Долог путь до близких отношений между отцом, который не знает правду, и сыном, который её скрывает.

Смешно. Смешно до кислого выражения уродливо кривящихся губ на лице. Дарен прислушивается, выжидая, когда до него донесутся звуки шагов, это буквально пара минут, просто нужно подождать пока гнев схлынет, наука давно изученная. Идея, конечно, глупая, Максимофф всегда может заявиться сквозняком, и ни черта ты не услышишь и не успеешь среагировать… гад! Питер действительно был полярным, и это бесило до невозможности, Шарп в принципе не переносит непредсказуемых людей, они ему неприятны априори, а скороход является таковым каждой клеткой своего организма, и если он был сквозняком, то мог либо являться божественным спасением в знойные дни, либо грозил застудить лёгкие, вызвать пневмонию и свести вас в гроб, шуточно колыхая листья деревьев над вашей могилой. Ощущение сырости вызывает волну отвращения к своему никчемному положению, руки и без того ноющие, неприятно стягивает фантомная грязь, хотя может быть она и не фантомная, просто Шарп особо не может разглядеть что-то, чтобы утверждать точно, но ладони брезгливо вытирает о джинсы, вставая, лишний раз ничего не касаясь. О-о-о, нет, нет, не порочьте ему роль помешанного чистюли, просто дело привычки, знание о важности стерильности, закрепившееся на подкорке. Дарен, честно говоря, в такие моменты не знает, рад ли он вообще, что углублялся в биологию и область медицины, тяжёлый период его жизни на самом деле, глупая попытка ухватиться за «а если бы сделать так, то может — …»,"а если бы такое произошло, то — …», которая настигает, наверное, у каждого в определенной период жизни и разобрать волнующее хочется на кусочки ради собственного спокойствия, но везёт не всем, угадайте кому не повезло? Ну же, тыкните пальцем в того, у кого лишь повысилась тревожность от осознания возможных вариантов развития событий? Подсказка нужна? Навряд ли. Ударило в голову, начало волновать, а потом постепенно стало разъедать обидой и пожирать зачатками ненависти. Дарен приучен не столько к чистоте, сколько к нежному чувству её возвращения, в любом виде, правда душевную он из принципа мечтал загадить, измазать до неузнаваемости, но никак не мог переступить границу полностью, оставаясь балансировать в дурном ожидании сетки под натянутым канатом, можно ли это считать личной трагедией?       Шарп осматривает пространство, в котором находится: кирпичные стены, покрытые не особо различимыми, если не вглядываться, трещинами (но времени то у Дарена… Неизвестная бесконечность), осыпающиеся от сырости, противно мигающая лампочка блевотного светло-жёлтого света, покрытые, местами ржавые металлические прутья клеточной дверцы перед ним и мгла, расходящаяся в недра развилок коридоров. Его бросили здесь как последнюю блохастую шавку! Брайт кинула его метафорично, Питер очень даже реально в физическом плане и это — … Почему-то звоночком продолжало неприятно зудеть в голове, нервируя. Да плевать! Он сказал правду, Брайт тратит время на глупости, когда может быть занята освоением чего-то более стоящего. Питер — слепой придурок, не видящий логику, которую ему преподносят на блюдце, чуть ли в колени не кланяясь, ну прищурься хотя-бы, может разглядишь! Чем ложь ценнее? Жалость и слова, какой ты бедный, что, тебя чему-то дельному учат? Поощрение неблагодарности, да, вот он критерий для выстраивания взаимоотношений, как можно было не понять? Если он прав и это знает, то почему ему горько? Почему люди, к нему упрямо тянутся со своей мерзопакостной манерой оказания помощи и высказывания понимания, а потом легко отряхиваются от неё, словно это пыль? Бесит. Взгляд мечется по комнате. Почему никто не может пойти до конца и лезет, лезет, лезет, чтобы потом скривить лицо от его истинной натуры? Ранит. Ладони сжимаются в кулаки. Почему, ну почему он настолько безнадёжно одинок и никак с этим не примирится, покупаясь на одни и те же фокусы как сорока на блеск?! Выворачивает изнутри. Дарен шагает вперёд, ощущая накатившую волну гнева. Брайт сменила приоритеты и Шарп в них не вписывается, Питер лицемерный обманщик, создающий лёгкую атмосферу дозволенности, заставляющий за неё расплачиваться, Шарп… Просто клоун, который привык винить всех подряд, потому что себя винить уже не в силах, слабак бесхребетный. Без понимания себя, без умения вживаться, без привязанности, что опутывала бы накрепко. Он одно сплошное «без»!       