Wings&Feathers

В душе творилось что-то невообразимое. В мыслях уже было перечеркнуто тысячи планов по избежанию наказания Рейвен, ведь все они, так или иначе, заканчивались теоретическим провалом. Мечущийся в душевной агонии принц рвал на себе волосы в буквальном смысле, корил себя за то, что не смог соврать Миразу, не смог защитить девушку. Хотя, в конце концов, дядя действительно докопался бы до истины, и тогда Рейвен пострадала бы куда более горько. В спальню вошел доктор Корнелиус, который уже услышал о диких намерениях Мираза. Его сердце было полно сочувствия к несчастному существу и Каспиану, который забился в угол своей комнаты, прерывисто дыша и сжимая в руках клочки своих же черных волос. Увидев подопечного в таком состоянии, учитель тут же закрыл дверь на ключ и подошел к бедняге, который был белее простыни. Не говорил ни слова, молча глотал подступающие слезы и молил высшие силы сжалиться над несчастной Рейвен. Молил о том, чтоб Мираз пересмотрел свой приказ, чтоб передумал, чтоб наказание пало на него, а не на корвума. — Ваше высочество, вставайте, ну же, — доктор Корнелиус силой поднял принца с пола и усадил на кровать. Тот молча смотрел в одну точку, гипнотизируя воздух. В груди нестерпимо жгло, было до слез больно. — Принц мой, — начал учитель, кладя руку на его плечо. — Послушайте, прошу. Вы сделали верный выбор, вы спасли ее от страданий, которые ждали бы ее в темнице вашего дяди… — Я должен обрубить ей крылья, — тихо проговорил Каспиан, не глядя на доктора. — Обрубить. Полностью. И принести этой твари под порог. Я же не смогу, доктор. — На моих глазах, — старичок стал говорить мрачным и поникшим голосом, — ваш дядя расправился с последним корвумом враждебной стаи. Он истязал ее неделями. Держал в темнице без еды и воды, раз в день к ней приходило по десять-пятнадцать воинов-тельмарийцев и делали с ней всё, что хотели. В тронном зале, прямо посередине, ее приковали цепями за руки к стенам, три дня и три ночи по косточке ломая ее крылья, а позже освежевали. Я видел эту девочку, мой принц. Я видел, как она молила о быстрой смерти. Так сделайте же теперь выбор сами: однажды лишить девушку крыльев или каждый день, целый месяц, наблюдать за ее мучениями? Каспиан все еще молчал. Перед глазами стояла отвратительная сцена с избитой девушкой-корвумом с ободранными крыльями, впалыми от голода щеками и животом. Он представлял на ее месте Рейвен. А позже в голове рисовал ее образ, но уже без громадных черных крыльев, которыми она гордилась и так сильно отличалась от остальных. В мыслях стоял ее неистовый крик, который она еще не издала, но в очень скором времени он пронзит добрую половину леса. — Каспиан, — доктор Корнелиус впервые обратился к нему по имени и сунул в руки бутылку с вином, которую прятал во внутреннем кармане. — В этом вине порошок, который заставляет человека впасть в некую дрему, немного похожую на сон. Он перестает что-либо чувствовать на какое-то время и просто засыпает. Дайте ей выпить буквально один глоток, и в скором времени она уснет. А это, — он снова достал из внутреннего кармана что-то, похожее на крайне острый кинжал, — это ваше оружие на сегодня. Он достаточно острый, чтоб пронзить кость. Не переживайте: пока она спит, ей не будет больно. Каспиан неуверенно взял кинжал в свои руки, проводя пальцем по лезвию и тут же чувствуя жгучую боль. Однако ничто не могло сравниться с той болью, в которой сейчас задыхалось его сердце. Из головы не вылетали образы искалеченной Рейвен, которая со слезами на глазах смотрит на него и видит в нем предателя. — Идите сейчас, — посоветовал Корнелиус. — Иначе вы просто не сможете. И тогда с ней произойдет то же самое, что произошло с тем корвумом. А может, намного хуже. Принц сглотнул и кивнул, вставая с кровати, на негнущихся ногах подошел к настенному зеркалу. Отражение показывало бледного, измученного юношу, в глазах которого читалась фраза: «Помогите». Он и правда просил о помощи, только очень тихо. Так, чтобы никто не слышал. Он вспоминал ночь. Ночь, когда девушка преодолела границы охраны и смогла проникнуть к нему в спальню, чтобы снова повидаться. В ее глазах читалась только безграничная любовь, которая овладела ею буквально за несколько минут, прошедших с их встречи. Он сминал в руках большое черное перо — одно из немногих, валявшихся на кровати. Как же он мог? Как мог он так нелепо подставить девушку, которая теперь вряд ли сможет жить нормальной жизнью? Вместе с крыльями она потеряет все. Потеряет способность бороться, сражаться в