «Радио Лондон». Кому мешал бодрый джаз или рок-н-ролл, транслируемый из нейтральных вод?       Государство наложило свою лапу на деятельность радиопиратов, пронюхав, какие деньги те заколачивали на рекламе. Расширило экономическую зону до двухсот морских миль и зажало почти все частоты, бросив любителям объедки. От легендарных радиостанций остались лишь наклейки на автомобилях.       «Но нам-то повезло! — раздумывал Генри, выдохнув последние клубы дыма и воткнув окурок в пепельницу. — Просто чудо какое-то, что за три месяца нас не спалила береговая охрана».       Однако у Генри сохранялось стойкое ощущение, что они вместо твердой земли уже давно бегут по воздуху. И их счастье только в том, что они все еще не додумались посмотреть под ноги. Начать хотя бы с того, что вероятность найти никем не занятую и удобную частоту приблизительно равна шансам отыскать кольцо, сброшенное со спутника в Марианскую впадину. Тем не менее Экланд и его команда это сделали. Еще меньше было шансов, что баржу с радиопередатчиком, который транслировал на все северо-западное побережье Великобритании, не засекут органы. Но, похоже, эти воды и эта частота правительство не интересовали. А то, что через неделю вещания на них каким-то образом вышли рекламодатели, и вовсе повергло в шок всю команду «Радио Ливингстон». Правда, это не мешало Генри подсчитывать доход и составлять планы на будущее.       И вот тут началось самое странное.       Генри уже не удивлялся, что его просили рекламировать какие-то странные товары, вроде средства для волос «Простоблеск», о котором он в жизни не слышал, или метел… э-э-э… «Нимбус 2100». Не удивлялся, что люди, с которыми он подписывал договоры, выглядели как заядлые фанаты «Подземелий и драконов». Не удивлялся соглашениям с какими-то совершенно неизвестными музыкальными группами. Происходящее было просто за пределами его шкалы изумления.       А взять тот случай на днях, когда ему попытались заплатить настоящими золотыми и серебряными монетами! Генри в ответ на звон в холщовых мешочках смог только невнятно замычать. Предназначалось это за рекламу каких-то «волшебных палочек». Экланду даже страшно было подумать, что могли завуалировать таким названием, что за рекламу платят золотом.       Это был несомненный успех. Или сомнительный, но стоящий каждой унции этого сомнения.       «А сомнений немало…» — подумал Генри, доставая еще одну сигарету. Посмотреть хоть на одного из его помощников, Эндрю. Славный малый, конечно… Но почему-то Генри никак не мог вспомнить, когда успел его нанять. Эндрю просто появился. Притом вся команда в один голос твердила, что знает Эндрю по колледжу, бару, футбольной команде. Генри и сам смутно припоминал, что когда-то Эндрю помог ему с машиной и тогда, кажется, он взял его в команду. Но каждый раз память спотыкалась на этом эпизоде.       Кратко резюмируя, Генри чувствовал, что находится у самой пасти левиафана. И не провалился он в нее только потому, что каким-то образом встроился в местную экосистему.       Махнув рукой, он задрал ноги на стол и взглянул в окно рубки.       В этих водах солнечный штиль был такой же редкостью, как честные дебаты в парламенте. Вот и сегодняшний вечер прямолинейно сообщал о скором дожде, а качка намекала, что в эту ночь команда не расслабится.       Баржу качнуло сильнее обычного. Пепельница съехала на край стола. Генри едва успел вцепиться в столешницу. За три месяца вещания «Радио Ливингстон» он неплохо научился чувствовать сухогруз и сейчас готов был поклясться, что осадка судна изменилась. Он схватился за переговорную трубку и дунул в нее:       — Эй, там, на мостике! — заорал Генри. — Вы что, решили задом порулить?!       Трубка ответила странным звуком, словно чьей-то головой сыграли гамму на приборах навигации.       Генри похолодел. Он очень осторожно оставил трубку и потянулся к запертому ящику стола. Британские законы крайне суровы в отношении сопротивления властям, но сейчас Генри был уверен, что судно захватил не морской патруль.       И почему так тихо, черт побери?!       Вселенная отозвалась на его мысленный вопрос каким-то неприятным звуком, который раздался за его спиной. Словно кто-то с хлопком распрямил большой кусок кожи.       Генри обернулся.       И тут же другой, не менее неприятный звук сообщил, что сознание Генри Экланда оборвало все связи с этим миром.

