***
В Лондоне было ожидаемо дождливо и ветрено — другой погоды осенью там просто не бывало. Гермиона и Миранда, укрытые яркими дождевиками, купленными в сувенирной лавчонке, спешили в сторону метро — до кладбища было решено добраться магловским способом. Смешавшись с толпой, они встали в длинную очередь к автомату с жетонами. — Здесь всегда так много людей? — спросила Миранда, настороженно оглядываясь вокруг. — Муравейник какой-то. — Всегда, — отозвалась Гермиона, которой вдруг подумалось, что все волшебники, которых она знала, абсолютно одинаково реагировали на лондонский метрополитен. — Нам ещё повезло, что мы попали сюда не в час-пик. Несмотря на внушительных размеров толпу, очередь продвигалась быстро, а потому уже через четверть часа они сидели в вагоне метро. Миранда сидела слева от Гермионы, и судя по тому, как была напряжена её правая рука, под дождевиком она крепко сжимала волшебную палочку. И хоть Гермиона и была уверена, что в центре Лондона им едва ли грозит встреча с кем-то из волшебников, убеждать в этом Миранду она не стала. Не хотелось спорить об этом при маглах, которые всегда умудрялись услышать именно то, что не надо. Ехали они недолго — от улицы Чаринг-Кросс-Роуд до одной из самых старых частей Лондона было недалеко. Кингстон-на-Темзе, где в прошлом обосновывался известный королевский дворец, являлся самым живописным местом во всей столице — родители всегда говорили так, и теперь Гермиона вынуждена была признать, что не согласиться с этим было трудно. Пройдя через древнюю рыночную площадь, мощённую грубым камнем, и побродив немного по узким улочкам пригорода, Гермиона и Миранда вышли к парку, пройдя через который, оказались прямиком перед небольшим кладбищем. Из маленькой неказистой сторожки навстречу им вышел смотритель — такой же неказистый — грузный, хромой на одну ногу мужчина. Контраст между ним и самим этим местом был настолько очевиден, что Гермионе стало не по себе. Пожалуй, сложно было представить более неподходящие друг другу вещи, чем этот человек и местечко Кингстон. Своим неприятным прокуренным голосом он поинтересовался, кого «пришли навестить дамы», и, отметив что-то в журнале, проскрипел: — Место 23В — пройдёте прямо до второго поворота, а там налево, — сказав это с явной неохотой, он вновь скрылся в своей сторожке, откуда раздавались звуки включённого телевизора. — Какой противный, — буркнула себе под нос Миранда, молчавшая всё то время, что они были в Кингстоне. Гермиона ничего отвечать не стала, хотя мысленно согласилась с матерью. Стоило им приблизиться к этому месту, на неё накатил приступ тошноты, и чем дальше они продвигались по ухоженной территории кладбища, тем хуже она себя чувствовала. Видимо, она переоценила себя, когда решила, что готова встретиться с родителями. Но и отступать сейчас ей не хотелось — это было бы, по её мнению, неуважением к Грейнджерам, поэтому, собрав остатки мужества в кулак, она шагнула к небольшому надгробию из чёрного мрамора, возвышавшемуся среди густых розовых кустов. Миранда тактично осталась стоять у дорожки, а Гермиона стояла у массивной плиты, с недоверием вглядываясь в вырезанные в камне буквы — в имена её родителей. Перед их могилой лежали несколько букетов цветов, и судя по тому, что они были совсем свежими, здесь регулярно кто-то бывал. Гермиона провела подушечкой большого пальца по линиям, которые, хитро сплетаясь между собой, соединялись в имена Грейнджеров, но, услышав грубый оклик, отшатнулась: — Что ты здесь делаешь? Девушка резко обернулась, беззвучно вскрикнув от неожиданности. На дорожке перед могилой стояли бабушка с дедушкой — родители её отца. И, судя по перекошенному от гнева лицу бабушки, они не были в восторге от того, что встретили внучку. — Как тебе только