Солнце в волосах

ㅤЭнн сидит на скрипучей последней ступеньке школьного крыльца прямо на пути у расшалившегося ветра. Он заигрывает с Ширли, предвещая серьезный ливень. Непослушно вылезшие из ослабевшей косы пряди отчаянно хлещут по влажным щекам и цепляются за тронутые слезами ресницы, а девочка напряженно хмурится, дрожащими от гнева пальцами пытаясь вплести негодниц обратно. Тщетно. Энн обнимает колени и прижимает к ним подол платья, смотрит вдаль и радуется, что сейчас в пустой школе за ее спиной нет даже мистера Филлипса. Он не способен понять ее, он определенно не родственная душа. ㅤЭнн смаргивает вновь подступающие слезы обиды. Пора бы уже перестать так остро воспринимать едкие слова, тем более от Билли, к счастью которого, девчонка поблизости не нашла грифельной доски. ㅤ— Энн Ширли, — твердо убеждает себя она, — прекрати обращать внимание на слова людей, которые, видя твои ужасно рыжие волосы, находят это подходящим поводом для издевок. Билли пока не знает о чувстве такта, а еще он… ㅤ— А еще он круглый болван, — доносится из-за спины, и Энн невольно вздрагивает. ㅤРазумеется, она узнает голос Гилберта Блайта, и тут же на ум приходят колкие замечания о его глупой выходке, случившейся когда-то, кажется, сто лет назад. Эти слова больно царапают язык, но отчего-то Энн их глотает вместе с последними слезами. Она молчит. ㅤГилберт, балансируя на краю, неспешно скрипит каждой ступенькой под подошвами ботинок и, вворачивая дежурное «не возражаешь?», ловко приземляется рядом. ㅤ— И что тебе наговорил этот Билли? — мальчик облокачивается на ступеньку выше и садится вполоборота к собеседнице, принимая располагающую к разговору по душам позу. Но Энн продолжает молчать. Она смотрит на мутное тяжелое небо, вяло стекающее за линию горизонта, и твердо намерена не замечать Гилберта, как и все предыдущие дни. ㅤ— Хорошо, — невозмутимо соглашается с таким положением вещей Блайт, — позволь, я сам. Ему не понравились твои волосы, — начинает он выдвигать версии, испытующе глядя на Энн, — конечно, наверняка высказался по поводу твоих веснушек, — ему кажется, что он наблюдает за закипающим чайником, вот только теперь предусмотрительно удостоверился, что сумка со злосчастной доской довольно далеко, — а еще… ㅤ— Я с тобой не разговариваю, — все же вспыхивает Энн, прожигая взглядом дыру в горизонте. ㅤ— Да, я помню, поэтому не утруждаю тебя обязанностью давать ответы. Справлюсь сам, — расплывается в обезоруживающей улыбке Гилберт, добившись хоть какой-то реакции. — И я никому не скажу об этом разговоре меня со мной, обещаю, — он торжественно-шутливо поднимает ладонь перед собой, изображая клятву, а сам изо всех сил старается стереть довольное выражение с лица. ㅤЭнн мгновение колеблется, думая о том, что сегодня можно и не быть такой упертой. Одно шаткое мгновение. Расценив молчание как знак согласия, Гилберт продолжает: ㅤ— Тебе точно не стоит обращать внимание на Билли, но не потому что у него нет чувства такта (хоть это, безусловно, так), а потому что он глуп и… слеп, — наконец выдавливает он, внимательно следя за каждым изменением в профиле Энн, которая окончательно замирает, выбитая из колеи. — Не его вина, что он не видит, какая ты чудесная, какой у тебя острый и живой ум. И богатое воображение, — на выдохе перечисляет Гилберт, боясь, что не хватит духу закончить, — он не видит, что это не просто рыжий, что в твоих волосах неосторожно запуталось солнце и… ㅤНеожиданно пальцы Гилберта невесомо скользят по виску к теплым волосам, чуть огибают ухо, касаясь самого его кончика, нежно утопают в рассыпавшихся прядях, осторожно, словно боясь спугнуть бабочку. А Энн, обнимающая колени, давно уже не разглядывает горизонт: ее огромные глаза удивленно смотрят на Гилберта, на то, как в уголках горящих глаз образуются лучики и как несмело его рука приближается к ее лицу, повлажневшие подушечки пальцев касаются мгновенно вспыхнувшей кожи и пылающих волос. Если бы не сильные порывы рвущегося ветра, они бы не услышали вокруг ничего. Даже собственное дыхание. ㅤ— …и цветы, — пальцы Гилберта ловко достают спрятавшуюся в волосах ромашку, — тоже часто путаются в твоих волосах, — бесповоротно смутившись, заканчивает он и первым отводит взгляд к спасительному горизонту, а Энн наконец шумно выдыхает и смыкает ресницы. ㅤПеред ней не темнота, а зажатая в тонких пальцах ромашка. Сейчас Энн нестерпимо хочет, чтобы таких в ее волосах затерялась сотня и чтобы каждую он вытаскивал вот так. ㅤНевероятно. И глупо. Невероятно глупо. ㅤРомашек там больше нет, с неба начинает накрапывать нетерпеливый дождь, мокрыми кляксами покрывая ступеньки, а лучики в уголках необыкновенных глаз Гилберта все еще светятся вместо солнца. ㅤ— Дождь начинается, — любезно позволяет сменить тему Блайт. ㅤРебята заберутся под козырек над школьным крыльцом и просидят так полчаса, разговаривая обо всем, о чем так хотелось поговорить эти долгие дни молчания. Словно выплыв из-под накрывшей волны, они будут жадно глотать этот воздух общения, сделав вид, что не упоминали Билли и солнце в волосах, пока взволнованная Марилла под зонтиком не поймает их с поличным. Прощаясь, Гилберт хитро подмигнет, повторяя свой жест торжественной клятвы ни единой душе не рассказывать о «своем разговоре с собой». ㅤЗавтра Энн привычно не будет замечать Гилберта Блайта и мурашки от его взглядов, а изредка выходящее солнце будет упрямо напоминать отпечатавшиеся в памяти слова. Гилберт каждый раз, видя Ширли, будет вспоминать то секундное прикосновение и небывало долгий зрительный контакт. И оба будут необыкновенно смущены, случайно пересекаясь взглядами. ㅤЗавтра Гилберт, сдержав обещание, никому не расскажет об их с Энн разговоре, а Энн, чувствуя себя повязанной этой клятвой, будет делать вид, что, как и все, не знает, почему Билли пришел в школу с расквашенным носом.