***

      Большинству неосведомленных людей может показаться, что работа в архиве — одно из самых неинтересных занятий.       Этот миф усиленно поддерживался обществом архивариусов всего мира. Узнай люди, с чем ты на самом деле можешь столкнуться среди стеллажей с документами и подшитыми делами, обновлять штат сотрудников пришлось бы за счет похищения детей и подвергания последних испытанию бумагами.       В том, что здесь не было понятия времени, Гарри уже убедился. В то, что помещение архива Министерства представляет собой пространство, расширяющееся со скоростью, прямо пропорциональной объему всех существующих документов в Англии, он решил поверить на слово.       Например, тот легендарный случай с пропавшим практикантом.       Парня нашли спустя двадцать лет, причем он был уверен, что прошло несколько месяцев. Бедняга всего лишь пытался без волшебной палочки отыскать справку трехлетней давности, а вместо этого сгинул в лабиринтах стеллажей. Когда его обнаружили, он был одет в куртку, скроенную из обрывков пергамента, и имел при себе несколько метательных оригами, которыми, по его словам, боролся с прожорливыми книжными червями.       Короче, Гарри даже не задавался вопросом, почему Грозный Глаз в качестве наказания за нарушение Устава отправил его сюда.       Но это пошло только на пользу. Пока тянулась его неделя штрафных работ в архиве Министерства, он успел разложить по полочкам не только документы. В свете угрозы быть погребенным под бумажным обвалом начинаешь смотреть на события несколько иначе.       Темпус Наратив, конечно же, был ненормальным. Наткнувшись на подшивки со свидетельствами очевидцев прошлых лет, Гарри убедился, что мракоборцам приходилось выслушивать аргументы и почище.       Взрыв на Совете? Мерлин великий, да кого вообще в такое время можно удивить подобным. Попыток диверсий и до этого было немало, так что, по теории вероятности, одна вполне могла оказаться успешной.       Письмо от неизвестного? Гарри уже почти не сомневался, что кто-то пытался выманить его. Конечно, это порождало и другие вопросы: например, почему именно дом Батильды Бэгшот, что за путаница в датах, да и каковы были цели автора письма. Но думать над ними — все равно что сунуть руку в осиное гнездо: и неприятно, и пользы никакой.       Где-то там еще маячило воспоминание о странном видении в момент взрыва. Но все более привлекательной выглядела мысль, что он просто ударился головой.       В общем и целом неделя работ в архиве оказала на Гарри такой же оздоровительный эффект, что и сеанс у психоаналитика. Порой голова удивительно прочищается, если сутки напролет таскать тяжелые коробки и сортировать документы.       Он взгромоздил на место последнюю пронумерованную коробку с делами за 1989 год и достал часы. Была половина пятого. Гарри убрал их и двинулся к выходу из архива, сматывая по пути страховочный трос. Повторять судьбу того практиканта он не желал.       У выхода его уже поджидали.       — Гарри! — Гестия Джонс замахала еще издали, только заметив его. — Ты закончил? Если не против, мы кое-куда собираемся, и по возможности с твоим участием!       Гарри иронично хмыкнул, бросив смотанный трос у порога:       — Если это не связано с халатностью секретарей двадцатилетней давности, даже не зовите.       — То есть, ты не хочешь выпить с нами? — понизив голос, спросила Гестия. — Такое упущение, обычно новенькие мракоборцы обмывают свои жетоны в первый же вечер. — Она быстро оглянулась, явно высматривая Аластора Грюма в коридоре. Гарри не мог не отметить, что выглядело это как планирование студенческой вылазки в паб под носом у преподавателей.       — Я проштрафился и обмывать мне нечего. — Он развел руками. — Жетон у Грюма в кабинете.       — Значит, сделаем это символически, — заявила Джонс, увлекая его по коридору к лифту. — Я тебе вот что скажу: мы обычно берем новичков под свое крыло и делимся кое-какими неуставными советами. Но(!) в неофициальной обстановке.       — Значит, попойка — это только отговорка?       — Скорее, предлог для непринужденной беседы. И перезнакомить тебя со всеми. Народ уже давно требует, чтобы ты навестил нас в один из вечеров. Одни хотят поглазеть, а другие — помочь пережить первые месяцы службы. Когда тебе вернут жетон?       — Грозный Глаз назначил мне две недели отработок. — Гарри ткнул в кнопку вызова лифта.       — Вот и отлично. У тебя есть несколько дней до того, чтобы ответить на вопрос: «Что это такое — быстро бегает, видит затылком и все еще живое?»

***

      Считается, что разные языки имеют определенную функцию. Так, французский прекрасно сгодится для бесед с друзьями, к итальянскому неравнодушны особы женского пола, а на немецком лучше всего обращаться к врагам. Согласно этой логике, гоблинский идеально сгодится для ругани с валунами в работающей каменоломне.       Вспомнить хоть название этого их… праздника, Грагхтармз-Урдук. Звучит так, словно кто-то разгружает телегу с кирпичами. С гоблинского оно переводится как целая фраза, звучащая приблизительно так: «День, когда мы ушли глубоко под землю добывать руду». Правда, у местных жителей, которые имели несчастье поселиться неподалеку от места, предназначенного для согласованного с властями гоблинского праздника, были другие варианты перевода. Из цензурных только: «Задолбали» и «А потише нельзя?!»       Рон был всецело на стороне жителей Косого переулка, и переубедить его не смогла бы даже орда филологов и знатоков гобледдука. Виной тому была не его вопиющая безграмотность в отношении языкознания, а ужасный шум с улицы, который смутно походил на праздничный гимн. Гоблины, похоже, целую вечность проводили у наковален, потому что такое могло породить лишь существо с барабанной перепонкой толще фанеры. Создавалось ощущение, что землетрясение пытается сыграть джаз останками жестяной лавки.       Неудивительно, что стук со стороны служебного входа «Всевозможных волшебных вредилок Уизли» Рон услышал только тогда, когда он превратился в битье ногами по двери.       Он открыл дверь.       Взгляд, который устремился куда-то по прямой (что довольно непрактично, мало кто может похвастаться тем, что способен смотреть Рону в глаза, а не таращиться в грудь), опустился вниз.       И еще ниже.       И еще.       Пока не встретился, наконец, с глазами некоего существа. Точнее, одним глазом. Второй был закрыт чем-то наподобие объектива, как у часовщика.       — Эй, парень, хозяин лавки на месте? — голос гоблина оказался не таким неблагозвучным, как того ожидал Рон. Да, он звучал все так же, как будто бы кто-то набил рот камнями, но эти камушки были меньше и обкатаннее обычного. А определенные гармоники и вовсе намекали на совсем уж очевидную догадку.       Очевидную для кого-то вроде Гермионы. Но не для Рона.       — Послушай, мистер, если ты пришел для продажи ваших праздничных сувениров, — буркнул он, кивнув в сторону тележки, которая возвышалась позади гоблина, — то нам они не нужны. Счастливого гракх-чего-то-там и все такое.       