Сферы влияния

Мистер Кто жал руку и благодарил за проделанную работу, улыбаясь белоснежной улыбкой. Гермиона вымученно отвечала, что да, очень рада, что ее исследования пойдут на пользу обществу, да, благодарит за возможность… Пальцы второй день будто горели от невидимых следов принесенной клятвы, а в груди поселилось что-то холодное и склизкое, от чего никакие похвалы мистера Кто не могли помочь избавиться. Сегодня она официально представила полный отчет об исследованиях по проблеме обскуров, привела неутешительную статистику, обозначила ключевые причины возникновения у ребенка обскури. Мистер Кто, уже знакомый с докладом, только кивал, а остальные трое невыразимцев, занятых той же проблемой, возбужденно, хотя и тихо переговаривались одинаковыми механическими голосами. И вот теперь она стояла в кабинете главы Отдела тайн и принимала его поздравления, которых, как ей казалось, не заслужила.  — Я просто счастлив, что именно вы занимались этим вопросом, мисс Ата! Как я и думал, приглашая вас, вы — настоящее сокровище! — повторил мистер Кто, отпустил ее руку и, подмигнув, спросил: — Чувствуете удовлетворение от проделанной работы? Гермиона посмотрела в его бесцветные глаза и честно сказала:  — Нет, мистер Кто. Проблема не решена. Более того, кажется, она вовсе не имеет решения. Он перестал улыбаться и серьезно заметил:  — Не все проблемы можно решить, мисс Ата. Ваши исследования помогут изменить политику в отношении магглорожденных.  — Думаете забирать их из семей?  — Мерлин с вами! — всплеснул руками мистер Кто. — Всего-навсего небольшие адаптационные программы, работа с родителями. Вы нашли причину возникновения обскури, определили возраст их зарождения — это громадная работа, вне всяческого сомнения! Гермиона все-таки улыбнулась:  — Я рада, что… Мистер Кто прошелся по кабинету и сказал:  — Вы ведь не захотите оставаться в Отделе тайн? — так, словно этот вопрос даже не стоило обсуждать, и поднял он его исключительно из вежливости.  — А у меня есть выбор? — удивленно спросила Гермиона.  — Полно, мисс Ата. Признаться, я воспользовался вашим бедственным положением. Мне отчаянно нужен был толковый менталист, а вы, я точно знал, не зря получили степень мастера. Но вы же не в тюрьме! Гермиона хмыкнула и сказала:  — Вы ведь знаете меня, да? В… я имею в виду, не в личине невыразимца. О личности мистера Кто, как и о других невыразимцах, Гермиона обычно старалась даже не думать — это было бесполезно. Все, что она знала о мистере Кто — это то, что он полукровка или магглорожденный, большой фанат массовой культуры и гениальный ученый, работающий сразу в нескольких областях магической науки и по праву возглавляющий самое секретное учреждение в волшебной Британии. Тем не менее, сейчас (на мгновение, не больше!) ей стало интересно, кто он. Но увы, единственный известный ей невыразимец — это Луна Лавгуд, а она едва ли хоть раз слышала про «Доктора Кто».  — Мир волшебников так тесен, мисс Ата. А Отдел тайн ведет настолько важные исследования, что с нашей стороны было бы безумством приглашать незнакомых. Даже с репутацией умнейшей ведьмы поколения. Мистер Кто подошел к столу, присел на край, подвинув миниатюрную «Тардис» и кольцо, издалека отчаянно напоминавшее Кольцо Всевластия.  — Так что скажете, мисс Ата? Помешает работа в лаборатории вашим амбициозным планам по свержению власти? Гермиона вздрогнула.  — Это вам ваши… птички напели? Мистер Кто развел руками:  — Птички напели, крысы нашептали. Не мог же я, в самом деле, заткнуть уши?  — А что еще они… напели вам? — спросила она нервно. Мистер Кто сделал большие глаза:  — Дорогая мисс Ата! Да ведь весь мир — сплошные певчие птички, которые чирикают без устали! Не говоря уже о прочей… эм… живности. И я всех вынужден слушать! Но Отдел тайн не вмешивается в политику, и так будет до тех пор, пока табличка с надписью «Начальник Отдела тайн» висит на двери моей синей летающей телефонной будки.  — Я буду рада остаться внештатным консультантом-менталистом, — произнесла Гермиона, не отводя взгляда от россыпи фигурок и безделушек на столе. Откровенно говоря, она знала, что будет скучать по Отделу тайн, своему кабинету и по мистеру Кто, чьего настоящего имени она, пожалуй, не сумела бы отгадать, даже если бы этот Румпельштильцхен (1) взамен пообещал бы ей все сокровища мира.  — Как знать… — заметил мистер Кто, — возможно, нам и пригодится ваша консультация, если объявится новый обскур. Ну, а пока… Спасибо за работу, мисс Грейнджер, — и он подмигнул ей в очередной раз. У себя дома Гермиона вдруг почувствовала, что ей ничего не хочется делать. Склизко-липкое в груди не исчезало, наоборот, шевелилось, ползало под ребрами, и это было не столько больно, сколько гадко. Гермиона догадывалась, что это ползает, запуская в нее тонкие цепкие щупальца, бесполезная и напрасная обида, но ничего не могла с ней сделать. — Зато я переиграла Малфоев, — сказала она вслух. Впрочем, не то, чтобы это звучало как достижение достойной цели. Драко, поганый хорек, так и остался бегать на свободе, жалкий и не способный ни на что без указаний матери. А Нарцисса… Что ж, Гермионе не доставило удовольствия зрелище того, как в несколько мгновений ломается, бьется вдребезги сильная и красивая женщина, пережившая две войны и сохранившая поистине королевскую гордость. Она конечно написала Невиллу после разговора с Нарциссой, без подробностей сообщив, что Малфои не будут препятствовать снятию Забини. Тогда же отправила письма Гарри и Джинни: такие же общие и сухие. У нее внезапно оказалось много свободного времени. Можно было сесть и дописать отложенную год назад монографию, можно было показать профессору Вагнеру доклад о природе обскуров и механизме возникновения обскури (и понадеяться, что работа покажется ему достаточно интересной, чтобы простить глупую ученицу), в конце концов, еще раз перебрать гардероб. Только вот не хотелось. Хотелось спрятаться куда-нибудь в угол квартиры, накрыться пледом и временно перестать существовать. Или все-таки аппарировать к Майкрофту и разбить у него в кабинете пару фарфоровых чашек? «А вы ожидали, что я поддамся нелепым требованиям бездарного шантажиста?» Майкрофт никогда не говорил этого, но Гермиона слышала эти слова так отчетливо, словно они были произнесены в реальности. Конечно, нет. И более, она сама в разговоре с Гарри равнодушно отметила, что такая мелочь, как скандальные фотографии, не могла заставить Майкрофта поставить под угрозу государственную тайну. Но ведь Шерринфорд для волшебников был — ничем. Никому ненужной, неинтересной лабораторией, в которой велись исследования предметов, готовых рассыпаться на части от столкновения с сильной магией. Так неужели эта лаборатория была важнее ее, Гермионы, репутации? Она едва ли когда-нибудь сможет спросить Майкрофта об этом. Но невероятно легко представляла его, произносящего: «Если это удовлетворит ваши амбиции, можете напечатать фотографии на постерах и оклеить ими весь Лондон, включая подземку», — более того, Гермиона точно знала, что в этот момент он закинул ногу на ногу и на долю секунды перевел взгляд на что-то постороннее, например, на чашку чая или на часы, потому что, конечно, испытывал волнение. Но что такое волнение, когда речь идет о безопасности Британии? Почти неделю Гермиона провела дома — то действительно занималась монографией и мелкими бытовыми делами, то пыталась читать: никак не удавалось выбрать подходящую книгу, все казалось либо знакомым, либо скучным, либо сложным, либо простым. Это была суббота. Она отправила профессору