битвах, передвигаться без посторонней помощи. Стараясь не оглядываться и не думать о происходящем, принц толкнул дверь ногой и вышел из спальни. Пройдя мимо Мираза, он услышал презрительный смешок в свою сторону, но ему было не до того, чтоб реагировать на это. Он спешно спускался к выходу из замка, расталкивая стражу и посетителей. Он быстро шагал по мосту, неся в руке вино, а нож спрятав за поясом брюк. Каждый шаг гулко отдавался в голове, колол в сердце. Болью отдавалось все: любой вздох, любое движение, сделанное по направлению к лесу. Это была самая жуткая боль на свете, когда сердце сжимается до состояния, в котором больно даже смотреть по сторонам, в котором больно осознавать то, что ты все еще жив. Больно жить — вот как называется такое состояние. Он миновал тропинку, поворачивая к Древу Воина, где, спрятавшись в тени ветвей, ожидала его Рейвен, которая как раз кормила мелких птичек, живших на том дереве. Каспиан собрал всю свою волю в кулак и постарался спрятать пылающую агонию в глазах. Медленно, почти неслышно, он подошел к девушке, которая счастливо заулыбалась, как только услышала похрустывание листвы под его ногами. Она резко взлетела, задевая крыльями ветки, и вмиг оказалась около него, тут же приветствуя его нежным поцелуем. И ничего не оставалось, кроме как ответить на него, хоть он и знал, что это, скорее всего, последний ее поцелуй. Как только он сделает то, зачем пришел сюда, порвется тончайшая связь между ними. Обрубится вместе с массивными крыльями, которые снова трепетали при виде его глаз. Рейвен его не простит. Он это понимал и прощения даже не ждал, понимая, что, по-хорошему, его стоило бы разорвать в клочья за такое кощунство. Но нет. Девушка не позволит. И от этого было еще больнее! Еще больнее было от осознания того, что она не станет даже мстить. Будет жить с этой болью, носить ее под сердцем, не смея показать кому-либо. — Привет, — его голос хоть и был наполнен фальшивой радостью встречи, но все равно дрожал. — Я ждала тебя, — прошептала Рейвен, обвивая его шею тонкими руками. Он заметил, что вчерашние рисунки вокруг сосков, которые в итоге смылись, сейчас были заменены другими, менее черными и более изящными. К тому же, девушка не стянула волосы в привычный высокий хвост; они были распущены и свободно развевались на ветру. Принц несмело обнял ее, норовя насладиться каждым прикосновением, ибо все, что сейчас происходило, было в последний раз. Последний раз он свободно касался ее тела, ее волос, смотрел в ее глаза и видел в них не слепую боль и обиду, а нежность и любовь. Он последний раз смотрел на нее такую, окрыленную в прямом и переносном смысле. Каспиан предложил выпить. И, несомненно, Рейвен согласилась. Она вообще ни от чего не отказывалась, казалось, даже если бы он самолично попросил ее отрезать себе драгоценные крылья, она бы это сделала. Она так сильно полюбила его, что не могла противостоять ни единому слову. Отпивая вино, она улыбалась, подсаживаясь поближе к принцу. Она с увлечением рассказывала ему о том, как они живут в стаях, как они совершенствуют навыки боя, какие у них есть традиции и обряды, а Каспиан пропускал все мимо ушей. Единственной мыслью в голове была просьба: «Не засыпай». Но вскоре Рейвен начала зевать, прикрывая рот ладонью, а ее голова сама по себе склонилась на его плечо. Она растянулась на траве, кладя голову на его колени и сворачиваясь в клубочек. Сложив крылья вдоль спины, она снова улыбнулась и тихонько прошептала: — Я люблю тебя. Это было самой страшной фразой, которую он только мог услышать. Его сердце в который раз облилось кровью, в животе все скрутилось в тугой узел, не позволяющий даже вдохнуть. Рейвен уже крепко спала в то время, как он ответил ей: — Я тоже. — А потом, немного тише, добавил: — Прости меня. Принц делал все быстро и резко, но тихо, дабы не разбудить ее. К горлу подкатывал противный комок, а грудь словно сдавливало стальными обручами. Руки его не слушались, он не решался приставить кинжал к основанию крыльев. Его накрывали волны болезненных мыслей, воспоминаний и образов. Но вновь вспомнив о несчастном корвуме, которого мучил подонок, каким-то образом состоящий с ним в кровном родстве, он будто на автомате прижал острое лезвие к основанию и провел по нему, пока не увидел выступившую кровь. В глазах все плыло, зрение застилала пелена тумана. Кости были прочными, а значит, придется пилить их. Значит, придется пересилить себя, свою жалость и сомнения. Придется бороться за жизнь Рейвен, хотя она вряд ли воспримет это, как борьбу.