Рон собрался было решительно хлопнуть дверью, чтобы хоть чуть-чуть убавить децибелы гоблинской «музыки», доносящейся с улицы, но тут из ниоткуда возник Джордж.       — Я нанимал тебя не моих поставщиков отгонять, а обрабатывать клиентов, чтобы они уходили отсюда с полными пакетами. И кстати, покупатели тебя ждут, — он оттеснил Рона вглубь магазина. — Корнерез! Прекрасно выглядишь. Что привезла на этот раз?       Рон не поверил своим ушам.       — Привезла?       — То есть, ты был уверен, что все гоблины исключительно мужского пола? — спросила новоявленная представительница прекрасной… м-м-м… лучше сказать, менее безобразной половины гоблинского народа.       — Он просто сторонник теории вегетативного размножения, — съехидничал Джордж. — Судя по твоей тележке, улов был богатым. А где Подай-Принеси?       Верхняя часть тележки, казавшейся просто кучкой тряпья, зашевелилась и превратилась в нечто, состоящее из старых ботинок, футболки «Манчестер Юнайтед» и кепки. Между кепкой и футболкой торчали длинные уши и тонкий нос.       — Мастер Джордж сегодня первый клиент! — пискнула прореха между футболкой и кепкой. — Мастер Джордж может посмотреть товары и убедиться, что никто не раскупил интересующие мастера Джорджа вещи!       Происходящее все больше и больше отдавало нотками сюрреализма. Гоблинка еще куда не шло, но вот домовой эльф, явно свободно разгуливающий по улицам — это, по мнению Рона, было перебором. Для обычного рядового волшебника подобное сравнимо только с тем, как если бы горничная, убирающая ваш номер, вдруг обнаружилась на надувном матрасе посреди гостиничного бассейна и с бокалом «мартини» в руках.       — Мы много чего привезли с последнего рейда. — Корнерез отошла в сторонку, позволяя осмотреть содержимое тележки. — Столько брошенных домов…       До Рона стало кое-что доходить.       — Погоди, Джордж, ты что, связался с мародерами?!       — Не связался, а они сами предложили свои услуги, — отозвался Джордж, с головой зарывшись в «товары». — И я не вижу ничего такого в том, — он выудил со дна тележки банку с каким-то странным содержимым, напоминающим парящие под крышкой белые шарики, — чтобы превратить в смех и веселье вещи, которые уже никому не принадлежат.       — Но они были чьи-то…       — А теперь — нет, — отрезал брат. — Одно большое кладбище, обреченное на гниение. Либо напоминание о мертвецах, либо, моим посредством — то, что его развеет. — Он сунул добытые предметы Рону и наклонился над чем-то прямоугольным, что торчало кромкой айсберга из «товаров».       Рон осторожно всмотрелся в то, что ему всучил Джордж. Его встретил такой же настороженный взгляд.       — Отличнейший ларец, мистер Уизли, — Корнерез тем временем хлопала когтистой лапкой по деревянной крышке. — Лакированное дерево, резьба. Возьмете? Уступлю за четыре галлеона и десять сиклей. С любого другого содрала бы пять с половиной.       — Хм… — Джордж состроил глубокомысленную мину. — Ларец хороший, вот только какое применение ему…       Корнерез мигом смекнула, что это значило на языке коммерции.       — Четыре галлеона, сэр.       — … а этот скол на стенке…       — Три и девять. И ни кнатом меньше.       — По рукам!       — Возможно, молодой господин тоже хочет что-то приобрести? — пискнул из-под кепки Подай-Принеси, пока ларец кочевал из тележки на порог.       — Молодой господин очень хочет пройти прямо сейчас за прилавок, — вклинился Джордж.       — Весь в нетерпении, — огрызнулся Рон. — Но сначала… В какую цену те ботинки из драконьей кожи?