Вагнеру многостраничное письмо, половину которого занимали извинения и за собственную глупость, и за последовавшее за ней молчание, а половину — выкладки научной работы. Вернувшись с почты, Гермиона почувствовала, что, хотя склизкое в груди никуда не делось, дышать ей все-таки легче, и устроилась в кресле с «Любовником леди Чаттерли»(2), книгой, которую она начинала уже трижды и так ни разу и не закончила. За окном уже начало смеркаться, а на страницах романа идиотка-Конни уже нашла иное удовольствие в лесных прогулках, нежели любование видами, когда в дверь позвонили. Звонок прозвучал неожиданно, а Гермиона, похоже, задремала, поэтому от испуга выпустила книгу из пальцев. Вскочила, потрясла головой, разгоняя остатки полудремы и спустилась. Звонок не повторялся, но в мире было слишком мало людей, которые звонили в ее дверь, чтобы сомневаться в личности визитера: либо молчаливый охранник-водитель в форменном черном костюме, либо Майкрофт Холмс собственной персоной. Гермиона открыла дверь и посторонилась. Майкрофт сложил черный, совершенно мокрый от льющего дождя зонт, отряхнул его и прошел в дом. Гермиона взмахнула палочкой, и зонт, а также пальто Майкрофта моментально высохли.  — Благодарю, — сказал он, закрыв за собой дверь. И в коридоре разом стало очень тесно, хотя обычно он казался Гермионе довольно просторным. Злоба взметнулась, подняла в груди змеиную голову. Слова Нарциссы эхом звучали в ушах, но губы Гермионы словно склеило заклятием — она не могла выдавить из себя ни звука.  — Прошу прощения за поздний визит без предупреждения, — сообщил Майкрофт, — то, что вы не можете пользоваться телефоном, в некотором роде создает… сложности. Гермиона развернулась и первой прошла по лестнице в гостиную, так крепко сжав руки в кулаки, что ногти впились в кожу. И только наверху, глотнув прохладного воздуха, она смогла сказать:  — Мне давно стоило возобновить Протеевы чары. Майкрофт ничего не ответил. Гермиона обернулась и увидела, что он разглядывает ее комнату с таким интересом, как будто никогда ранее в ней не был, а особое внимание, разумеется, уделяет креслу, пледу и Лоуренсу на полу.  — Кажется, я отвлек вас от…  — Очень скучной книги, — Гермиона раздраженно взмахнула палочкой, и «Любовник леди Чаттерли» отправился на верхнюю полку, где ему и было самое место.  — Понимаю, — согласился Майкрофт.  — Вы читали? — с каким-то, даже самой себе непонятным вызовом спросила Гермиона. Он скривился:  — Посредственный роман, вокруг которого было шума больше, чем он того заслуживает. Впрочем, было бы ошибочным отрицать его влияние на… умы, — Гермиона готова была пари держать, что он собирался выразиться иначе, например, сказать что-то о влиянии на понимание природы женской сексуальности, но, похоже, не счел нужным.  — Я не дочитала его в четвертый раз, — сообщила Гермиона и спросила, копируя его обычную интонацию: — Чаю? Майкрофт, конечно, уловил незлую, но все-таки насмешку в ее голосе, как и заметил общее раздражение, даже если и не сумел догадаться о его причинах.  — Да, благодарю вас. Гермиона сделала движение палочкой, может, чуть резче, чем требовалось, и в гостиной возник столик с чайным прибором. От чайника поднимался густой пар. Майкрофт сел в наколдованное для него кресло и спросил:  — Мистер Малфой, я полагаю, более не проявляет интереса к судьбе Джима Мориарти? Гермиона поджала губы и сказала:  — Мистер Малфой даже вас умудрился обвести вокруг пальца. Вы ведь верили, что общаетесь с Драко Малфоем? Майкрофт промолчал, что следовало воспринимать как согласие.  — Однако на деле вашим деловым партнером все это время была женщина, Нарцисса Малфой, и у них с Бруком действительно были любовные отношения. Вам… — она сделала паузу, — думаю, вам повезло, что вы так и не сказали ей о том, что он мертв.  — Полагаете, она могла бы…  — Уверена, — оборвала его Гермиона. Майкрофт, после мгновения задумчивости, заметил:  — Я понимаю причину вашего гнева, Гермиона. О, едва ли он понимал! Магия заискрила на кончиках пальцев, но Гермиона удержала себя в руках.  — Вы считаете, — продолжил Майкрофт, — что мне следовало поделиться с вами интересом мистера… миссис Малфой. Однако на тот момент у меня даже не было полноценных воспоминаний, а позднее я посчитал…  — Вы посчитали, что меня это не касается. Майкрофт сцепил пальцы и заметил холодно:  — Именно. Гермиона встала и указала пальцем на начавший было остывать чайник. Он снова закипел. Она понимала, что ее самоконтроль летит к Мордреду, но она действительно была зла и — Мерлина ради! — все равно не могла вслух назвать причину этой злобы. Пусть лучше Майкрофт считает, что она злится из-за сокрытия принципиально важной информации, чем понимает, насколько она эмоциональна и несдержанна. Возможно, она сказала бы что-то еще, что-то резкое, категоричное, или не сказала бы ничего вовсе, но в этот момент Майкрофт вскрикнул и подскочил в кресле. Его пиджак задымился. Гермиона остолбенела.  — А… Агуаменти! — вода окатила Майкрофта с ног до головы, но пиджак дымился только сильнее, он стянул его, отбросил в сторону… И тут же прогремел взрыв. Осколки и ошметки ударились в выставленный машинально щит, и осыпались. Майкрофт тяжело выдохнул и с трудом, трясущейся рукой схватился за спинку кресла. Гермиона опустила щит, подошла к тому, что осталось от пиджака и пробормотала:  — Кажется, это был ваш…  — Телефон, — кивнул Майкрофт. Гермиона взглянула на него: совершенно белый, челюсти напряженно сжаты, по вискам катится пот. — Если бы он взорвался на мне, — проговорил он с трудом.  — Он не взорвался бы, — сказала Гермиона и опустила глаза на свои руки. — Боюсь, что это я… Моя магия. Мне так жаль… Я не хотела навредить вам, но я была зла, и техника… Запоздало ее тоже начало колотить от страха, к глазам подступили слезы. Майкрофт медленно опустился в кресло, и Гермиона не винила его за эту минутную слабость. Мерлин, она ведь действительно перестала себя контролировать! Из-за эпизода двухмесячной давности она разъярилась настолько, что техника начала взрываться!  — Вы уверены? — спросил Майкрофт спустя некоторое время. — Что причина в вашей магии? Гермиону все еще трясло, но стихийной магии больше не чувствовалось.  — Да, — кивнула она. — Я думала, что сбросила достаточно, нагревая чайник, но, кажется, он и так был горячим, и… Чинить пол в комнате, устранять подпалины и зазубрины пришлось уже с волшебной палочкой. То, что осталось от пиджака и телефона, сложили в наколдованный пакет — Майкрофт все-таки собирался уточнить причину взрыва. Чай пришлось наливать заново, но, в конечном счете, выпить его так и не удалось. Зато этой ночью Майкрофт не отстранился и не отодвинулся на край расширенной магией кровати, когда Гермиона положила голову ему на плечо. Она засыпала, чувствуя, что от склизкого в груди не осталось и следа, как будто оно вырвалось вместе со взрывом и в нем же и перегорело. Примечание: (1) Румпельштильцхен — так звали персонажа немецкой сказки, эльфа, того самого, который помог девушке сплести золотую пряжу из соломы, а в награду потребовал ребенка. Девушка умоляла его оставить ей ребенка — и эльф согласился, если она угадает его имя. Она, конечно, ни за что не угадала бы — если бы не случайность. (2) «Любовник леди Чаттерли» — роман Дэвида Лоуренса, написанный в 1928 году и спровоцировавший громадный скандал в пуританском британском обществе. Роман был под запретом аж тридцать лет! Кстати, то, что история осознания женщиной собственной сексуальности кажется Гермионе невыносимо скучной… Показательно, что ли.