***
— Я же говорил, что нужно было одеваться теплее. — ворчал Даня, отряхиваясь от снега, пока Лиза открывала дверь в квартиру. Они провели пару замечательных часов на крыше. Им вновь удалось увидеть такие редкие звёзды, а луна сегодня светила невероятно ярко, и больше была похожа на белое умирающее солнце. Рыжему все-таки удалось уговорить девушку попробовать алкоголь, несмотря на то, что девушка выпила всего рюмку водки. Однако Лиза долго отказывалась, но потом, найдя в себе смелость, попробовала и поморщилась, как сказал Кашин «прямо как кошечка». Даня тоже не горел желанием много пить, однако несколько рюмок все же опрокинул, и сейчас был немного пьян, а соответственно, смелее и увереннее. Шампанское так и осталось закрытым, и было принято решение отложить его на поздний срок. Уйти им пришлось только из-за сильного снегопада и ветра, и когда они спускались, Даня на каком-то этаже прихватил небольшую искусственную елку, выставленную в подъезд для красоты. К несчастью, это заметил один из жителей, но адреналин в крови подростков сделал своё дело и им удалось уйти, оставив елку где-то в белых сугробах. — Итак, сегодня мы напились и совершили преступление. — констатировала Лиза, заходя в квартиру. — И ты дико замёрзла. Вот можно было одеться нормально? — продолжал возмущаться Данила, снимая куртку и рассматривая дрожащую девушку: её нос был жутко красным и забавно дергался, что рассмешило Даню. — Чего смешного? — обиженно буркнула девушка, проходя на кухню. — У тебя нос забавно дергается. Лиза покраснела и фыркнула, но слова не сказав, молча начала рыться среди полок в поисках чая. Данила сидел на стуле, смотря за движениями девушки: все было в лаконично построенном ритме, ему даже казалось, что она по особому наливала чай. Лиза обернулась, но Даня, кажется, безоговорочно залип: он не сводил с неё взгляда, а в один момент их глаза пересеклись. В груди парня произошёл какой-то невероятный всплеск эмоций, будто он вернулся в тот цветной октябрь, и счастье переполняло душу когда они могли часами разговаривать обо всем, когда не было каких-то проблем, когда просто было легко. Но так же в том октябре было больно, когда Даня увидел шрамы на ее запястьях, когда она уезжала с этой глупой и раздражающей вечеринки, когда она относилась к нему с полнейшим безразличием. И что он испытывает сейчас? Боль, радость, разочарование, агрессию? Сразу все вместе? Нет, это явно то самое, необъяснимое и противное, раздражающее и печальное, и в тоже время расслабляющее и вдохновляющее, то чертово противоречивое чувство под названием влюблённость. Необъяснимое, потому что ты никогда не можешь найти корень этого всего. Противное, потому что его не заглушить ничем на свете. Раздражающее, потому что преследует тебя везде. Печальное, потому что ты не можешь знать чувства твоего человека. Расслабляющее, потому что благодаря ему ты забываешь обо всем. Вдохновляющее, потому что толкает тебя на поступки, которые ты бы не совершил без этих ощущений. — Дань, пойдём в комнату, — резко выпалила Лиззка, схватив кружки и оставив некую часть содержимого на полу, она пулей вылетела из комнаты, пока парень спокойно встал и последовал за ней. Даже с виду не определить, в ком из них больше эмоций.***
— И все же, это лучший фильм для новогоднего настроя. — сообщила Лиза, после просмотра «Один Дома». — Ну, не забывай, что есть ещё «Гринч». — опровергнул Даня, лениво потянувшись на кровати. Ребята уже довольно долго спорили на счёт лучшего рождественского фильма, и выбирали те, которые им предстоит посмотреть в ближайшую ночь после празднования Нового года, ведь до него осталось всего ничего. — Точно! — резко выпалила девушка, спрыгивая с кровати и мигом рванув к шкафу. — Я совсем забыла. Лиззка потратила пару минут пока рылась в своём шкафу, искав что-то неизвестное Дане, который сидел, еле сдерживая любопытство. Лиза все-таки вытащила из шкафа коробку, завёрнутую в подарочную красно-белую бумагу и метнулась обратно к кровати. — Открывай! Это мой подарок тебе на Новый год. Даня аккуратно попробовал раскрыть коробку, но рукожопство не исправишь, поэтому оберточную бумагу все же пришлось порвать. В коробке лежал вязаный свитер красного цвета. — А теперь примерь, — девушка настолько сдерживала восторг, что нервно трясла ногой. Даня молча снял с себя кофту и надел свитер. На удивление, он сел довольно хорошо, был невероятно уютным и тёплым. В памяти всплыли детские тёплые воспоминания о Новом годе: большой обеденный стол, счастливая семья, вера в Деда Мороза, приносящего желанные подарки, бенгальские огни, запах мандаринов, слишком много салатов, холодное, но безумно вкусное оливье, гирлянды на окнах, елка под потолок, украшенная всевозможными