***

Испачканные в крови руки несли огромные черные крылья, с которых облетали перья и капала темная, почти черная кровь. Его лицо, бледное и изможденное, не выражало толком никаких эмоций. Глаза стали стеклянными, в них трудно было что-либо прочесть, кроме боли и страдания, которое он так старательно скрывал. Он оставил обескрыленную девушку спать на холодной земле, положив возле нее окровавленный нож и пару выпавших перьев. Он оставил ее там, в надежде на то, что, когда она проснется, будет чувствовать в первую очередь ненависть к нему, а уж потом вспомнит о том, как невероятно любит и как болезненно для нее это предательство. Каспиан подошел к дверям тронного зала — за ними была слышна музыка и громкие разговоры. Король снова закатил гулянку, только вот в честь чего, неизвестно. К тому же, было еще совсем рано, даже солнце не село за горизонт. Что ж, самое время преподнести ему дар… Принц грубо открыл дверь, по привычке пнув ее ногой, и медленно вошел в зал. Разговоры смолкли, были слышны лишь тихие вскрики дам и их дочерей, которые теряли сознание при виде крови, капающей с огромных черных крыльев. Мираз растерянно смотрел по сторонам, не зная, как реагировать на то, что племянник появился так не вовремя, да еще и с такой ношей. Лорд и леди Харрисон с непониманием смотрели на Каспиана, который медленно приближался к своему дяде и его жене, которые стояли в центре зала. Поравнявшись в ним, он с самой чистой ненавистью швырнул ему под ноги два тяжелых крыла, которые тут же обрызгали кровью всех рядом стоящих. Мираз был шокирован. Он знал, что Каспиан сделает что угодно, лишь бы избавить Рейвен от смерти, но… Он не видел ранее в его глазах такой боли. Дикой, животной, будто крылья отрезали не корвуму, а ему самому. Дядя смотрел в глаза племянника и впервые в жизни ему стало… Жаль его. Он мысленно корил себя за то, что заставил его это сделать. Он не отводил взгляда от стеклянных глаз, которые блестели то ли от подступающих слез, то ли от искусно сдерживаемой ненависти к нему. — Если она придет мстить, — Каспиан говорил громко и низко, срываясь и едва дыша, — то знай… Я буду на ее стороне. С этими словами он развернулся и так же медленно вышел из тронного зала, оставив всех присутствующих в полнейшем недоумении. Он направился в спальню, за ним последовал и доктор Корнелиус, который опасался, что юноша вот-вот сорвется, оборвет эту нить наигранного спокойствия. Кажется, сегодня все, кто видел его глаза, хоть раз, но искренне пожалели Каспиана, даже если не знали ситуации. Похожая боль отражалась в глазах раненого животного, которого подстрелили на охоте и оставили умирать в муках, насмехаясь над его агонией. Подобная боль отражалась в глазах умирающих воинов, которые сражались за свою родину, но проиграли бой и пали. Но все равно, такой боли еще не видели их глаза ни в одном взгляде. Это был крик о помощи, боль, смешанная с ненавистью и отвращением. Боль, которую не исцелит ничего, только месть и нанесение ответного удара. Боль, которую не способно причинить больше ничто… Только сильнейшая любовь и жесточайшее предательство. На удивления доктора, Каспиан достаточно стойко держался, идя по дворцу с ровной спиной и глядя на всех свысока, хоть и читалась во взгляде невыносимая жестокость, о которой он сожалел. Однако, войдя в спальню, несчастный принц упал на колени, не в силах больше прокручивать в голове моменты, где тяжелое крыло с шумным и глухим шелестом падает на траву. Его руки были по локоть испачканы в темной крови, которую, казалось, уже нельзя было отмыть. С каким бы остервенением он не оттирал ее с кожи, она навсегда въелась в его руки, окрестив его предателем. Вновь в голове пронеслось воспоминание, где темная жидкость брызжет из-под кинжала, а к горлу подкатил отвратительный скользкий комок, заставляющий желудок сжаться в мучительном спазме. Его неистово трясло, доктор Корнелиус обеспокоенно засуетился, прикрыв двери, дабы никто не вошел. Бедняга словно на минуту выжил из ума, такие жуткие судороги сводили все тело, заставляя закрыть лицо руками и едва-едва вдыхать холодный воздух, который резал легкие. Он никогда не отмоет от своих рук ее кровь. А она никогда не узнает о том, почему он так поступил с ней.

