Мать моего ребенка

Оставшись в гордом одиночестве, Сергей совершенно растерялся. Он не знал, что ему делать и куда идти. Нет, логично было направится в спальню где и совершаются такие ритуалы, но кто знает, может несравненная хозяйка предпочитает что-то более модернизированное? Господи, что он несет? Наверное, следовало раздется. Блин, как-то не комельфо. Хотя все равно придется. К тому же она наверняка выйдет из ванной не в шубе. Мысли о том, в чем, то есть без чего она все-таки вернется, нехило грели кровь скептика. Так, что он все же решился снять пиджак, аккуратно повесив его на спинку стула. Все-таки, черное стройнит. Правда придется раздеваться — и все тайное и толстое станет явным. Эх, ну где там уже Ванг. Вот, наконец. Словно героиня голливудского фильма, снизошедшая до него с экрана телевизора, она предстала его очам. Какие-никакие бушующие в голове мысли, смешавшись одним безобразным комом, превратились в кисель, отдавая власть первобытным инстинктам. Хорошо, еще если не открылся рот — хотя, какая уже теперь разница? Восхищенный взгляд скептика наматывал кроссы от длинных, казалось бесконечных ног, вплоть до аккуратно-выпирающих косточек ключиц, слегка прикрытых шлейфом блестящих, потемневших от воды волос. Она была прекрасна. Нет. Божественна. Так что можно было кончить от одного созерцания, не подходя ближе. А уж от прикосновения к мягкой гладкой, будто у младенца коже — уже без шансов. «Я тебе дам! Козел похотливый! Романтик хренов. Надо прямо и в цель. Ты для этого здесь! А для другого есть журналы с голыми бабами! Кстати, с ее изображением можно тоже отыскать». Безумно хотелось послать его далеко и надолго, но сейчас не было сил даже на это. Нужно было действовать. Идти вперед — что-то говорить. Нет. Невозможно. Как уйти убежать отказаться. Не хотеть эту шикарную женщину! Пространство затряслось и перестало существовать, когда она была рядом. Не хотелось ни думать, ни знать, кто все-таки должен сделать этот первый шаг. Это совершенно неважно. Когда горячее нервное дыхание коснулось губ, в одночасье слившихся с его. Полотенце ненужной тряпкой упало на пол. Границы оказались стерты. Преград больше не было. И это казалось так безумно так прекрасно, что впору сойти с ума. К черту этот скучный рассудок. Он плавился, исчезал, утопал в страстном волнительном поцелуе, обостряющем самые потайные уголки души и взбудораженного тела. Так, что буквально разрывало на части. Хотелось кричать — но разве он имел права нарушить идиллию волшебного момента? Мужчина не помнил, как его руки оказались на тонкой талии. Хотелось целовать, целовать, целовать — до потери пульса и воздуха, в пылающих и высохших, как пустыня Сахара, легких. Как неважен, как мимолетен был тот миг, когда они оказались на мягком уютном ложе. Как и тот рваный вздох накрыл шею, трансформируясь влажным трепетным поцелуем, поплывшим от шеи вниз в нежном, безудержном танце. Вырывая из уст Духа Хаоса первый, преисполненный сладости полу-стон-полу-крик — счастья и желания. Делая все, что было и все что будет — отдаленным, неважным. Ненависть. Любовь. Да какая разница! Он хочет ее. Здесь. Сейчас. Любит. Пусть на один день. На один миг. Пусть физически, а не так как бы хотелось. Но ведь любит! И оно того стоит. А губы Сафронова, не отрываясь, прокладывали маршруты по шелковой (да что там, идеальной!) коже. Которую можно было целовать без конца. Вдыхать, как кислород. На которой хотелось остаться, словно след татуировки на коже. Навсегда. На всю жизнь. С упоением, без рассудка припав к мягким, сказочно огромным вершинам, ловя сладкие стоны, снова и снова срывающиеся с губ девушки. Как можно аккуратнее. Без намека на грубость. Упаси Боже! Сергей совсем не хотел сделать ей больно. Только ни сейчас. Никогда более! В порыве страсти, Ванг оставалось, стягивая с мужчины одежду, выгибаться навстречу, полностью и безоговорочно доверяясь власти его рук. И пусть презирает, пусть ненавидит. Пусть его стоит бояться. Потом. В следующий раз. В следующем дне. Следующей жизни. Сейчас она не боялась. Она знала, что он сделает все правильно. Что он не сделает больно. Она доверяла. Сейчас она просто не могла по-другому — даже если б это желание промелькнуло в воспаленном мозгу. Потеряв остатки рассудка и былой нежности, Сергей, вновь и вновь припадал к такому красивому женскому телу, руководимый одними первобытными инстинктами. Взять. Обладать. Сминать. И плевать, что эта шикарная женщина не его! Здесь сейчас она принадлежала ему и только ему. И никому кроме. Финишная прямая была близко. Желая увеличить масштаб феерии, мужчина осторожно захватил губами чувственную горошину клитора. Джулия забыла, как дышать — казалось, воздух просто кончился в легких. Осталось безумие — и реки желания, протекающие под ловкие пальцы, в один миг проникшие во влагалище. Оргазм не заставил себя долго ждать — но был лишь жалкой прелюдией перед тем, что было дальше. Когда стянув с себя последнюю одежду, он оказался в ней. Счастье достигло предела — во