Сферы влияния

      Пытаться раздобыть порт-ключ через каналы в Министерстве было бы также глупо, как положить голову в пасть дракону: департамент магического транспорта не зря ел свой хлеб и хорошо отслеживал все незаконные перемещения по стране и особенно — за её пределы.       Не лучше были и научные сообщества — большая часть коллег Гермионы так или иначе были связаны с Международной конфедерацией магов, которая, в промежутках между поиском философского камня и постижением смысла жизни, зорко следила за тем, чтобы игравшие в своих странах-песочницах волшебники не слишком-то заигрывались.       Откровенно говоря, выполнить просьбы Габи было бы нереально, если бы не одно «но» — Малфои. Какими средствами и какими силами эта семейка с истинно змеиной ловкостью выкручивалась из всех проблем и пробивалась в любые щели, даже думать не хотелось. Поэтому, не загружая голову лишними размышлениями, Гермиона просто объявила младшему Малфою стоимость лечения Нарциссы: один порт-ключ со свободным временем активации, не отслеживаемый никакими ведомствами.       Малфой, к его чести стоит сказать, просто кивнул и деловитым тоном уточнил:         — Какая нужна точка выхода?       Гермиона задумалась. Габи ничего не говорила про страну назначения — словно ей было не важно, куда бежать. Но едва ли она захотела бы снова оказаться в Штатах. Канада — немногим лучше. Европу даже рассматривать не имело смысла. Австралия лично у Гермионы вызывала плохие ассоциации. Поэтому она ответила:         — Китай, где-нибудь недалеко от центра Пекина.       Малфой сообщил, что всё устроит, а Гермиона вошла к Нарциссе.       После приёма назначенных зелий она стала спокойней и как будто веселей, в глазах не было прежней живости, но и тусклыми они больше не были. Она сидела на низком диванчике, сложив руки на коленях, ровно выпрямив спину, и улыбалась чему-то своему, словно прислушивалась. Гермиона поздоровалась, Нарцисса улыбнулась шире и предложила присаживаться. Налила чай, не пролив ни капли, ни разу не перепутав сахарницу и молочник. Гермиона внимательно следила за её моторикой, машинально считывая основные показатели. Пальцы не дрожали, руки действовали очень уверенно. Показатели полностью пришли в норму — та слабость, которая была раньше, ушла.       Само собой запустилось заклинание для определения давления — и в тот момент, когда вполне подходящие для женщины старше сорока лет показатели возникли перед глазами Гермионы, её вдруг посетила неприятная мысль. А откуда была эта слабость? Нарцисса была явно не в себе — не только на ментальном уровне, но и физически. И хотя температура и давление были в норме, назвать её здоровой две недели назад вряд ли кто-нибудь смог бы.         — Спасибо, Нарцисса, — произнесла Гермиона, забирая из её рук чашку чая, и осторожно применила сонные чары. Женщина тихо выдохнула и обмякла, откинувшись на спинку дивана. Гермиона отставила чашку, подошла к Нарциссе и остановилась в задумчивости. С одной стороны, алгоритм лечения был прост и понятен, ещё несколько сеансов работы с триггерами — и воспоминания начнут возвращаться, мозг сумеет обнаружить пустоты и начнет заполнять их, задействуя внутренние ресурсы. С другой, в этом заболевании было что-то, что ускользало от внимания Гермионы. Что-то важное.       По своему опыту и по опыту многих коллег и преподавателей Гермиона знала: от интуиции отмахиваться нельзя, особенно в том, что касается здоровья и жизни людей. Поэтому, коснувшись палочкой виска Нарциссы, Гермиона произнесла более сложное диагностирующее заклинание, которое показывало более детальное состояние организма. Конечно, это стоило бы сделать до укрепляющий зелий — но и сейчас имело смысл посмотреть на остаточные явления.       