шарами. Даня мотнул головой и вновь посмотрел Лизе в глаза: в них сейчас отражались огни гирлянд, размещённых на каждой стене, а ещё выражался детский восторг, казалось, точно такой же, как и у Дани. Те же похожие тёплые семейные воспоминания, тоже новогоднее чудо. И тут парня осенило. Раньше его новогодним чудом являлись атрибуты праздника, а сейчас — человек. Его новогодним чудом была эта самая девушка, сидящая напротив, и продолжающая говорить о свитере, уже который раз подмечая, что Дане безумно идёт и привычно искренне улыбаясь. И этот самый человек заменял ему ту привычную роскошь, и ту, казалось, обязательную семейную атмосферу. — Я пойму, если у тебя нет подарка, — с этими словами Лиза буквально «вернула» рыжего в происходящее. — Ты ведь только сегодня узнал, поэтому, не страшно. Твоё присутствие — уже подарок для меня. — Вообще-то… — прокашлял Даня. — У меня есть подарок. Только он словесный. «Сейчас или никогда», — упорно сказал себе парень, и впервые его внутренний голос был с ним на одной волне. Он подвинулся поближе к девушке и взял её за обе руки. Лиза, в свою очередь, ничего не поняла, но устроилась поудобнее, приготовившись слушать. — Все своё поганое детство я пытался оставаться на волне добряка, искренне верил, что отзывчивым и доброжелательным людям везёт. Их все любят, им уделяют особое внимание, но со временем моя вера в мир начала умирать. У меня было пару близких людей вокруг, остальные же презирали меня, косо смотрели, просто потому, что я не вписывался в их рамки, хотя по сути был таким же, как они все. И тогда я принял другую стратегию — быть агрессором. Мне нравилось смотреть на страдания, мне нравилось мстить и унижать людей так же, как это делали они когда-то. Моя месть буквально наполнила меня с головы до пят, и я не видел ничего, даже то, что моими жертвами были люди, относившиеся ко мне нейтрально. А потом… — Даня хмыкнул и улыбнулся. — После такого долго периода озлобленности, появилась ты. Да, звучит очень глупо и излишне сладко. Но ты, оказалось, понимаешь меня как никто другой. И я поначалу даже не представлял, что на самом деле стоит за образом улыбающейся и милой девушки. Ты стараешься изо всех сил, чтобы сделать мир хоть капельку лучше, наполнить добром и огородить подобных тебе от таких же страданий, но при всём ты жертвуешь собой. Ты научила меня стольким вещам за это время, показала обратную сторону медали, сделала невероятно вещь, Лиз. Да что это я, ты невероятная. Я причинил тебе такую боль, и даже не знаю, сможешь ли ты отпустить это, потому что в моей душе это укоренилось и не хочет отпускать. При всём этом, при моем до сих пор скверном отношении к отдельным людям, при моих поступках, при моем образе жизни, я вновь хочу начать меняться. «Да скажи ты уже, хватит лить воду.» — возмущался внутренний голос Дани. — И я хочу быть частью твоей жизни. Не хочу больше видеть тебя в слезах, с порезами на руках. Я желаю радовать тебя, проводить с тобой время, разговорить, дурачиться и просто пить чай. Я, черт побери, влюблён в тебя, Лиз. Кашин взглянул на девушку, щеки который полыхали красным цветом, а в широко раскрытых глазах казалось, застыли слезы. Он потянулся к ней, сокращая расстояние между их лицами. Лиза, словно камень, не двигалась, и лишь наблюдала за движениями друга. В один момент их губы соприкоснулись, а внутри будто взрывалось куча фейерверков, душа вскипала и не могла сидеть на месте. Даня взял дело в своё русло, но Лиззка пыталась отвечать, хоть и не совсем умело, но отклик был, так что внутри рыжего все вновь переворачивалось с ног наголову. Когда наконец влюблённые отцепились от друг друга, жадно глотая воздух, Лиза покраснела ещё больше, и уж теперь точно плакала: — Я люблю тебя. — Ну нееет… — Даня подхватил Лиззку на руки и закружил по комнате, вынуждая девушку засмеяться. — Что за слезы? Где моя улыбка? Смех наполнял комнату, а в конце концов они вновь завалились на кровать, где Даня продолжил целовать Лизу: честно, он сам стыдился того, что ему безумно понравилось. Он обнимал девушку за талию, прижимая к кровати и целуя все более страстно. Тут уже все это прервала Лиза. — Дань. — М? — Парень рвался продолжить начатое. — Четыре минуты до нового года.***
По городу прошёлся ряд салютов, сопровождаемых голосами немалого количества людей: в этот праздник многие чувствовали непреодолимое счастье, возможно, единственный день в году. Именно поэтому его так все полюбили: он всё же приносил людям хоть капельку радости. В одной из квартир раздавался смех подростков, открывающих бутылку шампанского и искренне забывшим про Новый год: их праздником было совместное время, раскрытые чувства и беспредельная радость, они наслаждались своим одиночеством вместе.*