Смогу ли я вновь увидеть тебя?

Ветер носится вокруг, собираясь в вихрь, и игриво норовит сбить с ног, но блондину совсем не до этого. Тонкие пальцы покрылись испариной, а кровь грохочет в ушах, когда он слегка неуверенно прикасается к холодной ручке. Адриан сглатывает, прикрывая веки, и осторожно приоткрывает тяжелую входную дверь в холл — вязкая слюна никак не желает двигаться в горле дальше вниз. Мысленно ругает себя за совсем не геройскую трусость, и расправляет плечи, решительным движением делая шаг внутрь. Стерильная прохлада обдает лицо, а перед глазами мгновенно материализуется уверенная Леди, что-то подбадривающее шепчущая ему. Он справится. Несомненно. Это всего лишь его отец. Всего лишь его отец, который три года желал смерти двум героям Парижа. Сердце колотится словно сумасшедшее, а кровь отливает от щек. Чего же ты боишься, мальчик? Почему это странное предчувствие никак не хочет отступить, настойчиво втолковывая что-то уставшему мозгу? Первая поступь по плитке разносится эхом, и герой медленно затягивает в себя воздух. Давай. Поднимись и скажи ему, что все знаешь. Не скажет. Отец ничего не помнит о последних годах своей злодейской личности. Но Адриан уверен, что как только произнесет эти слова, то мгновенно развернется, хлопая дверью, соберет свои вещи и схватив отложенные сбережения, исчезнет из этого дома. Ведь это, черт возьми, совершенно невыносимо. Нет. Как ты мог? Крутится вальсом на языке горечью, и покрасневшие глаза жжет что-то влажное. — Парень, ты чего? Плагг беспокойно высовывает мордочку из внутренненого кармана рубашки, смотря на хозяина, но тот будто не слышит его. Зрение размывается, нечетким пятном отображая картинку вокруг, когда спина с размаху впечатывается в гладкую стену позади. Адриан сползает вниз, прерывисто дыша и вдруг размыкая губы, кричит, царапая себе руки. Не о такой победе он мечтал. Не о такой, вы слышите? Вся тяжесть событий прошедшей ночи, которую Леди безуспешно попробовала унести в своих нежных руках, упала сверху обухом, раздрабливая голову. Зачем он это делал? Сколько множественных раз Нуар мог погибнуть, бросаясь наперерез атаке в сторону напарницы, сколько раз Леди рисковала жизнью, самоотверженно спасая население города? Что за ненормальные цели мог преследовать этот человек, чтобы творить такое? Адриан знал отца холодным, отстраненным человеком, но он пытался сделать всё, чтобы заслужить единственный взгляд гордости, единственное слово похвалы от него. И ради чего? Ради знания, что Габриэль творит зло остальным? Перед внутренним взором на смену Леди приходит другая женщина и эти черты лица он знает так хорошо, что кричит еще громче, а слезы обжигающим потоком стекают по напряженной шее. Мама. — Как ты мог так поступить? — слова скрываются с губ, отчаянным вскриком разносясь в уголки всего помещения. Рыдания охватывают бушующим пламенем все его тело, а плечи трясутся в лихорадке. Осознание всей ситуации целиком так больно выжигает дыру в его груди, что сил бороться совершенно не остается. Отголоском сознания он слышит, как на втором этаже открывается дверь и кто-то быстро спускается вниз, но не думает останавливаться. Мама чертовски сильно любила их. Габриэль был для нее целым миром, а он взамен так отплатил ее памяти. Черное пятно кружило вокруг всхлипывающего парня, тщетно пытаясь привести его в чувство, но при появлении наверху ступенек фигуры, поспешно юркнуло в укрытие. — Сын? Адриан вскидывает голову, прищуриваясь и, наверное, это похоже на вызов, потому что Габриэль