***

— Ее крылья… Где они? — доносилось со всех сторон. Спящую Рейвен обступили вороны, перешептывающиеся между собой. Их шепот, который понимала только она, разбудил ее, и она приоткрыла глаза, сонно улыбаясь в надежде на то, что рядом с ней сидит, лениво жмурясь от солнца, ее принц. Но улыбка быстро сошла с лица, когда все тело, особенно спину, пронзила дичайшая боль, заставившая подорваться с травы и подняться на колени. На глазах сами по себе выступили слезы, изо рта вырвался гортанный вскрик. Она обхватила себя руками в надежде почувствовать за спиной такой родной шелест перьев, но… Ощутила под пальцами лишь кровь, обрубки костей и прилипшую к ним траву. — Кто это сделал? — снова шептали вороны. — Это он? Рейвен побледнела, не в силах вымолвить ни слова. От той боли, которая сейчас сковывала ее будто раскаленными цепями, можно было и впрямь сойти с ума. Ее крик был слышен аж до Реки фавнов, откуда вмиг взлетели Инжуриам и Минаин, что как раз чистили перья своих крыльев. Рейвен кричала настолько надрывно, что вороны, испугавшись, улетели. По щекам текли горячие черные слезы, но не физическая боль так сильно ее печалила. Жгучее ощущение самого болезненного в мире предательства, непонимание причины такого поступка жгли ее сердце, выжигали на нем клеймо обесчещенной, обескрыленной предводительницы одного из семи основных войск; клеймо доверившейся тельмарину, который, вопреки ожиданиям ее влюбленного сердечка, оказался точно таким же, как и его предки, уничтожившие ее народ. Именно в момент, когда ее пальцы коснулись обрубков костей, она вспомнила о том, как Белый Ворон рассказывал ей про муки, которые испытала ее мать во дворце короля Мираза. Вспомнила, как он пытал ее исключительно ради забавы. Как ее крылья висели над его троном, пока полностью не осыпались, а ее перья не укрыли собою пол. — Что же ты наделал… — тихо прохрипела она, вновь падая на траву скорее от бессилия, чем от неспособности более держать равновесие. Черные полупрозрачные вороньи слезы все капали из глаз, оставляя после себя жутковатые подтеки на щеках. Ее ярко-зеленые глаза, которые раньше были словно бы зажжены самым ярчайшим огнем во вселенной — любовью, погасли, став обыкновенными, темно-зелеными, а от радужки по всему белку расползлись напряженные сосуды. Рисунки вокруг ее ареол стали сами по себе меняться, переплетая свои узоры и складываясь в один болезненный возглас на груди: «prodiderat¹». На крик прилетели Минаин и Инжуриам, вначале не сообразив, что стряслось с их предводительницей. Однако на их лицах застыл немой ужас, когда они подошли ближе, когда узрели стекающую по спине кровь и мерзковатые обрубленные кости, к которым прилипла земля, трава и остатки черных перьев. — Моя госпожа, — Минаин невольно опустилась перед ней на колени, кланяясь. За ней последовала и Инжуриам, которая не смогла сдержать слез, видя, насколько глубоко ранили ее вождя. Рейвен подняла на них красные глаза и тихо попросила: — Помогите мне встать. Корвумы послушно подошли к ней, взяв под руки и, игнорируя дичайшие вопли боли, которую причиняло ей любое движение, поставили на ноги, поддерживая, ведь теперь равновесие было совсем сбито с оси. Когда Рейвен смогла самостоятельно стоять на ногах, девушки отпустили ее, глядя в потухшие глаза с самой искренней и тоскливой болью, на которую только было способно живое существо. — За что? — Рейвен сорвалась на крик, вновь давясь приглушенными рыданиями. — За что?! На вопли прилетел Белый Ворон, присаживаясь на ветвь Древа. Рейвен обратила на него полный необузданной злобы взгляд и спросила: — Почему ты не сказал, что договор расторгнут? Почему ты не сказал?! — Потому что он не расторгнут, моя милая, — Ворон говорил низким, хриплым басом. — Ты обязана выслушать меня, Рейвен. Как только ты услышишь все, как было на самом деле, ты перестанешь жалеть себя. Тебе будет жаль мальчика… — Он обрезал мне крылья! — хрипела девушка, пока лучницы роняли такие же черные слезы на свои ключицы. — За что он так со мной поступил, Ворон?! Почему ты не предупредил меня?! — Послушай меня, детка, — Ворон спустился ниже. — Принц Каспиан не виновен. Отчасти, разумеется. Король Мираз узнал твои перья, что остались на его кровати, приказав ему выбирать: либо его воины словят тебя и ты повторишь долю своей матери, либо принц принесет ему твои крылья взамен тех, что оставила она после смерти. Рейвен, Каспиан сделал правильный выбор, ибо Мираз уже собирал войско, которое должно было пойти в лес на поиски. Найдя тебя, они нашли бы всех нас, повторив то, что случилось полвека назад. Каспиан обрубил твои крылья, — Ворон присел на ее плечо, своим крылом вытирая черные слезы, — но не подарил ли он тебе новые? Рейвен уловила метафору об окрылении влюбленностью, закрывая глаза. Выходит, его