Сферы влияния

«Визенгамот» был рестораном из тех, куда не попадёшь просто так — людей с улицы в нём не бывало, столики бронировались заранее совиной почтой, а неопрятно одетому визитёру могли отказать на входе. Никаких домовых эльфов, официантами служили исключительно волшебники, зарплатам которых (Гермиона точно знала) могли бы позавидовать многие министерские работники. Разумеется, её пустили сразу — несмотря на скандалы и арест, она всё-таки оставалась «Той самой Гермионой Грейнджер». Портье в белоснежных перчатках и чёрной строгой мантии распахнул перед ней дверь и пригласил внутрь, метрдотель во фраке проводил к нужному столику. Малфой уже ждал её — сидел у окна, закинув ногу на ногу, и листал меню. В этом антураже, среди барочной лепнины, мраморных столешниц и белых цветов в фарфоровых вазах он смотрелся куда эффектней, чем в кафе Фортескью, но вызвал у Гермионы еще большее отторжение. Увидев её, он подскочил и, опередив официанта, отодвинул ей стул.  — Добрый вечер, мисс Грейнджер, — сказал он, улыбаясь бледными губами. Гермиона села и жестом отослала официанта — её подташнивало, есть не хотелось. Едва увидев Малфоя, она начала жалеть, что согласилась на встречу. Возможно, правильнее было бы сначала посоветоваться с кем-нибудь, с кем угодно — может, даже с самим Майкрофтом. Но отступать было поздно — она уже пришла. Официант исчез, Малфой сел напротив, и Гермиона велела:  — Рассказывайте, мистер Малфой.  — Разговор предстоит достаточно долгий, — проговорил он. — И я позволил себе заказать вино и закуску. Гермиона как-то отстранённо, краем сознания отметила, что нервничает — слегка подрагивали пальцы. Она чувствовала себя так, словно вернулась в прошлое, в бытность свою работником ДМП, в то время, когда она только начинала узнавать грязный мир волшебной и маггловской политики. Тогда ей часто приходилось беседовать с неприятными людьми, вытягивать из них правду, рассматривать её под микроскопом. Впрочем, Малфой был не спокойней — хотя воспитание и заставляло его ровно держать спину и не суетиться, глаза у него бегали, а дыхание казалось сбитым.  — Мистер Малфой, — сказала она твёрдо, так, словно Майкрофт Холмс мог её услышать и оценить каждую интонацию, каждую модуляцию голоса, — я не связана никакими служебными или этическими запретами, поэтому ничто не мешает мне поковыряться у вас в мозгах и достать ответ на нужный мне вопрос. Уверяю вас, я это сделаю, если вы будете морочить мне голову. Конечно, это была ложь — даже не работая с клиентами, она оставалась мастером менталистики, а значит, помнила все положения этического кодекса и не собиралась от него отступать, но Малфою об этом знать было не обязательно. Трусливый хорёк должен был осознавать, что она не станет играть в дурацкие игры. Он бросил неуверенный взгляд в сторону, потом чуть расправил плечи, улыбнулся и спросил лёгким тоном, отбрасывая официальные обращения:  — Ты знала, что Майкрофт Холмс весьма интересовался выборами Министра Магии? Гермиона сжала одну руку в кулак, но больше ничем себя не выдала и уточнила:  — Откуда у тебя информация?  — Значит, не знала, — Малфой умолк, потому что официант подошёл и разлил по бокалам вино, а потом продолжил: — В отличие от твоего приятеля Лонгботтома. Удивительно, все семь лет учёбы я подозревал, что у него вообще нет мозгов. Короткие ногти впились в ладонь. Что затеял Малфой, а главное, зачем? Мысли носились в голове Гермионы с бешеной скоростью, сотни вопросов, десятки предположений, но она не позволила себе выдать любопытства. Взяла бокал, понюхала — вино пахло приятно, яркий букет раскрывался необычным сочетанием сладкой патоки и горящих