Впрочем, всё было чисто — никаких отклонений и изменений, разве что… Гермиона тихо щёлкнула пальцами, и поднимавшиеся перед её внутренним взором цифры замерли. Разве что не слишком хороший гормональный фон. Явно повышенное содержание андрогена*, а вместе с тем — нехватка прогестерона**. Гермиона в задумчивости коснулась пальцем губ. Формально эти показатели её не интересовали — они не имели никакого отношения к работе мозга. Но в этом сочетании было что-то знакомое и напрягающее. Она простояла в задумчивости почти десять минут — но так ничего полезного и не обнаружила в своей копилке знаний, поэтому наклонилась к Нарциссе и проникла в её сознание. В прошлый раз триггер «ребёнок» не дал почти никакой информации, поэтому Гермиона ухватилась за образ, который часто мелькал в сознании Нарциссы: тлеющий камин. Он именно не горел, а тлел, ему не хватало жара — и он постоянно появлялся в сценах её жизни. Не формируя его в слова, так и оставив образом, Гермиона активировала его.       Нарцисса сидела в свободном светлом платье на диване возле тлеющего камина. Одной рукой она придерживала округлый тяжёлый живот — она была на последних месяцах беременности. Она чего-то ждала — того, что придёт из камина. В гостиной тикали старые часы, камин всё остывал, но она не звала домового эльфа, чтобы он подложил свежее полено, которое наполнило бы комнату свежим смолистым запахом и вернуло словно бы ускользающий сквозь пальцы уют. Из своего положения Нарцисса не видела окна, но Гермиона предположила, что за ним темно. Камин вдруг ожил, вспыхнул ярким зелёным пламенем. Нарцисса подскочила — и тут же отпрянула. В её глазах потемнело, как будто в её гостиную ступил не человек, а само воплощение зла и ужаса. У него не было лица, только серебряная маска, не было тела — только чёрный плащ. Его руки были руками Смерти, а улыбка — ухмылкой Бездны. Нарцисса закричала — и воспоминание оборвалось.       Гермиона выскользнула в реальный мир, посылая женщине спокойные, безобидные видения, и с трудом уняла дыхание. Страх Нарциссы был очень велик. Настолько, что, возможно, в нём могла крыться причина произошедшего. То, что напугало её тогда, вернулось за ней сейчас — и сломило её волю.       Успокоив свою пациентку, Гермиона вышла из гостиной и спросила праздно шатающегося по коридору Малфоя:         — Какие потрясения она переживала в последнее время? Любые эмоциональные всплески — что угодно.       На лице Малфоя отобразилась работа мысли, к тому же, весьма напряженная. Наконец, он произнёс:         — Она вела спокойную жизнь. Волнения, конечно, бывали, — он чуть дернул плечом, — но несущественные. Правда…       Гермиона вопросительно приподняла одну бровь, и Малфой решил все-таки закончить:         — Я думал, что у неё кто-то есть, если ты… если вы понимаете, что я имею в виду.       Гермиона прищёлкнула языком.       Любовная связь вполне могла быть тем шокирующим фактором, который повредил разум Нарциссы. Особенно если эта связь оборвалась. Но в этом случае скорее можно было бы ожидать депрессии и потери воли к жизни, а не амнезии и дезориентации.         — Это может быть как-то связано? — уточнил Малфой.         — Всё может быть связано с её состоянием. Психика — механизм очень хрупкий, — отозвалась Гермиона. — Постарайтесь узнать, мистер Малфой, действительно ли у неё были отношения с мужчиной и, по возможности, отыщите этого мужчину. Нам необходимо найти отправную точку — то событие, после которого она решила забыть свою жизнь.         — Решила? — ухватился за слово Малфой как-то потерянно.       Гермиона неосознанно сложила руки шпилем, подражая Холмсам, и ответила:         — Такие состояния, если они не вызваны травмой, чаще всего — именно последствия решений. Когда человек не хочет помнить — он забывает. Физически миссис Малфой здорова — поэтому мы должны понять, что её потрясло в эмоциональной сфере.       Возможно, Гермиона добавила бы что-то ещё — но в этот момент кожу обожгла разогревшаяся цепочка. Гермиона коснулась её поверх мантии — и, коротко простившись, аппарировала к себе домой, где прочитала появившуюся надпись: «После семи в моём кабинете. МХ».       