заставили. Бесповоротно влюбленного принца заставили выбирать меньшее из двух зол: наблюдать за медленной и мучительной смертью Рейвен, за тем, как ее имели бы каждый день десятки грязных тельмарийских воинов, за тем, как ее четвертовали в тронном зале на забаву королю; или собственноручно преподнести королю в дар трофей, лишь бы он оставил в покое и ее, и весь народ. — Король Мираз слишком много мнит о своей силе, — проговорил срывающийся голос, девушка подняла глаза и сверлила взглядом виднеющийся вдалеке замок. — Он сделал больно мне, хоть и не своими руками. Он сделал больно тому, с кем я навеки разделила сердце. Он сделал больно моей матери, моим воинам, которые теряют уже второго предводителя! Ее голос становился все громче, на него слетались все больше и больше корвумов, не только из ее войска. Все они с остервенением смотрели на замок, кто-то плакал, не в силах глядеть на истекающие кровью обрывки плоти и кости, торчащие из спины. Рейвен подняла с земли упавшую ветвь, которая была ей впору, используя ее как высокую трость. Между ее тонких пальцев показалось слабое зеленоватое свечение, которое с каждой секундой разгоралось все сильнее, подобно огню, что пылал в ее душе. Свечение подняло с земли опавшие листья, медленно превращая их в тонкую черную ткань, которая опустилась на ее плечи, послужив накидкой, скрывающей ранения и выжженное на груди клеймо. — Мираз истребил всех наших предков! — она обернулась к трем стаям, что прилетели на помощь. Каждая ветка ломилась от того, сколько разъяренных крылатых сидело на ней. — Покажитесь те, кто не потерял близких по вине этой твари! — попросила Рейвен, но на ее зов не шелохнулся никто. — Покажитесь те, чьи родные не пострадали от рук его воинов! Мы ведь все пострадали! Все мы чудом избежали смерти! Почему мы до сих пор не заставили его почувствовать то же самое?! Ответом на ее вопрос послужило дикое рычание, которое издавало около трех тысяч корвумов, готовых сражаться за раненную Королеву. — Сегодня ночью, — она обернулась к замку, делая первый неуверенный шаг в его сторону, — король падет. Орава корвумов, дабы не причинять Королеве еще большую боль, отправилось за ней вслед пешим ходом, на плече Рейвен восседал Белый Ворон. Минаин и Инжуриам, все еще скорбящие об утрате своей предводительницы, плакали, но уверенно шли за ней, готовые разорвать в клочья любого, кто приблизится к ней. — Сегодня их земля, — кричала Королева, смело и уверенно шагая по полю, — окропится кровью! Убить их всех! — Однако, немного подумав и прижав руку к сердцу, она добавила: — Но если кто-то прикоснется к принцу… Умрете и вы…

***

Армия корвумов надвигалась на замок. Стража спешно созывала лучников и прочих воинов, король Мираз впопыхах спустился на крыльцо, глядя, как в полуста метрах от замка стояло рассерженное крылатое войско во главе с дочерью той самой бедняги корвума, чьи крылья до недавнего времени висели над его троном. Обескрыленная, одетая во все черное и опирающаяся на посох, по чьим щекам все еще текли черные слезы, Рейвен злобно смотрела на Мираза, войско которого уже выстроилось за его спиной. Оно намного превышало число ее воинов, но ни одному из крылатых это было не помехой. Они готовы были рвать на мельчайшие кусочки каждую мелкую вшивую тварь, что причинила бы боль их Королеве. — Рейвен? — Мираз старался сохранять спокойствие, однако его голос все равно дрожал. — Вот так сюрприз, — на лице девушки играла диковатая и злобная ухмылка. — Не ждал? — Дорогой мой, кто это? — к мужу прижалась леди Прунапризмия, которой было велено оставаться во дворце. За ней выбежал и принц Каспиан в компании с доктором Корнелиусом, чье сердце болезненно екнуло, как только он увидел погасшие зеленые глаза, из которых брали начало черные подтеки. Мимолетно бросив взгляд на Рейвен, принц растолкал воинов своего дяди и подбежал к Королеве, падая ей в ноги. Наконец, он мог попросить прощения. Тихим, срывающимся голосом он молил о прощении, пытался что-то объяснить, но Рейвен лишь нежно (что было уже странно в подобной ситуации) улыбнулась и подала ему руку: — Встань, мой принц. Юноша послушно поднялся, поравнявшись с ней, а ее губы тут же соприкоснулись с его, позволяя ответить на поцелуй. Минаин и Инжуриам, хоть и были крайне обижены на Каспиана за подобное предательство, но все же не смогли сдержать какой-то умилительной улыбки в ответ на страстный поцелуй своей Королевы и ее избранника, который осторожно касался ее спины, стараясь не задевать торчащие из-под накидки кости. — Каспиан! — рычал Мираз. — Отойди от этой крылатой суки! — Прошу прощения, милорд, если вы не заметили, — надменно произнесла Рейвен, — но мои крылья висят над вашим троном, хотя им место вовсе не там. — Помнишь, дядя, — начал Каспиан, слегка безумно ухмыляясь