напрягается. — Отец. А тон такой сухо-деловой, такой ледяной, что парню хочется до кашля смеяться этой влитой схожести с человеком в начале лестницы. — Ты что… плачешь? Странно, но от вроде бы простой фразы ему хочется разодрать в клочья говорившего. Мужчина выглядит настолько непринужденно, настолько естественно, что в горле першит, когда Адриан пытается выхаркнуть слова из горла. Вместо этого он встает на ноги, вытирая лицо рукавом изрядно потрепанной одежды, и морщится, покачиваясь. Глаза еще колет, но внутри достаточно попустило, чтобы растянуть на губах улыбку и засунуть руки в карманы, оттягивая их. — Я ухожу, — вот так, просто и прямо. Леди бы похвалила его. — Ты ведь знаешь, что ник… Секунды за мгновение, Адриан с перекошенным лицом стоит напротив отца, отдаленно замечая, что сравнялся в росте. Габриэль медленно моргает, теряя обычную маску отчуждености, и делает шаг назад, а парень, сжав кулаки, выплевывает слова: — Я, — клокочет внутри, передвигаясь по сосудам к сердцу ярость, — ухожу. Последующие события воспринимались Адрианом словно вспышки на старой кинопленке, которую безжалостно проматывали раз за разом, стирая картинку в пепельный порошок. Раз Он влетает в свою комнату, бросая на незастеленную кровать сумку. За считанные минуты собирает необходимые вещи, наваливая их сверху друг на друга, и чувствует, как на пределе теряются крохи самообладания. Останавливается, оттягивая волосы пальцами назад, и судорожно дышит. Если он не уйдет прямо сейчас — сойдет с ума. Или сделает то, что помешала сделать Леди. А этого делать никак нельзя. В захлопнутую дверь требовательно стучат, и рык рвется изнутри, когда Адриан подпирает ее диваном. Два Плагг пытается что-то доказать ему, но Адриан хватает все найденные деньги и, застегивая сумку, прислушивается к шуму за стеной. Дверь трещит, и он догадывается, что отец позвал телохранителя, но лишь позволяет себе истерический смешок. Кредитка пригодится, он снимет всю сумму позже, а сейчас нужно просто уйти. Окно не поддаётся — Габриэль заблокировал автоматическую систему охраны поместья. Один взгляд в сторону двери, чтобы понять — время есть, и черная вспышка перевоплощает Адриана в Кота, с его такой нужной сейчас силой. Одно движение рук и тяжелое кресло летит прямо в стекло, раскалывая его на множество осколков. Смех зарождается в груди, а треснувшие прутья его золотой клетки наконец выгибаются в обратную сторону, позволяя дышать. Он выпрыгивает в проход, задев плечом скол, но даже не морщится, ведь пьянящий адреналин течет вместо густой крови из раны. Горилла вскоре вышибает дверь, но когда встревоженный Габриэль входит внутрь, то только воздух шевелит страницы раскрытой книги на столе. На титульной странице старательно выведено: Не ищи меня. Я не вернусь. Три Голуби испуганно разлетаются в стороны, когда черное нечто молнией проносится по крышам домов. Верный ветер ласково обнимает контур лица, вытирая влажные глаза, а Нуар все несется вперед, к спасительным огням Эйфелевой башни. Здесь, наверху, можно остудить кипящую кровь. Балансируя на тонкой перекладине, Кот захлебывается смехом и чувством долгожданной свободы. Отвешивает шутливый реверанс кому-то невидимому, откланяется и падает вниз, переворачиваясь в воздухе. Кто-то кричит, оставаясь наверху, но он лишь вытягивает шест, отталкиваяясь от ближайшей крыши, и мягко приземляется на ноги. Найти жилье — не проблема. Главное подальше от центра города, и просто место поспокойнее. Нуар смазанно улыбается, и тяжесть, камнем висевшая в груди отступает.