Замах, и нога с силой ударяет железные прутья, приводя конструкцию в состояние колебания, сопровождающегося металлическим перезвоном, расходящимся эхом по подвалу, уходящим в глубины заворотов, скрытых мглой. Дарен отступает. Шаг, три, пять и он почти вжимается в стену, не ощущая как его начинает бить мелкая дрожь. Шарп лишь смотрит распахнутыми глазами вперёд, прикрывая уши, болезненно стягивая волосы в этих попытках, готовый почти умолять, чтобы это прекратилось. Юноша оседает на пол вновь, притягивая колени к груди в почти детской (до безумия ничтожной) попытке спрятаться, стать ещё меньше, оказаться в позиции, что сложнее для обнаружения. Колокола звонят также, красивый звук, правда у них он чище. Лампочка мигает с жужжащим треском, кажется, ещё немного и искры осыпятся прощальным звездопадом во тьму, чернильная темень выбирается из всех закоулков коридоров на пару секунд, но кажется словно проходят часы до очередной вспышки света, она подбирается, приближаясь все ближе, опутывая со всех сторон мрачной паутинной завесой. Дарен слышит повторяющийся перезвон в голове, картина перед ним почти психоделика, очертания глаз, силуэтов, ничего там нет, мозг дорисовывает, кому как не Шарпу знать, что боятся увидеть в темноте? Сердце бьётся в такт миганию, что значит также бешено и хаотично, Дарен отчаянно пытается вдохнуть, почему он не может этого сделать, словно лёгкие запаковали в целлофановую плёнку? Мыслей куча, но Шарп не может понять думает ли. Мыслю значит существую? А существует ли он сейчас? Темень близится, пачкая носки и без того чёрных кед угольной пылью. Лампочка мигает несколько раз, прежде чем сдаться и дать волю вечной ночи, которую закупоривает подвал. Проводка держится на честном слове и паре отходящих проводов. Неполадка длится меньше минуты. Но Дарен захлёбывается в давящем своей неограниченностью пространстве, от отчаяния и невроза, ударяя голову о стену, на которую опирается спиной, и, не успевая закричать, когда теряет равновесие, проваливается куда-то в неизвестность, хватаясь за воздух в поисках опоры, царапая в этих попытках кирпичные стены. Парень болезненно шипит, когда падает на спину, жмурится от потока искр в глазах. Ребра сдавливает, руки ощущают всё тот же холод гладкой каменной поверхности Дарен пытается отдышаться, переворачиваясь на бок так медленно, словно он увязает в смоле. Подняться выходит с трудом, о координации в пространстве осталось лишь тёплое воспоминание, а сейчас во мраке и с головокружением, она кажется недосягаемой мечтой, хотя, не особо это и проблема, он все равно не слишком то может шевелиться, ему не больно, он в оцепенении. Встать на колени и пытаться поймать кислород как бабочку, что можно придумать более жалкого? Много чего конечно, но это тоже входит в список. Глаза слезятся, из груди вырываются хрипы, пока Шарп старается оттянуть ворот водолазки, словно это может помочь. А сердце продолжает биться в сумасшедшем темпе (интересно, этому стоит радоваться или печалиться?), отдавая гулкие удары в виски. Дарен приоткрывает глаза, видя перед собой все тот же цементный пол, как вдруг тревога накатывает с новой силой, вместе с ощущением присутствия кого-то сзади. Обернуться, надо обернуться. Но он банально не может. Словно вместо крови по венам разливается постепенно застывающее стекло, двинешься и все, пойдёт трещина и с характерным хрустом. По полу тянется чужая тень, которая постепенно перекрывает его собственную, ощущение беспомощности растет параллельно с ощущением себя столь маленьким по сравнению с фигурой сзади. Слышатся подбирающиеся к нему шаги и металлический звон, появляются ещё несколько тёмных пятен, очерчивающих человеческие силуэты Дарен не может ничего сделать, даже пальцами пошевелить, коченея. Омерзительно, ты словно больной зверёк, который даже до норы добежать не в состоянии! Его ухватывают в четыре руки, жжение вырисовывает очертания ладоней как клейма на теле. Дарен беззвучно кричит в пространстве, надрывая связки, тратя последние запасы лёгких в пустоту, которая ничего не услышала. Он бьётся голубкой в чужих руках, сопротивляясь как можно сильнее, чудом не выворачивая себе ноги пока его тащат куда-то вглубь.       — Я не виноват!       — Это на благо.       — Я ничего не сделал!       — Ну почему же именно ты?       — Я не знаю. Всегда смирение и никогда злость, так пошло оно всё, пусть горит синем пламенем, к черту, к черту, к дьяволу! Это почти истерия, бешенство с желанием выть и биться о стены. Рывок, ещё один и Дарен мчится под звуки хлюпанья под ногами, ощущая горящие красноватые полосы от чужих ногтей теле, не боясь в темноте разбить себе голову о стену, потому что даже это вариант получше. Неприятное ощущение промокших ног и липнущей ткани остаётся на задворках сознания, пока Шарп раз за разом спотыкается и падает на лестнице, понимая, что каждая попытка встать становиться все медленнее, как будто он каменеет, дыхание затрудняется. Звук воды, которая следует за ним, заполняя пространство, топя под собой ступени, заставляет находить силы и нестись дальше, боясь, что сейчас его ухватят за пятки и потянут в глубину, на самое дно. Он колотит руками в найденную опору перед собой, наконец концентрируя внимание в темноте и понимая, что перед ним дверь, заклинившая или просто его руки с тремором не в состоянии её открыть.       — Откройся, откройся, ну давай же! Быстрее! Уровень воды поднимается чуть выше колен, пока Дарен пытается хоть что-то сделать. Гулкий стук и бешеное отчаяние пронизывает, как морозец иголочками холода. Пульсирующая боль расходится по плечу, горя в области ладоней, ещё немного и Шарп не выдержит убого заходясь рыданиями от осознания своей никчемности во всей это ситуации. Как же он смехотворен, противен, жалок! Он знает, что будет если не успеет, он этого не хочет, ему не страшно, а даже если и так, то что?! Ха-ха, ирония, что повелитель кошмаров сам оказывается трусом, которого поискать. Вода добирается до грудины. Он не хочет умирать. Не желает, чтобы по нему справляли панихиду, поскольку, твою мать, этого даже делать никто не станет. Не здесь. Не так. Не сейчас. Пожалуйста! Пожалуйста… Дверь сдаётся под очередным ударом, (стоило бы проверить не вывихнул ли он плечо), со стуком распахиваясь. Вода потоком сносит Дарена с ног, растекаясь во все стороны. Парень отплевывается в тщетных попытках втянуть воздух.

***

      Журчит вода из-под крана, Питер подставляет под напор стакан, споласкивая его от остатков апельсинового сока, все ещё совершая действия излишне резко, давя в себе бушующее недовольство и психоз. Стеклянная посуда звенит, когда ее небрежно кладут сушиться.       Максимофф переводит взгляд на часы, весьма привычное для него действие. Бывали такие случаи, когда вы проверяете сколько времени и отводя взгляд понимаете, что подумали обо всём, кроме того, чтобы запомнить время? У Питера это явление редчайшее, контролировать и рассчитывать время это в некотором роде его способность, знаете…       Прошло три минуты, с момента как он оставил Дарена и сейчас, когда наплыв эмоций шёл на спад, спидстеру становилось все неуютнее. Он протащил Шарпа за шкирку по лестнице, наговорил грубостей и бросил, да, тот сам был виноват, что вывел. Какое право он имел лезть в то, что его не касается? А какое право ты имел применять такие методы? Три минуты это много или мало? Стоит ли спускаться прямо сейчас или перестраховаться, чтобы повелитель кошмаров как и он успокоился и не вцепился ему в лицо своими коготками, как только Максимофф спустится?       — Какой же ты идиот, — рассуждал Питер в пол голоса, — ты вообще понимаешь, что сделал? Он младше, у него итак дурацкий вспыльчивый характер и то, что у тебя такой же вообще не оправдание, что ты профу скажешь? «Ой, простите, так просто, про отца сказанное с его стороны было лишним»? Хотелось как следует удариться обо что-то лбом. Ладно, спокойно. Спидстер вдыхает и выдыхает через нос, совершая плавные движения ладонями в такт дыханию, направляясь ко входу в подвал. Это же Дарен, наверняка ожидает там его в вальяжной позе с выражением лица: «Ну что, съел, придурок? Чья взяла?» Съел. И подавился заодно. В коридоре, по пути к подвальной двери Питер заметил как один мальчишка учит другого свистеть, что между прочим нечестно, у него зуба нет, конечно он свистит отлично.