Времени на то, чтобы приводить себя в порядок, не было — поэтому она просто трансфигурировала мантию в маггловский костюм, наспех записала в журнал информацию о сегодняшней работе с Нарциссой, провела по волосам щёткой и переместилась в кабинет Холмса.       Про воздух нельзя сказать, что он твёрдый. И даже «густой» — плохое определение. Но именно оно пришло Гермионе на ум, едва она, чуть качнувшись на квадратных устойчивых каблуках, оказалась посреди кабинета.       Воздух в нём можно было резать ножом, и не только из-за не выветрившегося запаха сигаретного дыма (здесь курили — много, долго), сколько из-за физически ощущаемого напряжения.       Майкрофт Холмс не сидел за столом — он стоял возле него и, в светлом костюме-тройке с распахнутым пиджаком, внешне являл собой образец спокойствия и благополучия, только глаза метали молнии — не было никакой тёплой маскировки. Он постукивал кончиками пальцев по полированной крышке, но звука не было слышно — несмотря на раздражение, он делал очень мягкие удары подушечками пальцев. По спине Гермионы прошёл холодок — как будто она была школьницей, что-то натворившей и ожидавшей наказания.       Из всех возможных психологических состояний это было самым её нелюбимым, поэтому, покрепче возведя окклюментные щиты, Гермиона коротко поздоровалась и деловито спросила:       — Что вы хотели мне сказать, Майкрофт? У меня достаточно много дел.       Майкрофт еще несколько раз стукнул по столу, после чего сложил руки на груди и заметил нейтрально:         — Очевидно, действительно много. Ваша работа наверняка отнимает и силы, и время, Гермиона, — он изобразил на лице подобие улыбки, едва показав отбеленные зубы, с чуть повёрнутыми вокруг своей оси и оттого выделяющимися клыками, — а ведь вы ещё и наукой занимаетесь, как я знаю. И это если не считать ваших дел со мной и Министерством, — он так выделил это слово, что сразу стало ясно, что речь идёт о Министерстве Магии.         — К чему это перечисление, Майкрофт? — спросила Гермиона ровно, чувствуя, что напряжение становится, если это вообще возможно, ещё сильнее.         — Я удивлён, и только, — он развёл руками, — что такая занятая женщина как вы находит время и силы на беседы с фигурантками по делам государственной важности, — и вдруг улыбка, вернее, заменяющий её оскал, пропала, Майкрофт подался вперёд и отчеканил, почти по слову, почти шепотом: — Что вы делали в доме сорок четыре по Белгрейв-роуд?       Гермиона не позволила этому вопросу и тону, каким он был задан, ошеломить себя и сбить с толку. Она была ошеломлена — бесспорно, — но не показала этого. Дыхание не участилось, пульс не стал быстрее, даже губы не побледнели — она это чувствовала.         — Вероятно, у меня там были дела, Майкрофт, — ответила она спокойно. — В любом случае, я не думаю, что наши деловые отношения позволяют вам допрашивать меня.       Кажется, это было ошибкой.       До сих пор Гермиона думала, что не зря опасается этого холодного и неприятного человека. Но в этот момент она впервые, пожалуй, сумела увидеть, чего именно нужно бояться. Не было крика, не было ни одного движения, ни одного резкого слова. Только огромное эмоциональное давление извне — на сознание, на щиты, на что-то ещё глубже, сокровеннее.         — Неразумно, — произнёс он медленно, пробуя каждый слог, — Гермиона, влезать в те сферы, в которых у вас нет ни влияния, ни возможностей действовать.       Отвечать было трудно — как будто она выдерживала легиллиментную атаку мастера, не имея при этом возможности ударить в ответ. Щиты держались — но дрожали, вибрировали, заставляли зубы постукивать от напряжения.         — Неразумно, — выдавила она из себя, — Майкрофт, запугивать волшебницу.         — Даже ваши способности не безграничны, — оборвал он. — Если я ещё раз замечу ваш интерес к Ирэн Адлер, я гарантирую вам…       Что именно — Гермиона так и не узнала. Еще одно грубое сторонее нажатие — и выпестованный в Академии контроль слетел, она хрипло выдохнула и одним почти неощутимым усилием отмела эту слепую, инстинктивную, неосознанную атаку. От ментального удара Майкрофт пошатнулся, схватился за край стола, с лица исчезли все краски. Еще выдох — и без заклятия, почти без концентрации Гермиона ворвалась в его сознание.       Она контролировала себя, но лишь отчасти. Она знала границы, за которые нельзя переступать, но не могла остановиться и не причинить боли в ответ на испытанный страх. Недавние воспоминания всколыхнулись, мелькнули павлиньим хвостом — и ушли назад как ненужные, а вперед, отвечая призыву, выплыли старые — там, где была боль.       Это был триггер, и он подгружал образ за образом. «А что такое боль?», — спрашивает маленькая девочка с двумя смешными хвостиками, и следом приходит ответ — в виде маленького черноволосого кудрявого мальчика, который не по-детски кривит губы и заявляет: «Я тебя ненавижу!». Новая картинка — новый всплеск. Здесь боль физическая, она приходит отовсюду, но главное — сверху. Там, наверху, много боли и много тех, кто её причиняет, а он, Майкрофт, слишком неуклюж, чтобы от них закрыться.       Картинки сменялись калейдоскопом. Мельтешили разноцветными точками лица: та же девочка с хвостиками, Шерлок — старше или младше, злой, больной или под дозой. Мужчина и женщина, словно единое целое — разочарованные родители.       Гермиона прервала контакт мгновенно, будто ей дали пощёчину.       Дышать было нечем.       Майкрофт едва стоял на ногах, по его лицу градом катил пот, который он не имел сил стереть. Просто вдох и выдох — это всё, что нужно.       Гермиону трясло не от усталости — что ей был этот минутный сеанс легиллименции. Её трясло от ужаса и отвращения к самой себе. То, что она сделала, было недопустимо. Это было даже хуже того, как она поступила когда-то с родителями. Тогда она могла отговориться незнанием, желанием защитить близких, в конце концов, а здесь не было ничего, кроме злости и эгоцентрического желания одержать верх.       Майкрофт первым нашёл в себе силы выдавить почти спокойное:         — Занимательный опыт.       Гермиона схватила воздух и пробормотала в ответ:         — Я не должна была этого делать.       Переступая через стыд, она заставила себя поднять голову и снова встретиться со своим собеседником взглядом. Как ни странно, в льдистых глазах Майкрофта не было осуждения — разве что сдержанное любопытство, словно он видел перед собой интересную, неизученную ранее, но не слишком привлекательную форму жизни.         — Верно, — согласился он легко. — Думаю, не стоит обсуждать этот… инцидент, — он ещё не восстановил дыхание, но уже снова взял ситуацию под контроль. И интонация звучала почти нормально, почти как если бы ничего не произошло.         — Пожалуй, — эхом отозвалась Гермиона и спросила: — так что вы хотели обсудить со мной? — нужно было сделать вид, что действительно ничего не произошло.       Майкрофту понадобилось меньше секунды, чтобы перестроиться и деловым, спокойным тоном сказать:         — Извините, Гермиона, что оторвал вас от дел. Но вопрос космической программы стоит решать сейчас, пока политическая ситуация для нас удачна.         — Разумеется, — кивнула Гермиона и с необычным энтузиазмом углубилась в тему.       Но чтобы восстановить в памяти дальнейший разговор о целях, средствах и формах сотрудничества, ей понадобился омут памяти.       Примечания:       *андроген — общее название мужских половых гормонов (а точнее, их группы), помимо ряда задач они также отвечают за формирование мужских вторичных половых признаков у обоих полов.       **прогестерон — очень важный гормон, который, помимо прочего, оказывает большое влияние на менструальный цикл, беременность и развитие эмбриона.       Зачем нам эта информация — будет ясно дальше. Она сюжетная. Если рядом окажутся профессиональные медики и предложат более точные пояснения — будет им благодарность и очистка кармы