Будущее вот-вот засияет перед тобой…

Когда какая-то пожилая дама чуть подслеповато щурится, спрашивая его имя, он с нервной интонацией повторяет его. Имя он выкупил у подозрительного типа в неблагополучном районе, и сейчас надеялся, что женщина поверит ему. Ведь квартира, которую она сдает, идеальный вариант для ограниченного по бюджету Адриана. Ложь всегда выходила у него слишком неубедительной, и он надеется, что у него получается хоть чуть-чуть, а вспотевшие ладони не выдадут волнения. Но старушка вдруг доброжелательно улыбается, возвращая документы парню, и принимает квартплату за первый месяц, наставительно что-то говоря ему про соседей наверху. Адриан с готовностью кивает головой, слушая вполуха, а сам готов петь от такой удачи. Вечером, когда Агрест уже немного освоился в новом жилье, он может наконец упасть на поскрипывающее креслице и закрыть глаза. Плагг, до этого момента сидевший в кармане, выбирается наружу и повисает в воздухе, складывая лапки на груди. — Прости, приятель, теперь с камамбером придется перебиться, - тон хозяина даже слегка виноватый, но квами только больше хмурится. — Об этом можно после. Что ты теперь будешь делать? — Делать?.. Найду работу, наверное. Подальше от центральных райнов, конечно же, там меня легко узнают, но думаю официантом в баре на десятом округе* вполне подойдет. На первое время, — голос Адриана уставший от прошедшего дня: поиски жилья очень вымотали нервы. — Но там же опа… — Опасно. Да знаю я это, Плагг, знаю, ведь сам сколько раз помогал полиции с преступлениями там, но что поделать? Из Парижа я точно никуда не уеду, а постоять за себя сумею. Да и ты со мной, верно? Черный квами только громко фыркает и уворачивается от руки хозяина в сторону, качая головой. Пускай он никогда не скажет этого вслух, но он действительно беспокоится за состояние мальчишки. И сделает все, чтобы он был в безопасности. Адриан улыбается, провожая взглядом улетевшего на маленькую кухню котенка, и только когда слышит, как открывается там шкафчик, под акомпоннемент тихого ругательства Плагга, позволяяет плечам упасть. Беспокойство, два дня терзавшее душу, возвращается с утроеной силой. Если бы ты не проснулся в ту ночь - не узнал бы, что это был твой отец. Узнал. Узнал бы, поправляет тихий голос внутри, заставляя пальцы подрагивать. Голова безвольно падает на руки, пытаясь опровергнуть эти слова, да только знает, что Леди все равно обязательно поведала бы непутевому напарнику личность их главного противника. Мысли роятся, словно гудящие пчелы, отчего зубы скрипят друг об дружку. Не достоин. Слышишь, Агрест? Сын такого человека не достоин зваться героем. Как некстати вылезают воспоминания давних вечерних разговоров с Плаггом, и парень мучительно сильно сдавливает виски. – Так что, нам, Черным Котам, всегда следует быть осторожными, понимаешь? – Стой, ты правда имеешь в виду, что Нуары часто переходили на темную сторону? – Ну да, о чем же я тебе толкую? Они гораздо восприимчивее к негативным эмоциям, нежели другие герои, ведь изначально кольцом пользовались только злодеи. Голову сдавило так, что впору плакать от боли, но Адриан только морщится, постукивая ногой по деревянному полу. Он не может допустить мысли, что Леди от его собственных рук способна погибнуть. Боже, это же просто невыносимо, думать о таком, представляя ее жизнерадостное лицо, никогда не подверженное хмурости. Он никогда в жизни не предаст Баг, даже если под вопросом будет стоять его собственная жалкая чёрная шкурка. И поэтому сейчас Адриан, сжав ладони, водит расфокусированным взглядом по стене напротив, принимая, похоже, самое трудное решение в своей жизни. – Плагг! - кричит он спустя несколько минут, мельком взглянув на старые настенные часы. Едва ворчащий квами влетает в комнату, полный намерения прочитать парню ободряющую лекцию и, конечно, поинтересоваться, в чем, черт подери, дело, как оказывается молниеносно втянутым в тесное серебристое кольцо. Нуар, поведя плечами, активирует шест в коммуникатор, с затаеной болью рассматривая алеющий значок Божьей Коровки, и отключает метку черной кошачьей лапки с карты, переходя в режим невидимости, как совсем недавно научила его Леди. Грустно усмехается и тут же встряхивается, отмечая направление патруля Баг. Отворяет древнее окно и выпрыгивает в ночную тишь, нарушаемую только чьими-то бранными криками вдалеке и перепрыгивая сияющие провалы между домами, тенью следует к пятнистой героине.