***

Слышится свист рассекаемого воздуха. Он не успел. Боль от поясницы поднимается по позвоночнику, проходя словно электрическим зарядом по ребрам. Дарен зажмурившись кричит не столько от боли, сколько от осознания собственного бессилия. Соврал. Самому себе же. Он никогда от этого не убегал. Свист. Жжение. Прокусанная губа. Свист. Жжение. Полумесяцы на ладонях от ногтей.       — Дар? Дарен! Свист. Жжение. Дикая, животная ненависть. Свист. Жжение. Желание умереть поскорее, лишь бы это закончилось.       — Дар, все хорошо. С тобой все хорошо. Дарен поднимает взгляд на звук, который доноситься словно из-под воды. И кажется этот кошмар наконец-то намерен закончится.       — Дар? — чуть прикрикивает Максимофф, начиная спускаться по ступеням, чтобы оценить степень бешенства юноши. Ответом служит молчание. Может не слышит?       — Дарен! Ясно. Его игнорируют, чудесно, видимо он даже не достоин язвительного, злорадного ответа. Шаг мутант ускоряет, все-же не стоит лишний раз держать человека в этом тёмном месте с паутиной и прочей дрянью, которая свойственна для помещений без тепла и частого нахождения человека. Мало ли, вдруг Дарен заведёт дружбу с местным привидением и они будут его терроризировать? Оно ему нужно? — Нет конечно.       — Дар, давай сейчас все нормально обсудим, понимаю, что я мудак последний, недостойный шлема-кастрюли отца, но … Уй, какая плохо-функционирующая лампочка попалась, — тараторит Питер, наконец спустившись и заметив, насколько тусклым стало освещение, если до этого можно было различить что-то по сторонам, то сейчас света хватало на небольшой круговой диапазон вокруг самой лампочки. После пары попыток покрутить её со хмурым сосредоточенным лицом, всё было признано бракованной ерундой, не стоящий даже того, чтобы пробовать что-то делать.       — Дар, да, я признаю, что виноват, но давай ты не будешь дуться как маленький? — с примесью недовольства спрашивает Питер, пытаясь разглядеть фигуру юноши в чёрном. Как искать черную кошку в чёрной комнате, но все-же силуэт вырисовывался в самом углу. Помогало золотистое мерцание. Ну точно, на него сейчас нашлют кошмары и будут наслаждаться тем, как он дергается в ужасе.       — Так, давай договоримся, ты можешь мне вмазать, но никакого применения мутации, окей? Хватит уже молчать! — спидстер подходит ближе, отбрасывая все мысли и концентрируя внимание на сжавшейся фигуре. Дарен дрожит? Или это свет такой? Это рваное дыхание или ему кажется? «Дебила кусок! Ты вообще забыл о таких вещах как фобии, да? А если у него клаустрофобия? Вытаскивай, чего стоишь?!» — обращается Максимофф к самому себе.       Спидстер с силой пару раз дергает за металлический прут, но решетка, жалобно лязгнув, более поддаваться была не намерена. Внутренний голос продолжал панически вопить, Максимофф отчаянно пытался собрать все мысли в кучу. Плевать на все. Главная цель сейчас Дарена просто вытащить.       — Дарен, всё хорошо, слышишь? Дар!       Дарен не реагирует, трудно сказать слышал ли он что-то вообще, Шарп не поворачивается, смотря в сторону мерцающей янтарем радужкой, которая в темноте чуть освещает лицо, и почти не моргает, дрожа и вздрагивая всем телом с непонятной периодичностью, тяжело дыша. Твою то мать, ну что за дерьмо то?       Мир вокруг замирает, Питеру необходимо выиграть время. Он обшаривает конструкцию, отыскивая замок, но он оказывается не заклинившим, значит проблема в другом, ладони ищут причину дальше и находят. О боже, ну конечно, чудесно! Магнетизм, ты просто предатель, зараза чёртова, играющая против обладателя способности!       