W0m3n.m4v

      Джоанна Уэллик складывает карминово-красные губы в убедительном подобии вежливой улыбки и поворачивается к камере рабочей стороной, игнорируя сторонние комментарии человека, ответственного за свет и кадр. Ее взгляд, выведенный веером черных ресниц и игривыми стрелками, бьет ответом: я знаю и без тебя. Она знает, что и как должна делать, знала задолго до того, как Тайрелл спустил на них псов войны там, на крыше в ночь вечеринки нового Большого Босса Скотта Ноулза. К ней подрывается штатный гример с пудреницей и фразой «у вас блестит нос». За один лишь намек на мнимое несовершенство Джоанна, напряженная, как пружина в состояния сжатия, готова метнуть ответную колкую шпильку, однако она − мать, образ всепрощения, главная страдалица США, оставшаяся без поддержки, средств к существованию и мужа. А такие молчат и подставляют вторую щеку. Женщины сочувствуют ей в Твиттере, это третий выпуск программы с ее участием, хештег #джоаннадержись. Кто-то узнал их постоянный адрес и теперь заваливает порог коробками с сомнительным детским барахлом, словно она и вправду мать-одиночка, не способная обеспечить своего сына всем необходимым. Это не то, к чему изначально был проложен маршрут, но, по мнению Джоанны, смотрящей далеко вперед, это всяко лучше исхода первого этапа ее борьбы с общественным мнением, лучше слепой ненависти и презрения.       Она продолжает улыбаться, пожимая на прощание теплую и немного влажную ладонь тщедушного телеведущего с блестящей лысиной и трехдневной щетиной, и вместе с тем думает, что лучше бы все эти люди, наблюдающие за ее жизнью как за новым сезоном «Отчаянных домохозяек» из привычки и слабого интереса, не пережили то, что грядет. То, что Тайрелл сделает ради них. В ответ Джоанна давится своим же ядом, вместо противоядия принимая успокоительное и бокал вина за завтраком. У нее тело ломит от того, что сына она не спускает с рук.       Иногда, прямо посреди ночи, Уэллик не гасит ночник, чтобы можно было посмотреть на собственного ребенка другими глазами, без той невероятной материнской пелены, застилающей все маслянистой пленкой слепого обожания. И в ней просыпалось это − безумный дикий голод до ломки, осознание того, что их большой генетический проект, оказавшийся частью русской рулетки, может стать ценой за возвращение Тайрелла домой. Джоанна ненавидела себя за заочную готовность, однако и отрицать, будучи честной перед самой собой, она не могла. Появись шанс, и тогда бы собственноручно скормила младенца немилосердному богу в обмен на возвращение всех их привилегий, вцепилась бы прямо в кроватке в мягкое теплое тельце, сладко пахнущее присыпкой и молочной смесью, так славно и маняще, и запустила бы в шредер грандиозной кровавой жертвой корпоративному монстру. Ради Тайрелла. Ради себя. Ради того, что они достигли, двигаясь вдвоем.       Во сне ее сын по инерции хватается за указательный палец и тянет тот к себе, вызывая странное и крайне болезненное чувство в груди, словно сердце останавливается на секунду, мир замирает вокруг, и только тогда это наваждение спадает со звоном невидимых оков.       Домик, который построила Джоанна Уэллик, рушится на ее глазах.