Добро пожаловать в ритм ночи.

Если Кот Нуар и смог принять тяжелое решение исчезнуть из жизни Ледибаг, то самой девушке этого никто не удосужился шепнуть. Напарника не было на горизонте уже целых две недели и все нервы Маринетт летели к чертям. Все было так хорошо, Бражник наконец побежден и надо бы радоваться, словно дети малые, но Нуар просто растворился, даже ничего толком и не сказав ей в ту ночь. Вдруг с ним что-то случилось? В отчаянных попытках дозвониться до напарника Леди кусала до крови губы, размазывая противные слезы по лицу. Она излазила весь Париж в поисках хоть какой-либо зацепки о расположении Кота, но толку все равно не было. Тикки пыталась успокоить хозяйку, говоря что-то о том, что с ним все в порядке, потому что она чувствует энергию квами неудачи, но Маринетт все оставалась безучастна, отрешаясь от внешнего мира. На патруль она теперь выходила намного раньше и приползала домой почти под утро, совершенно вымотанная и разбитая. Она часами сидела на верхушке Эйфелевой башни, его излюбленного места для звездных тихих посиделок после тяжелых патрулей, дрожа от пронизывающего ветра, до рези в глазах всматриваясь вниз, в сплетения витееватой паутины домов, и каждый раз вздрагивала, когда чья-то тень мелькала там. Леди и догадываться не могла, что единственная верная ей чёрная тень неотрывно следует каждому шагу за ней, словно собственная, охраняя и наблюдая за героиней Парижа.

Когда же я снова смогу тебя увидеть?

Маринетт настолько сильно не хватало его пробирающего голоса, веселых каламбуров и ядовито-зеленых глаз, что рука теперь постоянно, будто чужая, раз за разом вырисовывала знакомый профиль, выверяя любую деталь до совершенства. Вздернутый нос, острый подбородок - пальцы заученно выводили линии и штрихи, отчего весь скетчбук был заполнен лишь загадочным, таинственным Котом. От сердца будто оторвали кусочек чего-то очень нужного и необходимого, заставляя страдать изо дня в день. Прошел месяц и люди вокруг начали шептаться, не связано ли исчезновение Бражника с пропажей Нуара. Вдруг он был в сговоре со злодеем и сгинул вместе с ним? Но Леди яростно дала понять, что никуда герой в черном не делся и если кто заикнется о таком, пусть будет готов встретится с ней лично и повторить свое обвинение. Таковых не находилось, но всеобщая смута все равно больным образом ударяла по оголенным чувствам девушки.

Я должна знать, когда же я вновь смогу тебя увидеть?...

За прошедшее время она думала о многих вещах, прогоняла в голове тысячи возможных вариантов, но Маринетт никогда, никогда не позволяла себе мысли о предательстве напарника. Должна быть веская причина. Должен быть повод, чтобы Нуар оставил свои обязанности героя на такое время. Он обязательно вернется к ней. Однажды, в ночи. В один из тихих патрулей, ставших больной привычкой, рука, обтянутая латексом, мягко ляжет на ее дрогнувшее острое плечо, а тихий баритон за спиной произнесет какую-нибудь несуразицу. Она застынет на мгновение, перестав крутить сверкающее йо-йо, и заученно выдавит из себя Глупый Кот. А потом обернется и стиснет его в объятиях, так сильно, как только сможет, и никогда больше не отпустит, не оставляя шансов на отступление. Ради этого она готова ждать столько, сколько потребуется. Чтобы однажды краем уставших глаз заметить темный силуэт с блеском изумруда в приглушенном свете фонарей и почувствовать себя в безопасности. Чтобы встречать ласковые рассветы, взявшись за руки крепко, совсем как тогда. Чтобы в один момент чуть боязливо и неуверенно, но все же с улыбкой снять плотную маску с лица и сказать тихо, как сильно она его на самом деле любит. Он обязательно вернется к ней. Однажды, в ночи.