и обнимая за талию корвума, которая с неприкрытой жаждой мести и злорадства смотрела на леди Прунапризмию, что прижималась к мужу, — я говорил, что буду на ее стороне, если она придет мстить? — Ты не посмеешь… — шипел король. — Так вот, я подтверждаю, — его голос хоть и дрожал, был уверенным и властным, — что отныне я сражаюсь на стороне Нарнийских Воронов, храбрейших воинов Нарнийской империи. Поддерживаю любое их решение и во всем подчиняюсь их Королеве. И ежели она скажет снести тебе голову, — его лицо скривилось в злобной ухмылке, — я сделаю это медленно и с удовольствием тем же ножом, который лишил ее крыльев. — Ах ты чертов ублюдок! — завопила леди Прунапризмия, глядя на племянника. Рейвен изогнула бровь и произнесла: — Неудовлетворенная шавка что-то сказала? Мне это не нравится… — девушка щелкнула пальцами, Минаин приняла позу боевой готовности. — Разорвать на части, мигом. — Рейвен! — внезапно сердце, окутанное праведной злобой, испуганно дрогнуло. — Не надо! — Мой принц сомневается в моем решении? — корвум остановила воительницу, которая уже направлялась к женщине. — Послушай, Рейвен, — он обратился к девушке, беря ее холодные руки в свои. — Среди этих людей есть два человека, которые не причинили тебе зла. Это профессор, который поведал мне о вас, благодаря которому я вырос непохожим на своего дядю. Доктор Корнелиус, который сделал все, чтобы то, что я натворил, не причиняло тебе такую сильную боль. Прошу тебя, не трогай его. Позволь ему уйти. — Позволяю, — согласно кивнула девушка, — Кто тронет старика — горько пожалеет об этом! — сказала она, а затем вновь обернулась к Каспиану. — А кто же второй? Принц вздохнул: — Мой брат. — Кто? — корвум изогнула бровь. — Я знаю, что у тебя нет братьев, зачем ты лжешь мне? — Леди Прунапризмия ожидает ребенка, — юноша, не отрывая взгляд, смотрел на хмурую Рейвен, которую лишили возможности вытащить кишки из неполюбившейся ей леди. — Убив ее, ты убьешь и невиновного младенца, который ничего не сделал дурного. Оставь ее, прошу. Ради ребенка. Рейвен поджала губы и кивнула: — Не троньте и шавку! Армия послушалась, Минаин отошла на прежнюю позицию. Мираз уж было облегченно выдохнул, но вдруг Каспиан достал из своих ножен острый меч, протягивая его Рейвен, которая тут же захохотала и провозгласила жуткую, страшную фразу: — Убить их всех! Всех остальных! Короля оставить мне! Корвумы тут же с диким рыком сорвались с места, тельмарийские лучники не успели даже натянуть тетиву, как крылатые нарнийцы перебили мощными крыльями половину из тех, кто стоял на земле. Мираз метался меж трупов, число которых увеличивалось с каждой минутой, на землю лилась алая кровь; корвумы, истекая кровью, вытаскивая из крыльев острые стрелы, вопя от дикой боли, продолжали бороться, вырывая тельмаринам глаза, выпуская наружу внутренности. Минаин и Инжуриам приняли посты, защищая от своих же доктора Корнелиуса и леди Прунапризмию, укрыв их крыльями и аккуратно проведя внутрь замка. Поклонившись доктору, обе взлетели и присоединились к кровавому сражению, ища глазами короля Мираза, который сходил с ума от того, как быстро корвумы расправляются с самыми сильными воинами. Доктор Корнелиус был прав: они не знают боли и страха, они сражаются, даже если в их крыльях не осталось живого места от стрел, даже если их глаза уж ослепли от боли. Они сражаются за свою Королеву, за ее честь, теряя последние капли крови. Звон мечей и звук летящих стрел утих, воздух пронзали лишь стоны и хрипы умирающих. Каждый корвум, все три тысячи, вернулись на свои места, встав позади Рейвен. Искалеченные, воющие от боли, но гордые, ведь смогли отстоять честь своего народа, отомстить за искалеченное прошлое, за сломанные жизни и за былого предводителя. Не осталось в живых ни одного тельмарина. Ни один самый бравый рыцарь не остался стоять на ногах, даже если его сердце еще едва слышно билось. Король Мираз, бледный и напуганный страшными потерями, отполз поближе к стене замка, вжимаясь в нее. Рейвен, довольная и обезумевшая от невероятной злобы, стала медленно надвигаться на него, за нею последовал и его племянник. Он держал ее за руку, второй рукой она сжимала его меч, который вот-вот лишит головы его дядю. — Теперь ты чувствуешь? — спросила Рейвен, склоняясь над ним. — Ощущаешь эту боль? Запах смерти и крови… Он наполняет твои легкие? Ты потерял близких, король? Ты потерял тех, кого любил? Нет. Ты потерял лишь войско… А я потеряла мать. Потеряла свой народ. — Пожалуйста, — Мираз еще больше вжался в стену. — Я тебя умоляю, не тронь меня… Я все исправлю, я сделаю, что угодно… — Ты вернешь к жизни полмиллиона душ?! — вспылила Рейвен. — Ты вернешь к жизни мою мать?! Ты пришьешь мои крылья обратно?! Ты вылечишь моих воительниц?! Ты вылечишь их смертельные раны?! Король