Максимофф покрепче ухватывает свернувшийся змейкой железный прут и уж точно не собирается выпендриваться и кому-то что-то доказывать, будто бы он способен на большее, словно второй способностью он вон как отлично владеет, сейчас всё сможет. Ладони вибрируют, после чего происходит взрыв, на который Шарп не реагирует, что все-же вызывает не дюжие беспокойство. Слышится звук падающего железа.       Спидстер пытается сообразить, что ему делать, стоит ли оказаться рядом как можно быстрее или действовать следует осторожно и медленно? Выбор падает на последний вариант. Максимофф аккуратно шагает в сторону подрагивающей в темноте фигуры, честно говоря, чуть боясь, что это все спектакль и на него сейчас набросятся, но ничего не происходит.       — Дарен? — уже ни на что не надеясь, пытается привлечь внимание спидстер, присаживаясь на корточки рядом, — Дарен! Хей, посмотри на меня. Возможно это действие способностей Шарпа, может и нет, но Питеру в любом случае кажется, что он сейчас на грани обморока от резко участившегося сердцебиения, страх затягивает словно болотная трясина, парализуя все конечности, даже мысли, в голове пустота, будто бы никаких знаний об оказании первой помощи в ней и не было. А что делать? С чем именно помогать? Это эпилепсия? Какое-то неврологическое заболевание? А вдруг он сделает хуже, а если хуже будет если ничего не сделает?       — Ради всего святого, Дарен, будь великолепным актёром, ты уже напугал меня до усрачки, прекращай и посмейся над моим лицом! Питер осторожно кладёт ладони Шарпу на щеки, поворачивая лицом к себе.       — Дар, всё хорошо. С тобой всё хорошо. Глаза — огоньки впиваются в него взглядом ужаса, под пальцами чувствуется влажность щёк. Спидстеру, кажется, физически больно от понимания, что все происходящее сейчас его вина.       — Ты меня слышишь? Не бойся, это просто отвратительный стремный подвал, мы сейчас уйдём. Не-не-не, смотри на меня, рожа мудака зде-е-есь, — Питер плавным жестом обводит свое лицо, надеясь, что действует правильно, переводя внимание на себя. — Ты ведь считать умеешь? Уж очень надеюсь, сейчас давай так, на четыре счета ты вдыхаешь, на два ты выдыхаешь. Здесь есть воздух, ты можешь это сделать. Если ещё раз спидстер посмеет сказать что-то против лекций Хэнка о медицине, вмажьте ему как следует. Максимофф берет подрагивающие руки Дарена в свои, поражаюсь, насколько те холодны. Всего пять минут, когда он мог так замёрзнуть, боже!       — Получается? Отлично, продолжай. Слушай, а ты цвета различаешь сейчас? Какого цвета на мне куртка? У Шарпа подрагивают губы, глаза мечутся по пространству вокруг, его о чем-то спросили? Кто его о чем-то спрашивает?       — Ладно, забей, вообще не важно, правда? Быть цветовым расистом в одежде низко. Дыши, помнишь? На четыре счета делаешь вдох, на два — выдох, — мягко повторяет Питер.       Дыхание и правда начинает выравниваться, уже не подходя на предсмертные хрипы, мышцы постепенно расслабляются, когда в организм начинает поступать достаточное количество кислорода. Питер старается сделать всё, чтобы в не лучших условиях создать ощущение безопасности, приобнимая Шарпа и поглаживая того по голове, пока Дарен шепчет неясную околесицу. Дарен ощущает себя защищённым, чего так давно не было, цепочка встраивается сама, да вот только совершенно неверно. Кто бы знал, что ассоциации могут так подвести? Питер не тот, к кому он обращается, но измученный призраками прошлого мозг Дарена этого не понимает. Золотистое мерцание затухает, как огонёк задутой свечи, свидетельствуя о том, что способности утихомирились и более не представляют опасности ни для окружения, ни для обладателя. Момент безвременья, когда человек