хватило наглости прийти сюда? — воскликнула женщина, не дав внучке и слова вставить. — Это же из-за тебя они погибли! Из-за тебя погиб наш сын! Гермиона широко распахнула глаза. Отношения с Кэндис Грейнджер у неё всегда были плохими, а её муж Бобби старался не особенно перечить дурному характеру своей жены, так что попытки наладить отношения с ним тоже всегда были тщетными. Ещё маленькой девочкой Гермиона всегда чувствовала неприязнь, направленную к ней со стороны родителей её отца. И только сейчас она поняла, в чём была перед ними виновата: они просто всегда считали её паршивой овцой. — Вы же знаете, что это не так, — мягко попыталась возразить Гермиона, хотя внутри себя чувствовала тугой пульсирующий ком тревоги, который словно говорил: Кэндис права, если бы не она, с Гренджерами всё было бы хорошо. — Это же кто-то из ваших убил их, — женщина пренебрежительно скривилась, выражая тем самым своё отношение к тому, кем являлась и сама Гермиона, и её настоящие родители. — Я всегда говорила своему сыну, что ты — худшее решение в его жизни, а уж когда мы узнали, кто ты, это стало очевидно! Боковым зрением Гермиона увидела, что к ним направляется Миранда, которая, судя по выражению её лица, пребывала в ярости, и предприняла последнюю попытку урезонить бабушку: — Я понимаю, что вы потеряли сына, но мне тоже тяжело — я потеряла родителей, я… — Не смей так их называть, — взвизгнула Кэндис. — Ты, маленькая… — Довольно! В первую минуту им обеим казалось, что они ослышались, но нет. С совершенно синхронным удивлением Гермиона и Кэндис уставились на Бобби, который впервые на памяти Гермионы перебил свою жену. — Успокойся, — мягко, но требовательно обратился он к Кэндис, которая тяжело опиралась на его локоть. — А тебе действительно нечего здесь делать, — это он сказал уже Гермионе. — Мы никогда не одобряли выбор нашего сына, но уважали его, и вот, к чему это привело. Поэтому, прошу тебя, не приходи сюда больше никогда.***
— Знаешь, я совсем не так представляла себе это, — тихо произнесла Гермиона, отодвигая от себя недоеденный салат. Это было первое, что она сказала за последний час. Они с Мирандой сидели на веранде в одном из многочисленных кафе Лондона. И это, пожалуй, было хорошей идеей, потому что Гермиона с одной стороны была голодна, а с другой — морально была не готова к возвращению в замок и расспросам друзей. Достаточно было того, что Миранда была свидетелем этого всего. — Я тоже, — призналась женщина после того, как с минуту думала о чём-то. — Я хотела поговорить с ними, поблагодарить их… Я так им обязана. Гермиона исподлобья покосилась на мать. Глаза неприятно пощипывало от подступивших слёз. А что, если в том, что случилось с Грейнджерами, в самом деле виновата она? Этот вопрос терзал её уже давно, с самого момента гибели родителей. «Не уберегла. Не смогла защитить. Точнее — не сделала ничего для того, чтобы защитить». Но у неё всегда получалось договориться со своим внутренним голосом и ещё немного отложить этот разговор, потому что никто до этого не заявлял ей вот так, в лоб, то, в чём она сама боялась признаться даже самой себе. Девушка уже открыла рот, чтобы озвучить свои мысли вслух, но в последний момент передумала. А что, собственно, она ожидала услышать в ответ? Точнее — какой ответ устроил бы её сильнее? Подтверждение её главного страха и последующие самобичевания или же его опровержение и осознание того, что отвратительная чреда случайностей способна привести к таким последствиям? Внезапный порыв ветра, налетевший на местность, где располагалось кафе, растрепал волосы Гермионы и кинул ей в лицо бумажную салфетку, а когда девушка отняла салфетку от своего лица, то, к своему удивлению, обнаружила перед их с Мирандой столиком сияющую лань. Судя по