отрицательно покачал головой, моля о пощаде. — Может быть, я и сука крылатая, — Рейвен уронила на землю меч, беря за руку принца, что безучастно наблюдал за надвигающейся смертью родственника, — но ни волоска не упадет с твоей головы. Каспиан ошарашенно смотрел на девушку, которая отбросила в сторону меч и повернулась к нему. Ее глаза, хоть и были такими же тусклыми, но уже горели немного ярче, к ним вернулся прежний ядовито-зеленый оттенок. Ее холодные руки провели по его щекам, она легко усмехнулась, кладя их ему на плечи. — Мой принц больше не причинит мне боль? — улыбаясь, спросила она, притягивая его к себе ближе. — И никому другому не позволит, — так же тихо и с улыбкой прошептал юноша, нежно и легко целуя горячие губы. Мираз облегченно выдохнул, едва ли не умирающие корвумы разлетелись с позволения Королевы, не забыв поклониться ее избраннику, а те все не разрывали поцелуй, как вдруг… Руки принца, что лежали на талии Рейвен, почувствовали, как на них в который раз проливается горячая темная кровь, а едва осветлившиеся глаза снова гаснут. Рейвен испуганно посмотрела на него, вновь бледнея. Сзади послышался гнусный смешок лучника, что чудом спасся и метнул в спину корвума острый кинжал, который проткнул ее ребра почти насквозь. Королева упала на землю, придерживаемая ошарашенным принцем, которому сейчас хотелось кричать громче, чем шумели нарнийские водопады. — Не надо, пожалуйста, — тихо шептал он, видя, как под лежащим телом разливается лужа темной крови. Рейвен приложила палец к губам и очень тихо, чтоб никто не слышал, прошептала: — Это не конец, мой принц. Я вернусь. — Не уходи, — из темных карих глаз впервые за всю жизнь потекла горячая прозрачная слеза, падая на грудь Рейвен. Она взяла его за руку и вновь прошептала: — Мы еще увидимся. Верь мне. Я клянусь, я не оставлю тебя. Я вернусь к тебе, мой принц. Только жди, умоляю. С этими словами ее тело вмиг обернулось стаей диких черных воронов, а из лесу послышался вопль тысячей воинов, которые окончательно потеряли свою Королеву. Каспиан, вновь онемевший от боли, все еще стоял на коленях у примятой травы, на которой ранее лежало раненное тело. С воплем воинов смешался и его отчаянный крик, на который прибежал учитель. И в тот момент, когда этот крик прорезал слух короля Мираза, ему уже второй раз стало дико жаль родственника. Он ведь и правда не потерял никого из близких за сегодняшний вечер… А вот сердце принца теперь разбито навсегда, такие осколки уж не соберешь вовек. Ничего не соединит их вместе. Мираз подошел к принцу, но доктор Корнелиус оттолкнул его. Насильно ведя его во дворец, подальше от места, где умерла возлюбленная, он с ненавистью смотрел на короля, крича ему в спину самые жуткие проклятия и оскорбления. Даже леди Прунапризмия, увидевшая обезумевшего Каспиана, прижала ладонь ко рту, лишь бы не всплакнуть. Юноша, хоть они и были в паршивых отношениях, защитил ее и ее дитя, а теперь потерял того, кого так сильно полюбил. Фактически, он потерял все, что имел. Лес кричал и выл о потере, в спальне бился в агонии несчастный принц, над замком кружила стая черных воронов, а в его окно заглядывал Белый Ворон, роняющий из мудрых глаз скупую, но самую горячую в мире слезу…

***

— Принц мой, сколько вы еще будете считать ворон? — в спальню вошел доктор Корнелиус, принесший с собой завтрак на серебристом разносе. Хотя это было бесполезно — принц отказывался от еды. Прошло три дня, а он отходил от окна крайне редко, только смотрел на кружащихся над замком воронов, которые подлетали к нему, что-то щебеча на вороньем. Они высказывали ему искреннее сочувствие, но он не понимал их. К нему ни разу не прилетел Белый Ворон. Да и Рейвен, которая так просила ждать и обещала вернуться, не возвращалась. Каспиан окончательно растерял надежду на то, что сработает какая-то древняя магия, способная воскресить возлюбленную. Он и не спал. Он боялся снова увидеть во снах свои руки, испачканные в ее крови; боялся увидеть упавшие на землю отрубленные крылья; боялся услышать ее истошный вопль, который до сих пор эхом стоял в его голове. Он боялся, что снова увидит, как ей прилетает в спину нож, как ее тело растворяется десятками ворон, как она обещает вернуться… Нож в спину. А первый ли? — Ваше высочество, — напомнил о себе учитель, кладя руку ему на плечо. — Пока не собьюсь со счету, — вздохнул Каспиан, не оборачиваясь. Учитель безнадежно покачал головой и покинул его покои, оставляя наедине. Тотчас, как закрылась дверь, к окну подлетел Ворон. Принц был рад видеть его, но выразить этого не мог: лицо застыло в каменном безразличии, а глаза стали такими же стеклянными, как и тогда, в тронном зале, в который он внес крылья. Однако, увидев Белого Ворона, который сидел в тот день на плече у Рейвен, принц не смог блокировать