поленьев. Хорёк умел выбирать лучшее, вне всяких сомнений — и ресторан, и вино, и даже одеколон: он был Гермионе знаком — точно таким же пользовался Холмс. Она поставила бокал, не сделав глотка — вдруг вспомнила, как Малфой однажды подлил ей «Амортенцию», и её замутило. Тогда она угадала приворот благодаря запаху мятной зубной пасты — пунш никак не мог ею пахнуть. Снова взяла бокал и принюхалась тщательно, уже не наслаждаясь ароматом, а анализируя его: по-прежнему что-то сладкое, немного древесное, мягкое. Никаких оттенков мяты, равно как ни малейшего намёка на запах библиотеки — пыльных книг и свитков. Конечно, в мире существовало множество других приворотов помимо «Амортенции». Они не обладали характерным индивидуальным ароматом, но зато подпадали под уголовную статью и могли обеспечить незадачливому поклоннику, прибегнувшему к ним, до трёх лет сомнительного отдыха в Азкабане. «Амортенция» запрещена не была, хотя в своё время Гермиона раздумывала о том, как подвести её под статью. Не успела.  — Думаешь, я стал бы подливать тебе приворотное или, того хуже, яд? — спросил Малфой негромко.  — С тебя сталось бы.  — На глазах у полного ресторана уважаемых людей? Гермиона оглянулась — действительно, людей было много, причём все — из лучшего общества магической Британии. Кроме того, у Малфоя было к ней дело, видимо, куда более важное, чем старые сомнительные привязанности. Вместо того, чтобы выпить, она спросила:  — Откуда ты вообще узнал о Майкрофте Холмсе? Малфой издал странный звук, похожий на сдерживаемое хихиканье:  — Лучше спроси, откуда Майкрофт Холмс узнал обо мне, — потом стал серьёзным и наклонился вперед: — Слушай, Холмс ведёт со мной несколько дел в маггловском мире, на нём завязана часть моего капитала, которую я не хочу потерять, поэтому мне очень невыгодно, чтобы Лонгботтом с дружками его нашли.  — С чего ты…  — Взял, что они вообще его ищут? Извини, но источник информации — моё дело. Важно, что он достоверный. Гермиона облизнула губы. У неё не было никакого повода доверять Малфою, но у него, с другой стороны, не было повода ей намеренно врать. Не расскажи он ей, она вовсе не узнала бы о его знакомстве с Майкрофтом. «Здесь принимают только галеоны. — Это не проблема», — всплыл у неё в голове недавний диалог. Галеоны, волшебные книги — интересно, насколько тесно Майкрофт сотрудничал с Малфоем? И какие рычаги давления на него имел? Но магглы не могут вмешиваться в дела волшебного сообщества, не рискуя ежеминутно жизнью и сознанием. Если Майкрофт, точно осведомлённый о возможностях магии, всё-таки общался с Малфоем, значит, у него были на то серьёзные причины. Часть капитала едва ли могла бы его заинтересовать, зато влияние на члена Визенгамота, а теперь, косвенно, и на Министра Магии — да, ради этого Холмс-старший, пожалуй, рискнул бы. Мордред! Она предпочла бы вернуться в Отдел тайн, к своему исследованию. У нее остались еще две семьи, потерявших ребенка-обскура. Она не хотела, отчаянно не хотела снова влезать в политику. Малфой не торопил её, спокойно потягивал вино, изредка любуясь игрой света в бокале, и размышлял о чём-то своём. На стол поставили тарелку с разнообразными сырами и вазу с фруктами, но Гермиона не прикоснулась ни к чему. Если предположить, что Малфой не врёт, то ситуация может оказаться весьма неприятной. Невилл способен натворить дел, особенно во имя справедливости, а Майкрофт… Она уже решила, что разберётся в этой странной истории. И хватит рефлексии.  — Рассказывайте, мистер Малфой — только без тумана, — сказала она, снова взяв бокал за тонкую ножку, — что именно угрожает Майкрофту Холмсу и что вам от меня нужно.  — Разумеется, мисс Грейнджер, — подхватив её тон, согласился Малфой. — Иначе я бы не просил вас о встрече. Он выдохнул, отпил вина, Гермиона откинулась на спинку стула, про себя отметив, что одеколон Холмса Малфою всё-таки не идёт — слишком сильный и резкий запах. У Майкрофта он едва различим, почти не осознается, а здесь, несмотря на хорошую систему очищающих воздух заклинаний, буквально душит. Хорёк на себя вылил половину флакона? Пока она размышляла, Малфой собирался с мыслями, тёр переносицу и пытался, похоже, решить, с чего начать. Гермиона отпила вина и покачала головой. Огневиски, конечно, был бы лучше, пусть и не таким изящным, но вино Малфой выбрал отменное. Напиток чуть обжёг язык, но очень мягко обволок горло, раскрываясь в богатом послевкусии.  — Как вино? — спросил Малфой.  — Неплохо, — оценила она и улыбнулась.  — Прежде чем перейти к делам, — проговорил Малфой, — разрешите поднять бокал за доброе сотрудничество. В сущности, это был неплохой тост, особенно в свете того, что они, кажется, ненадолго станут союзниками, поэтому она отсалютовала Малфою бокалом и сделала ещё глоток и прикрыла глаза. Странно, что такая ничтожная доза алкоголя привела её в такое замечательное расположение духа, однако результат был налицо. Она чувствовала, как тугой узел проблем, переживаний и сомнений в груди развязывается сам собой, и, пожалуй, человек, сидящий за столом напротив, был не последней тому причиной. Она чуть наклонила голову на бок, изучая его как будто впервые: Драко Малфой не был красив, но только кто-то начисто лишённый вкуса назвал бы его непривлекательным. У него была особая харизма, которой обладали немногие знакомые Гермионы.  — Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал он ей, и Гермиона почувствовала, как теплеют её щеки. Комплимент оказался удивительно приятным.  — Благодарю, — ответила она.  — Разреши мне сказать еще один тост. За Гермиону Грейнджер, — внутри что-то затрепетало, и Гермиона выпила за саму себя. Малфой протянул ей руку, и она с удовольствием вложила свою ладонь в его — тёплую, мягкую, изящную. Малфой поцеловал её пальцы и отпустил, а Гермиона подумала, что готова была бы весь вечер просидеть, держась за руки. Голова стала лёгкой, от гнетущих мыслей не осталось и следа. На грани сознания мельтешил какой-то вопрос, который она планировала обсудить с Малфоем, но он не имел особого смысла — это была шелуха, скрывавшая главное. То, что они рядом. Вместе.  — Мы хотели обсудить Майкрофта Холмса, — напомнил ей Малфой, и она рассмеялась:  — К Мордреду Холмса. Не хочу о нём ничего слышать. В самом деле, какое ей было дело до Майкрофта Холмса и прочих политических дрязгов? Она никогда не хотела участвовать в политике, не хотела быть к ней причастной — и сейчас, в вечер, который она проводит с самым приятным из знакомых ей мужчин, она точно не собиралась забивать себе этим голову.  — Как скажешь, — подхватил её смех Драко, — я тоже не слишком-то хочу о нём говорить. Тем более, что есть темы интересней. Как-то незаметно он немного придвинулся к ней, и теперь сидел не напротив, а рядом, и под столом их колени соприкасались. Вино, сыр, кажется, устрицы — Гермиона едва ли могла бы назвать точно, что она ела и пила, потому что с каждым мгновением все больший смысл приобретал находившийся рядом Драко. До сих пор она спала, а теперь очнулась: мир, серый и тусклый, расцветился яркими красками. Всё вокруг было воистину прекрасным: и ресторан, и стол, и искусно расписанные плафоны, — но центром вселенной был Драко. Это из-за него сердце Гермионы стучало чаще, благодаря ему ей хотелось смеяться от счастья.  — Я никогда не надеялся, что ты будешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас, — прошептал он ей на ухо, обжигая дыханием тонкую кожу. — Ты ведь всегда меня презирала. Презрение было забыто: оно осталось где-то там, в далёком прошлом, а в настоящем ему не было места — в Драко не было ни единой черты, заслуживающей порицания. Она попыталась вспомнить, из-за чего они враждовали, но на ум приходила только ничего не стоящая ерунда, детские ссоры, обиды, о которых было стыдно вспоминать.  — Это было глупо, — тоже шёпотом ответила она, — мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как сейчас. Мерлин, она говорила правду. Никогда за всю свою жизнь она не испытывала ничего подобного. Даже когда… Внутренний ментальный удар был сокрушительным, голова взорвалась болью такой силы, что Гермиона вскрикнула и едва не лишилась сознания. Окклюментный щит осыпался крошевом мыслеобразов, и её захлестнул поток воспоминаний, имя которым было «Рон». Там, в воспоминаниях, он целовал её, обнимал, прижимался головой к её плечу, а здесь, в реальности, Драко Малфой придерживал её за спину и что-то говорил как будто обеспокоенным тоном.  — Глоток вина, и тебе станет лучше, — с трудом сумела она расслышать. В воспоминаниях Рон был живым, настоящим, близким, а Малфой — далёким и омерзительным, но постепенно она выплывала в реальность. Край бокала коснулся её губ, она машинально глотнула, и ей стало легче. Шум в ушах пропал, в сознании прояснилось, она выдохнула и пробормотала:  — Извини, не знаю, что произошло. Драко выглядел обеспокоенным и предложил:  — Давай пройдёмся, тебе лучше подышать свежим воздухом. Он рассчитался, и они вышли на улицу. Прохладный осенний воздух и правда подействовал, и к Гермионе вернулось прекрасное расположение духа. Она улыбнулась Драко и взяла его за руку, наслаждаясь прикосновением и близостью. Он покачал головой и спросил:  — Не окажешь мне честь быть гостьей в моем доме? Как ни странно, Гермионе, хотя она и всем своим существом стремилась быть ближе к Драко, эта идея не понравилась: в ней было что-то ошибочное, ложное, даже порочное. Она нахмурилась, пытаясь разобраться, в чём дело — почему она не желает отправиться в дом к мужчине, которому целиком и полностью принадлежит её сердце? Потому что Майкрофт Холмс этого не одобрил бы. Она расхохоталась, понимая, что хохот слегка истерический, но не находя в себе сил сдержаться. «Грейнджер, что за бред?», — одёрнула она себя. Майкрофт Холмс не имел никакого влияния на ее решения и поступки ни в прошлом, ни, тем более, в настоящем. Она обернулась и встретилась взглядом с чёрным глазом камеры, направленном прямо на неё. Она почти не сомневалась в том, что защитные чары ресторана всё ещё действуют, но нервно сглотнула — камера смотрела слишком пристально. Рука Драко легла Гермионе на талию, его губы коснулись её щеки, и этот почти невинный поцелуй оказался решающим. Она выдохнула и первой нашла губами губы, он обхватил ее за плечи и ответил на поцелуй. Мир вокруг плыл и качался, в ушах звучала волшебная музыка. Гермиона крепко зажмурилась, чтобы не упустить ни одной ноты этой симфонии. Она ни с кем не целовалась уже слишком давно, ощущения были забытыми, поэтому ещё более яркими. Губы Драко — влажные, горячие, — были сладкими на вкус, и каждое их прикосновение усиливало и без того едва выносимое желание. Гермиона зарылась пальцами в его волосы, тут же запуталась в длинных прядях, стянутых шёлковой лентой, прижалась к нему всем телом — и оказалась втянута в воронку аппарации. Мир потемнел, лёгкие сдавило, а когда перемещение закончилось, они оба оказались в хорошо знакомом Гермионе месте — гостиной Малфой-менора.