тому, что маглы не обращали на них никакого внимания, патронус они не видели, а в следующую секунду лань заговорила голосом Северуса: — Министр убит вместе со своей свитой. Министерство и Мунго под контролем Пожирателей. Долохов собирает всех в лесу недалеко от Хогвартса. Это случится сегодня. Я буду ждать тебя на границе Запретного леса. Гермиону оставь на Гриммо, оттуда Люпин переправит её в поместье Мракса, — вот так вот коротко и отрывисто Северус Снейп сообщил об открытом начале войны… Гермиона почувствовала, что ей резко поплохело. Они что, в самом деле собираются отправиться туда и сражаться на стороне Пожирателей, рискуя своими жизнями? Нет… Нет! НЕТ!***
В дом Люпину пришлось затаскивать Гермиону почти силком, потому что девушка отчаянно сопротивлялась этому. Она была не согласна просто бездействовать. Потому что где-то там в скором времени будут сражаться и, возможно, гибнуть близкие ей люди. Её однокурсники, её друзья, её родители… А она сама в это время будет спокойненько отсиживаться в безопасном месте, съедаемая изнутри опасениями и предчувствиями? Ну уж нет! Хотя стоило, наверное, сказать, что девушка не была уверена даже в том, на чьей именно стороне она была бы, дорвись каким-то чудом до Хогвартса. А в самом деле, что она стала бы делать, окажись прямо сейчас на поле битвы? Предала бы Северуса и потерпела бы крах, оставшись верной своим принципам? Или послала бы к чёрту свою принципиальность, тем самым, скорее всего, продлив жизни своих родителей? Как в такой ситуации вообще можно выбирать? Сама мысль о том, что она своим решением может погубить либо отца, либо кого-то из своих друзей, приводила в ужас. Но что-то, в конце концов, должно было перевесить… и перевесило. В первую минуту после того, как Гермиона оказалась в поместье Мракса, она немного растерялась от того, какая суета там была: повсюду, возбуждённо переговариваясь между собой, шныряли домовики. Должно быть, Эйлин решила заранее подготовить всё, что может понадобиться,***
Переместившись с помощью портала ко входу в Запретный лес, Гермиона выдохнула: рядом не было ни души. Драко отшвырнул от себя вешалку и повернулся к Гермионе. С минуту они молча разглядывали друг друга, словно пытаясь получше запомнить. Хотя так оно, кажется, и было, потому что никто из них не мог дать никаких гарантий, что они оба доживут хотя бы до утра. Гермиона порывисто обняла друга, но почти сразу поспешно отскочила от него, неловко поправляя мантию. Прощаться не хотелось. Наивно казалось, что если они не попрощаются, то непременно встретятся ещё раз и непременно целые и невредимые, потому что в голове никак не укладывалось, что с кем-то из них действительно может случиться что-то плохое. С другими — да, но с ними… Они же смогли пережить эти пять лет, неужели не справятся сейчас? Было страшно… — Удачи! — они произнесли это хором. Столь же синхронно они улыбнулись друг другу. А потом разошлись в разные стороны. Драко пошёл в запретный лес, а Гермиона галопом кинулась к замку. Интересно, Дамблдор уже знает о том, что на Хогвартс надвигается настоящая буря? В тот самый момент, когда Гермиона, миновав поле для квиддича, бежала мимо теплиц профессора Спраут, взрывная волна колоссальной силы обрушилась на территорию Хогвартса. Щит над замком уплотнился, стал отчётливо видимым на фоне ночного неба и, вероятно, осязаемым. И спустя всего мгновение по нему во все стороны побежали трещинки… Ещё одна взрывная волна, куда менее сильная, чем первая, но от этого не менее опасная, отбросила Гермиону в сторону, и девушка, больно ударившись головой обо что-то, потеряла сознание. Щит треснул окончательно, и его обломки грудами светящихся стёкол рухнули на землю, красиво подсвечивая её и засыпая собой бесчувственное тело Гермионы.