всех возможных и невозможных смыслах. Казалось, это все. И просто не может быть лучше. Не может быть выше. Но они знали. Чувствовали — могло. И стремились к этому — каждой клеточкой разомлевших, разгоряченных страстью, тел. Но финала совсем не хотелось. Наоборот — продлить, растянуть этот сладостный миг — настолько, насколько это возможно. Навечно. Это совершенно. И этого больше не повториться. Музыка стонов сливалась с наслаждением, то накрывающим, то отступающим послушной волной морского прибоя. Приближающим к неминуемому берегу. Неминуемому концу. Нет. Только не сейчас! Казалось, это бесчеловечно. Разъединяться, раскалываться на две половины, в тот миг, когда они стали так близко. Как одно. Как никогда ранее. И позднее — тоже. Космический оргазм накрыл с головой, разрядом тока пробив каждую клеточку. В ушах звенела чувственная, звучная мелодия, тело ломила приятная, сладкая боль, которую едва ли можно было назвать болью… Окончательно утонув в пленительной неге, Джулия, забыв про все плохое и запретное, безмятежно и опрометчиво положила голову на плечо любимого. Который с благодарностью принял ее уже на себе. До обоняния мужчины донеслись нотки непревзойденного аромата ее волос. Кажется, они пахли лавандой корицей и еще чем-то цветочным и очень нежным. Безумно хотелось, притянув ее ближе, до невозможности, до удушья, до заполнения легких вдыхать, вбирать этот божественный запах. Так, чтобы сохранить его в себе. Так, чтобы хоть что осталось с ним. Что-то ее. Осознание содеянного пришло быстро, разрядом тока ударив по оголенным нервам. Что она сделала? Они ведь…они ведь не это! Это ведь был просто секс. Просто зачатие. А значит, так нельзя. Ни в коем случае. Отчаянно стараясь не поднимать глаз, Ванг стремительно убрала голову с его плеча, немало шокировав скептика. Впрочем, чего удивительного? Она сделала то, что от нее требовалось. Для большего он ей не нужен. А значит, она не обязана. От этого становилось горько. От того что все закончилось так быстро. От того что надо уходить. Да. Иначе будет хуже. Только больнее. Испустив тяжелый вздох, Сергей также нелегко поднялся с кровати. — Я в душ, — скорее констатировал, чем спросил он. Ванг безнадежно кивнула изо всех, оставшихся сил, сдерживая рвущиеся из глаз слезы. Бездна. И за что ей это?! Зачем? Недавнее счастье обернулось жгучей ненавистью. На весь мир. На нерожденного ребенка. На этого вредного рыжего скептика. За то, что пришел. За то, что был так ласков и нежен. За то, что совсем скоро уйдет. Упругие теплые струи душа, словно дополняли полученное наслаждение, увеличивая его в два раза. Безумно хотелось стоять здесь до скончания веков, дабы вобрать в себя горячие капли до боли — каждой клеточки измученной души. Зачем врать себе — уходить безумно не хотелось. Хотелось остаться здесь. В этой маленькой уютной квартире, где каждая вещица, каждый уголок пропитан ей. Где она. Эта роскошная неповторимая женщина. Любимая. Кровь в одночасье отхлынула от мозга, при воскрешении в нем ее такой сексуальной и только вышедшей из душа девушки. Буквально каких-то полчаса назад. Неожиданно-безумно захотелось стать этими водяными потоками, чтобы каждое утро влажными поцелуями ласкать каждый сантиметр ее манящего тела. Впиться, поселиться под кожу — хоть и не навеки, как та незримая татуировка — хоть на четверть мига. Миг мига. Но нет. Миг — всего лишь миг. Его больше нет. Их больше нет. Таких мимолетных, как день. Едва ли существующих. Но все-таки их… Черт, как же больно! Но главная миссия выполнена. Значит, надо уходить. Как можно быстрее — дабы не стало еще больнее. Да. Более, чем тщательно вытеревшись мягким пушистым полотенцем и изо всех сил стараясь не думать о том, как оно раз за разом касается каждого участка ее изящного тела, (что получилась совсем непросто) Сергей нашел в себе силы одеться и покинуть ванную комнату. Джулия сидела на кровати, будто и не заметив этого. «Неужели я настолько ей безразличен?» — с горечью думал мужчина. Ну, тем легче. Значит нужно идти. И как можно быстрее. — До свидания, — еле слышно промолвил Сафронов, быстро и бесшумно выходя вон. Ванг не попрощалась. Сердце бетонным комком прилипшее к горлу не могло пропустить и звука. И вздоха. Джулии казалось, что она задыхается. Задохнется — с минуту на минуту. И лучше бы так. Было больно. Безумно больно. Невыносимо. Безумно хотелось плакать. Выть. Броситься вслед за этим нерадивым, ненавидящим ее скептиком. И откусить ему голову! Нееет. Это будет слишком мягко. Лучше растерзать его на куски! На мелкие-мелкие ленточки! Впрочем, за что? В чем он виноват. Он сделал все правильно. Он сделал все что мог. И ушел. И правильно. Оставив ей яркие незабываемые, как вспышка — воспоминания и маленькое чудо едва ли поселившееся в ней. Ванг положила руку на живот в надежде почувствовать его в себе — как единственное утешение. Награду. Как все, что ей осталось. От него. После него. Беспомощно закрыв лицо руками, женщина наконец разразилась отчаянными душераздирающими рыданиями…