нарисуй мне бабочку.

      — Уважаемый класс! В этом году вам предстоит выбрать свою будущую профессию… — активно жестикулируя, вещала Екатерина Михайловна и натянуто улыбалась.       Каждое первое сентября Даниле казалось, что он возвращался назад во времени.       Одно и то же, раз за разом, только слова после «в этом году» менялись. В данном что? Будущая профессия? Да вы, вероятно, шутите.       Кашин медленно осматривал своих ненавистных сомучеников, вешая ярлыки на каждого. «Не менеджер, а шлюха. Не программист, а алкоголик. Не учитель, а многодетная мать. Даша — бизнесменка? Высоко берешь, но мозгами не обделена, может быть».       Одноклассники радостно и гордо сообщали свои никому ненужные профессии, ожидая услышать удивление и похвалу. Получали они её, конечно же, только из-за того, что это замкнутый круг: хвалишь другого — он, соответственно, похвалит тебя в знак уважения.       Отвратное притворство.       — Даня, а что же выбрал ты?       Двадцать пять пар глаз тут же повернулись на развалившегося на стуле парня, время от времени попивающего коньяк с колой из бутылки от спрайта.       «Что выбрал я? Я выбрал собственную, но неправильную жизнь. Я выбрал совершать тупые поступки, за которые потом не отвечу. Я выбрал бухать. Я выбрал влезать в незаконные ситуации. Я выбрал колоть себе чёртовы наркотики. Я выбрал быть в состоянии лишнего тут человека. Я выбрал делать смыслом своей жизни каждую свою тёлку, чтобы хоть в чём-то этот смысл находился. Девушки в постели со мной орут гораздо громче, чем вы на своих уроках, уважаемая Екатерина Михайловна.»       — Я выбрал ПТУ.       Кто-то засмеялся, кто-то обреченно вздохнул. Половина его одноклассников относилась к нему положительно, другая называла потерянным и глупым человеком, фыркая на каждое его слово.       Время опять-таки текло невероятно долго, и под очередные высказывания учительницы про ЕГЭ парень уснул, и пробудить его удалось лишь громким хлопком двери.       В класс зашла невысокая девушка, в черных джинсах, стандартной белой рубашке и каких-то непонятных кроссовках с секонд-хэнда. Встряхнув светло-русыми волосами, она испуганно осмотрела класс.       Кашин тут же встрепенулся. Данная особа так и показывала всем своим видом беззащитную овечку. Хоть что-то интересное. Подобные овечки — целая бездонная яма, в которую можно скидывать свое недовольство, злость, раздраженность. Они никогда не ответят тебе, не умеют постоять за себя.       Парень уже и забыл какого это, ведь всех таких он выудил из класса еще пару лет назад.       — Классные кроссовки, мальчик. Из какого секонда взял? — присвистнул Кашин, и закинул одну ногу на другую, ожидая ответной реакции. Его также поддержало пару одноклассников, усмехнувшись и уже готовых уничтожать новенькую морально.       К удивлению Дани, девушка просто продолжительно смотрела на него, а потом наклонила голову и улыбнулась.       В классе пошли смешки, а бедный Данила сидел в полном непонимании происходящего.       Какого, собственно, хуя?       Пока парень переваривал разрыв шаблона, учительница подскочила к девушке и радостно объявила:       — Ребята, а это наша новая ученица, Елизавета! Она всегда была на домашнем обучении, но теперь является частью нашего класса. Надеюсь, вы радушно её примите, — произнося последнюю фразу, Екатерина Михайловна сверлила взглядом Даню, который уже очухался, и в ответ начал глядеть на учительницу.       Такая особая игра происходила у них постоянно, так что ей никто не был удивлён.       Представленная девушка направилась на свободную парту, но ее тут же окликнула Даша.       — Садись ко мне! — на эти слова Лиза никак не отреагировала, но напорная Зарыковская, имея громкий голос, сказала ещё громче. — Эй, ну садись ко мне, я не кусаюсь!       Елизавета тут же обернулась, и с улыбкой направилась к Дарье.       Прошло ещё два урока, между которыми на переменах вокруг этой Лизы крутились ещё и параллельные классы. Даня с раздражением наблюдал за этой картиной. Новенькая ему казалась ужасно приторной и наигранной. Конечно, вся её скромность и безумно тихий голос — образ. Она, вероятно, считала себя дохуя глубоким и печальным человеком, но по сути была пустышкой.       — Эй, я уже вижу твой осуждающий взгляд, прекрати, — рядом резко возникла вроде бы пассия Дани, а вроде и нет. Их отношения были дремучим лесом, они сами ещё не поняли, кем являются друг для друга. Некие романтичные чувства у Кашина к ней были, но не настолько огромные, чтобы завязывать себя отношениями с ней.       — О, Лерка-дверка, привет, — резко повеселев, Данила приобнял Мидлер.       Лера была младше его на год, но дружили они ещё с начальной школы, и с тех пор в этих четырёх стенах она осталась его единственным спасением от одиночества.       — Ты наверняка уже ей что-то неприятное сказал, — девушка вновь обратила внимание на Лизу, которая внимательно впитывала всё, что говорила ей Даша. — Она милая, не трогай её.       — А что? Засмотрелась, понравилась? — Кашин рассмеялся, на что получил легкий удар в плечо.       Прозвенел звонок, и вся толпа хаотично начала двигаться в сторону своих классов, за исключением Дани. Он предпочёл выждать момент, пока коридор опустеет, и только потом двигаться к очередным сорока пяти минутам бесполезной информации. К удивлению, пока длилось его ожидание, к нему двигалась та самая новенькая. Спустя пару мгновений она стояла в метре от него, а затем протянула небольшую тетрадь.       Помешкав на месте и набрав больше воздуха в легкие, Лиза произнесла:       — Нарисуй мне бабочку.       Голос ее был тихим, немного писклявым и тяжело разборчивым. Кашин нахмурил брови. Окей, это не просто овечка, это пиздецки странная овца.       Опустив взгляд, он увидел на странице бабочек от Даши и Леры. Данила мгновенно выхватил у Елизаветы тетрадь и, ухмыльнувшись, старательно что-то вывел, а после отдал её владелице. На странице теперь помимо невероятно красивых бабочек, теперь красовалась ещё одна: жирная бабочка с членом, подписанная как «Лиза». Парню это показалось не сколько смешным, сколько издевательским и очень обидным, но девушка лишь улыбнулась и пролепетав: «Спасибо», двинулась в сторону класса.       Данила остался стоять на своём месте, всё так же нахмурив брови и пытаясь понять: "Что же всё-таки, мать твою, происходит?".