атаки воспоминаний, которые рвались в его мозг. Они пробили брешь в его защите, карие глаза вновь уронили на подоконник прозрачную слезу. Ворон сочувственно склонил голову, прижимаясь к его щеке. — Ты слышишь меня, Каспиан? — вдруг пронеслось в голове у принца. Тот, не понимая, кто это говорит, неосознанно кивнул. — Тебе не кажется, просто человеку не дано понимать мой язык, когда я говорю вслух, — юноша, наконец, догадался, что это говорит Ворон. — Народ более не печалится о ее смерти, принц мой. Знаешь, почему? Каспиан покачал головой. — Надвигается война, Каспиан. Твой дядя намеревается вновь нанести удар по Нарнии. Это случится в день рождения его сына. Мне не положено говорить о пророчествах, но… Как только родится ваш брат, принц мой, вы уйдете отсюда. Вам придется бежать. Бежать в Нарнию. Вам придется воевать на стороне нарнийцев… "Как это связано со скорбью? — подумал юноша. — Вы знаете, Ворон, я всю жизнь грезил о Нарнии. Но теперь… Это вряд ли лишит меня печали о Рейвен." — Нарнийцы восстанут против Тельмарии, — Ворон гордо выпятил грудь. — Аслан будет защищать Нарнию всеми силами. И ему придется возвратить к жизни каждого, кто способен вести войско. Вы понимаете, о чем я, принц? У него появилась очень слабая надежда на то, что Рейвен действительно сможет вернуться к жизни. Такая жуткая вещь, как война, сейчас была для него единственной надеждой на возвращение возлюбленной, чье тело разлетелось десятками ворон, некоторые из которых все еще летали над его замком. — Аслан возвратит Рейвен одной из первых! Он не позволит одной из самых талантливых воительниц покинуть вас! Не позволит вашему сердцу разбиться, ваше высочество! Великий Лев вернет ее крылья! Каспиан готов был поклясться, что Ворон только что победоносно улыбнулся. Да он и сам обнадеженно усмехнулся. Раз птица говорит, что ему придется сражаться за нарнийцев… То в этот раз он встанет на защиту этой страны, будет готов накрыть своим телом любого воина, лишь бы его родной народ был истреблен, как народ Нарнии полсотни лет назад. Он стал жестоким. Но эта жестокость была оправданной. И он точно знал: на этой войне погибнут многие. Но не Рейвен. Не в этот раз. Он душу продаст дьяволу, лишь бы суметь защитить ее в нужный момент. — Мне пора, мой принц, — Ворон взлетел, напоследок бросив через крыло: — Зеркала — такая чудная и магическая вещь, не правда ли? Уж не просто так Ворон сказал о зеркалах. Каспиан, уловив намек, подскочил и тут же подошел к настенному треснувшему зеркалу, касаясь рукой его глади. Сначала он испугался, но спустя секунду страх пересилило желание обнять то, что отражалось в нем. — Я соскучилась, — из зеркала на него смотрела эфемерно-прозрачная Рейвен, сзади которой виднелись… Ее родные крылья, будто бы они ее и не покидали. Каспиан попытался ухватиться за полупрозрачную кисть, лежащую у него на плече, но сердце кольнуло болью — она была лишь призраком. Зримым, но неосязаемым. — Я тоже, — его голос дрожал, а глаза Рейвен, которые снова горели зеленым пламенем, смотрели на него все с той же любовью, что и прежде. — Ворон ведь поведал тебе обо всем, даже о пророчестве, — непонимающе глядя в его печальные глаза, произнесла девушка. — Мы ведь будем вместе, нужно только подождать. — Но мне не хочется ждать, — выдохнул принц, не отводя взгляда, боясь, что она исчезнет, если он моргнет. — Ты же еще вернешься ко мне? Хотя бы так, Рейвен, молю… — Аслан позволил мне появиться в виде призрака лишь раз, — опустила голову Рейвен. — Но я обязательно приду. — Как я узнаю тебя в следующий раз? — Что ты любишь больше? — спросила девушка, проводя холодной рукой по его щеке. — Дождь или туман? — Дождь, — честно ответил он, пытаясь ухватиться за эфемерную руку. — Тогда жди дождя, Каспиан, — секунда, и она исчезла, оставив его смотреть в разбитое зеркало. Такое же, как и его сердце. Разве что зеркало не обливалось кровью. Каспиан упал на колени, не успев задержать призрака хотя бы еще на секундочку. Однако, посмотрев на небо, он улыбнулся — небо затянуло тучами. Дождевыми тучами. — Странно звезды на небе сошлись, — в комнату вновь вошел доктор Корнелиус. — Вот зуб даю: долго дождить будет… Ох, долго-долго… Каспиан впервые за долгое время улыбнулся. Улыбнулся искренне, а сердце его трепетало, как тогда, при первой встрече с Рейвен. Он, растолкав стражу и посетителей замка, выбежал на улицу, подставляя лицо и руки дикому ливню, который поливал землю. Вдалеке слышалось карканье ворон. Внезапно небо пронзила молния, послышался гром. И только он, только избранный Королевой Нарнийских Воронов и ее сердцем, услышал в раскатах самую важную фразу, которая в секунду залатала зияющую рану на сердце: — Я вернусь, принц мой… Только жди…

А есть ли на свете существо, крылатее, чем человек? ©. Б.Гринченко