***

      — Пэ, пэ… «Проектирование»?       — Ты, позволь спросить, чем слушал? Сказано же: вторая — «о»!       — Вторая, третья — к’кая р-разница?       — А такая, ежели тебе две кружки пива подадут вместо трех, что ты на это скажешь?       — Ск’жу, что бармен — изрядный…       — Голосую за «подобострастие»!       — … дак, и чт’ глаз ему…       — Да было уже… Эй, а что новенький предложит?       — …пу натяну.       Гарри отвлекся от гипнотизирующей картины, как его широкоплечий седовласый сосед по столику, только что грозившийся внести существенные анатомические изменения в строение тела бармена, изящно стек на пол. Зрелище было грандиозное, как разрушение тающего ледника. Особенно через призму полпинты опрометчиво заказанного огденского.       Он постарался собрать все свои мысли в том приятном теплом озере, что сейчас плескалось в голове вместо мозга.       — Может, «полиморфия»? — прищурившись сквозь дымку на загадавшего слово мракоборца, предположил Гарри.       — Мимо примерно мили на три, — Гестия Джонс отставила кружку и кое-как втащила жертву зеленого змия обратно на стул. — Черт бы тебя побрал, Аллардайс: что ни пятница, то из-под стола вытаскиваем. Эй, кто его вообще позвал?       — А никто м’ня не звал, я сам… — пробормотал Аллардайс, немедленно растекшись уже по столешнице. Судя по нулевой реакции бармена «Черного низзла» (паба, облюбованного мракоборцами для посиделок), это было таким же привычным явлением, как лондонский туман.       — Гестия, ну какие еще радости могут быть у старого холостого фестуса, который вот-вот выйдет на пенсию? — Тип со свирепыми германскими усами, промаркированный в памяти Гарри как Септим (вероятно, его звали Септимус), зашуршал миской с орешками. — Да и чем он нам мешает? Часу не прошло, а он уже мирно спит.       — Он заказал два раза коктейль, где основная составная часть — «молот ведьм»[1], — проворчал загадавший, поджарый мракоборец без малейшего намека на лицевую растительность, словно когда-то на него чихнул дракон. — И зонтики в бокалах были чересчур яркими. И они обуглились, пока бокалы донесли до стола. А до этого были «Слезы феникса» и «Мандрагоровое изумление». Как он не уснул вечным сном — не пойму.       Гарри наконец уцепился за один из вопросов, который назрел у него в процессе ознакомительной тризны над трезвенностью.       — А что означает «фестус»? Я несколько раз слышал это слово в разговоре.       — А это, парень, — Септим отпил из кружки и отер свои темные усы, которые топорщились так свирепо, словно вот-вот готовы были начать объединение Германии, — и есть ты. И я. И Джонс. И Аллардайс, добрых ему снов. И даже Гай Фергюссон, который сейчас сидит и ухмыляется, потому что он — сукин сын и его слова редко отгадывают. В нормальном цивилизованном обществе мы — мракоборцы, а вот для тех, кому назначено свидание с Азкабаном, мы — фестусы.       — Ты ведь знаешь, что прародителем мракоборцев был некий Гесфестус Гор? — продолжила ликбез Гестия. — Ну так вот, в свое время он прославился истреблением оборотней и другими подвигами. Слава, как ты понимаешь, за ним закрепилась немалая, хватило даже на соратников. Поэтому его подначальных и стали звать «фестусами». Сейчас, конечно, редко кто так говорит, но в местах вроде Лютного переулка или туннелей подземного Лондона прозвище сохранилось.       Гай Фергюссон хихикнул в пиво.       — Ничего, скоро мы станем «глазка́ми»… — пробормотал он, глядя в кружку. — Грюм так взъелся после попытки теракта на Совете, что запищали и наши, и ваши, куда там Гесфестусу. Я вчера лично утрамбовывал камеры свеженькими подозреваемыми. Вот только без толку все это, никаких зацепок. Подождем результаты замеров магического фона в зале…       Гарри понимающе кивнул. «…Известно, что сильные заклятия оставляют след на весьма продолжительный срок. Этот след выявляется с помощью специальных приборов или чар, благодаря чему можно выяснить, где находился заклинатель, если проклятие было наложено тайно…» Ну да, разумеется. Это даже было вынесено отдельной главой в пособии для мракоборцев.       — Конечно же, будут помехи, как-никак, это здание Министерства, — продолжал голос Фергюссона из того измерения, где царствовал расслабляющий туман огденского. — Но место, откуда колданул тот гад, скорее всего, определят. Вряд ли это были отложенные чары.       — Пр-рально! — вдруг рявкнул угол стола, который последние минут пять представлял из себя прочный симбиоз дерева и Аллардайса. — Найдут. Непр-рем’нно. — Седой мракоборец наконец нашел в себе силы преодолеть беспощадную гравитацию и уставился на коллег воспаленным оком. — Набрался я до синих пикси, — вдруг совершенно трезво, хоть и медленно, подвел он итог своему времяпрепровождению. — Джентльмены… а не найдется ли у вас что-нибудь от головы?       — Гильотину с собой не прихватил, — весело оскалился Гай Фергюссон, — но могу одолжить это. — Он вытащил что-то небольшое и красное из кармана и протянул Аллардайсу под сдержанные возражения присутствующих.       — Ну, пожалуйста, и обезболивающее запил пивом, — с неудовольствием прокомментировала Гестия. — Да еще и моим пивом. В Мунго не повезу, и не проси.       Аллардайс блаженно улыбнулся и снова опустился на столешницу.       — Вот повезло же кому-то заиметь перегонный куб вместо организма, — вздохнул Гай. — Я лет уже десять сижу на обезболивающем зелье, так побочек порой больше, чем пользы.       Разговор явно вырулил на тропку горестей и лишений. Мракоборцы — и старые, и молодые, — как по команде, взглянули на свои кружки и выпили.       — Таддеуша б сюда, — пробормотал Септим. — Вот человек умеет рассказывать истории.       — Как по мне, лучше без него… Редкий гад. — Прошло ровно десять секунд, прежде чем Гарри понял, что за столиком стало подозрительно тихо, а общая температура беседы упала где-то до бодрящего холодка подземелий.       — Так-так, и когда вы с ним успели зацепиться? — доброжелательно, но с легким намеком на опущенную частицу «не» спросил Септим после выдержанной паузы.       — Кажется, надо кое-что пояснить, — Гестия ринулась на помощь слегка оторопевшему Гарри, который смутно чувствовал, что это может стать последним приглашением на дружеские посиделки. — Таддеуш на днях немного перегнул палку, и в первый же день Гарри заработал штрафные за нарушение Устава. Поэтому на службу он выйдет только через неделю. Вот и все.       Но и огденское не собиралось так быстро сдавать позиции.       — Я всего-то оказал помощь жителю в Годриковой впадине, — Гарри сам ощущал всю несостоятельность собственных слов, но остановить их поток было трудно. — И за это стоит тащить за шкирку к Грозному Глазу? Как будто бы есть какая-то разница в том, один я был тогда или в составе отряда.       Гай Фергюссон аккуратно поставил свою кружку на стол.       — Малец, знаешь, сколько раз я слышал эту фразу от новичков? — спросил он, сдвинув над переносицей то, что когда-то было бровями. — Вот угадай: сколько?       Гарри понял, к чему тот клонит. Элементарный аргумент для неопытного новичка. Мол, и до тебя таких было немало, но все они получили свой урок и теперь следуют Уставу, вот я в свое время был такой же раздолбай…       — Раз двадцать? Тридцать?       На лице Гая проступила вымученная улыбка, словно вместо лицевых мышц был встроен старый ржавый механизм. Он обменялся взглядами с мракоборцами, поднял кружку, отпил и вздохнул.       — Всего два раза. Еще одиннадцать попросту не дожили до выволочки, чтобы хоть что-нибудь сказать.       — Я даже могу озвучить имена этих двоих, — тихо произнес Септим. — Таддеуш Праудфут и Нимфадора «Не-Называй-Меня-Нимфадорой» Тонкс.       Если несколько минут назад за столиком и царило веселье, то сейчас оно протрезвело, разбилось вдребезги о стену суровой действительности и просыпалось куда-то под ноги. Содержимое кружки превратилось в отдающую вчерашним хлебом кислятину. Вдруг за целый час Гарри осознал, что для заведения, где основные посетители — мракоборцы и сотрудники отдела правопорядка, «Черный низзл» был слишком пустым. Наверняка за этими столиками должно было пить и обмениваться веселыми байками гораздо больше людей… А никак не пятеро.       Выразить общее настроение решилась только Гестия.       — Помянем Тонкс, парни.       — За Тонкс…       Четыре кружки издали четырехкратный печальный «цвяк».       Гарри мрачно уставился на свое дробящееся отражение в остатках огденского.       «Что, из огня да в полымя, а? — ехидно кривлялась в ответ его уменьшенная копия. – Не проще ли было вернуться обратно, в Хогвартс, доучиваться? Уж там-то уже никого не убьют у тебя на глазах. Или ты хочешь добавить еще парочку могильных камней в свои сны? Сколько смертей ты еще хочешь увидеть? Как…» — Внезапно внутренний голос умолк.       В отражении происходило что-то еще. А затем что-то еще он услышал.       КАКОГО. ХРЕНА.       Гарри успел увернуться как раз вовремя, чтобы увидеть, как мелькнувшая на поверхности вина здоровенная рука, вернувшись из размаха, чуть не снесла ему полчерепа и впечатала свою кружку в лицо Септима. И все это сопровождалось каким-то нечленораздельным ревом осатаневшего быка, которому швырнули в морду пригоршню углей.       Септим обмяк и тихонечко завалился вбок.       Следующий удар Аллардайса опрокинул стол, сбив с ног Гестию Джонс и Гая Фергюссона. А затем мракоборец обернулся к отскочившему Гарри. Белки глаз безумца были налиты кровью.       Почему-то считается, что в миг, который человек считает последним, он обычно видит, как перед глазами пролетают прожитые им года. Кулак Аллардайса, что просвистел рядом с Гарри несколькими секундами ранее, вполне мог бы выступить как отличная метафора всей его жизни. Но в общем и целом Гарри увидел только то, что эта жизнь сейчас окончится очень безобразным образом. А еще собственную руку с палочкой, вытянутую в сторону лица обезумевшего мракоборца. Рефлексы сработали быстрее, чем мозг успел перехватить хоть какую-то инициативу над телом:       — Экспеллиармус!       Ослепительная вспышка отшвырнула его назад, ударив о соседний стол. И на совсем крохотную, почти что несуществующую долю секунды Гарри показалось, что интерьер «Черного низзла» изменился. Так, словно паб на секунду задумался, а почему бы ему не выглядеть как какому-то притону из настоящего, которое так и не наступило здесь…       Морок тут же сгинул. Гарри кое-как поднялся на четвереньки. Потом принял относительно вертикальное положение.       Аллардайс лежал под стеной, на которой, футах в трех от пола, зияла хорошая вмятина, словно туда на полной скорости врезался внедорожник. Гай, держась за голову, уже выбрался из-под обломков стола. И первым делом бросил взгляд на тело Аллардайса. А затем развернулся к Гарри:       — Парень... — тихо спросил он. — А ты точно его… Экспеллиармусом, а не тараном?       Ничего, кроме сдавленного «а-а-ргх», Гарри ответить не сумел. Но по мере того, как к нему возвращались чувства, он ощутил, что пальцы как-то странно покалывало. Он взглянул на свою руку, что все еще судорожно сжимала палочку.       — Боже, Аллардайс… — Гестия, шатаясь, кое-как оперлась о плечо Фергюссона. — Он же… как он мог? — Она наклонилась над Септимом. — Слава Мерлину, живой, но без сознания. Гай, глянь, как там Аллардайс. Ты глаза его заметил? Я впервые вижу, чтобы они были… такими. Гарри, ты цел? Гарри?       Гарри все еще таращился на свою руку.       — Он это… головой ударился, наверное… — подал слабый голос бармен «Черного низзла», осторожно показавшись из-за стойки.       Хлопнула входная дверь.       — Гестия, Ал… Какого черта?!.. — Посреди разгрома стоял Таддеуш Праудфут, ошарашено озираясь по сторонам. Когда его взгляд наткнулся на Аллардайса, лицо Праудфута приняло примерно то же выражение, что обычно имеет шар для боулинга. — Что здесь произошло?       — Аллардайс... в него словно что-то вселилось. — Гестия поморщилась, мотнув головой и приложив ладонь к виску. — Он взбесился, напал на Септима, немного потрепал нас… Но сейчас в отключке. В чем причина — не знаем.       — А я-то думал, этот день не может быть хуже. — Таддеуш провел руками по небритому лицу. — У нас массовый побег. Из Азкабана.       Воцарившаяся тишина была самым красноречивым ответом на заявление. Восклицательным знаком стал разбившийся стакан, который бармен до этого все время крепко сжимал в руках.       Гарри продолжал гипнотизировать взглядом свою кисть.       … Вдоль корпуса палочки змеилась тонкая трещина. Не толще волоса, она слабо светилась странным, постепенно угасающим синеватым сиянием. И то же сияние гасло под кожей его пальцев…       — Побег из Азкабана? — До него вдруг дошел весь смысл слов Праудфута, которые влетели в его уши несколько секунд назад, и он наконец отреагировал. — Побег?       — Да. Что с рукой? Сломал? — спросил Таддеуш.       Гарри быстро спрятал ее за спину.       — Нет, сэр. Все в порядке. Но… побег…       — Грюм приказал мне собрать всех, кто сейчас свободен, и направить в Азкабан. — Праудфут еще раз обвел взглядом паб. — Гай, останься тут и все подробно расскажи мне. Гестия, Гарри — немедленно на вызов.       — Надо же… — краем уха услышал Гарри, проходя мимо Фергюссона в сторону выхода. — А ведь я загадал именно «побег»…

***

1. «Молот ведьм» — это особый спиртной напиток, который вам подадут в любом питейном заведении. Магическом, разумеется. Некогда «молот» пытались запретить как мощное магоэкологическое оружие. Одно из самых известнейших свойств этого напитка — появление стайки синих лягушат рядом с пьющим. Этого можно добиться, потребляя только чистый «молот». Некогда целая комиссия из опытных волшебников решила выяснить, какими еще свойствами обладает данный алкогольный продукт. Заручившись поддержкой фонда трезвости, они приступили к эксперименту. Исследователям удалось добиться появления не только синих лягушат, но и тостера, совершенно нерабочего, однако транслирующего в отличном качестве композицию «Radio Ga Ga» в исполнении магловской группы Queen (выяснилось это, конечно же, спустя несколько десятилетий). Записи о других «призванных» «молотом» предметах и явлениях не сохранились. Однако доподлинно известно, что в финале эксперимента исследователи умудрились вызвать крах ценных бумаг на магловских биржах и Великую Депрессию. Таким образом, было выдвинуто предположение, что определенные дозы «молота ведьм» способны открыть доступ к новым измерениям, откуда предположительно являлись синие лягушата и тостер с голосом Меркьюри, а также искажать время-пространство и даже влиять на стоимость ценных бумаг. К сожалению, эта гипотеза так и осталась неподтвержденной, поскольку после недели эксперимента комиссия в полном составе уехала на пожизненное лечение в наркологический отдел св. Мунго.