не может точно утверждать сколько времени прошло. Питер бы не смог ответить, как долго он просидел на полу подвала, в ожидании, когда Дарен придёт в себя, но в какой-то момент его несильно, но грубовато отталкивают, видимо, осознанность начала возвращаться, смело было надеяться, что Дарен забыл как тут оказался. Шарп ищет опору и находит её в стене за спиной, поднимаясь на ноги и молча следуя в сторону выхода, ощущая себя выжитым по всем фронтам. Как ему сейчас плевать на Питера, на его поступок, на его раскаяние. Когда вам резко вспарывают швы, причём необработанными инструментами, не особо до мыслей почему, как и за что, единственным занимающий все ваше сознание будет лишь ощущение боли, примерно это Дарен и ощущает, поднимаясь по ступенькам и чуть пошатываясь.       — Давай я помогу? Дарен, может к Хэнку? Все точно в порядке? Едва пришедший в себя мутант вдыхает через нос, морщась от подвального запаха, прежде чем обернуться на спидстера, поднимающегося следом.       — Максимофф, от-ва-ли. Я сейчас выйду, и ты за мной не пойдёшь, потому что мне чхать хотелось на твои извинения или обвинения.       — Послушай, это все …       — Что в понятии начхать тебе неясно?! — не сдерживается Дарен, — Уйди, исчезни гребаным ветром. Я тебя понял, постараюсь не дышать в твою сторону, находясь на расстоянии десяти метров. Жаловаться мне некому и вообще я сам виноват, уходи. Теперь можешь сгинуть.       — Я могу помочь …       — Я могу отказаться. — отрезает Шарп, спеша наконец покинуть мрачное, сырое помещение.       По коридорам Дарен в своей привычной манере спешит, передвигаясь почти тенью, мечтая добраться до своей комнаты и обессиленно рухнуть на любую поверхность вновь. Парень резко тормозит и произносит не оборачиваясь и без того прекрасно зная, что за ним идут следом.       — Что ты ещё хочешь услышать?       Питер сам не знает, ему хочется хоть как-то загладить свою вину, удостовериться, что Дарен в порядке, поскольку все произошедшее вызывало немалое беспокойство за состояние юноши.       — Это нужно обсудить, я могу все объяснить, это меня никак не оправдает, но …       — Кинь мне запиской под дверь, когда-то прочту, — бросает Дарен, спеша скрыться в комнате, запирая ее на замок изнутри. Парень оглядывает свои скромные владения, ощущая себя таким же как его комната — пустым.       Щеки неприятно стягивает высыхающая солёная влага, затылок ноет, места содранной кожи саднит. Взгляд цепляется за книжную полку. Дарен подходит, руководствуясь стрельнувшей мыслью, пальцы аккуратно проводят по переливающейся золотом гравировке на переплете, прежде чем аккуратно достать из множества страниц небольшую открытку. Парень плюхается на кровать, разглядывая бежевый кусок картона с волнистыми краями, подходящий на большую почтовую марку. На ней, поверх изображенного вида на город, можно прочитать надпись «Вернись в Сорренто» — название народной итальянской песни. Это было купилено по приезде в Америку, как память об Италии… Воспоминание стоившее пятьдесят центов, но сейчас ставшее бесценным. Дарен сам пока не решил в каком значении. Шарп рассматривает детали изображения на открытке в руках и в какой-то момент собирается чуть закатать рукав, как тут же поправляет одежду заслышав шорох у двери. Приглядываясь, он замечает листок, который закинули в его комнату. Противный, настырный придурок. Записка гласит: «Мне жаль, что так вышло. Я приду через пол часа, понимаю, что видеть меня ты не хочешь, но надеюсь, что ты в порядке и что шанс объясниться мне выпадет. Мудильный мудила» У Шарпа есть меньше тридцати минут… интересно, до какого штата он успеет добраться?